Антон Чижъ - Камуфлет
Итак, в ковчежце находятся «чурка» и список содалов «Primus sanguinis». В воскресенье самый вероятный убийца найден в постели с взорванным горлом. Путем счастливых случайностей уже к вечеру розыск выходит на его убийцу – штабс-ротмистра Меншикова. Но и он гибнет на глазах чиновника сыскной полиции.
Тучи сгущаются, моя супруга и кухарка арестованы, дети в приюте, я под подозрением и даже отстранен от службы. Но мне удается выйти на очередного содала – стряпчего Выгодского. К несчастью, тот гибнет от взрывающихся сигарок. Однако не напрасно. Ванзаров получает решающую улику, указывающую на главного виновника: убийца – Николай Карлович.
Но в игру опять вступает случай. «Мемнон» видит объявление «Незнакомца» в «Новом времени» и решает использовать шанс, чтобы скорее подставить под удар Берса. И посылает его на встречу в дачный лесок. Видимо, с приказом представить липового гипнотизера, взяв всю вину на себя. Уговорить просто: Николаю Карловичу обещают помучаться в камере с месяц, а потом – свобода и процветание уже в «новой» России. Но «Мемнон» знал, что Берс может сыграть одну роль: опереточного злодея. Он просчитал: убедившись в фальшивости убийцы, я захочу проследить, куда ведет эта ниточка, и обязательно отпущу его. Остается только ждать с включенным мотором. И коллежский асессор гибнет под колесами.
У меня нет выхода: висит угроза ареста, надо спасать из заточения семью. Я предъявляю ротмистру Модлю труп убийцы. Этого достаточно. Меня немедленно представляют министру двора, которому я доказываю, что никакого заговора нет, а расчлененный труп, без сомнения, принадлежит Петру Ленскому. За что и получаю награду.
Что должно было случиться дальше? Третий и последний акт трагедии. Ванзаров своими руками подносит феникса, заводит ключик… Неизбежно гибнет цесаревич, возможно, кто-то из великих княжон, а если повезет, и государыня. Государь впадает в прострацию, это не трудно предположить, зная его характер. Ягужинский указывает виновных. Утешая Николая, полковник намекает на первого сына: его следует приблизить и сделать наследником ввиду таких исключительных длятрона обстоятельств. А потом… Я не умею сочинять фантазии. Логике дальнейшее не поддается. Союз старой и новой крови уже потребовал много крови свежей. Сколько бы пролилось после?
Не могу знать, каким бы властителем стал «Мемнон», но уверен: за одним мудрым царем, отстроившим империю, пришло бы десять бездарных, порушивших труды его. Не по силам единственной воле справиться с ленью миллионов подданных. К тому же российская вседозволенность и презрение к законам – это Сатурн, всегда пожирающий своих детей. Возомнивший наполеоном погибнет от себя самого. Хотя будет уверять, что всего лишь забыл про мельчайшую улику или обдернулся, и туз открылся дамой пик. По-иному быть не может. Высшая логика не дозволит.
Злодей, дерзнувший на права Создателя, неминуемо обращается в шестеренку высшего замысла. В этом я уверен, как инквизитор. Жаль, что гений и злодейство не только совместны, но и невозможны друг без друга.
Что же касается символа возрождения власти – серебряного феникса, то здесь все банально. В коллекции Одоленского хранился экземпляр с камешками горного хрусталя. Ювелира Кортмана он попросил изготовить такой же, но с бриллиантами. Ведь дарить цесаревичу какие-то стекляшки, даже от имени сирот, для князя было немыслимо. Вот и все.
На сим завершаю и прошу: папку, которую нашли, не открывать, а поступить с ней так же, как с неоконченным романчиком Николая Карловича. То есть сжечь не читая. Впрочем, писания его племянника вкупе с моими письмами – туда же. Если устроите аутодафе на углях дачи, доставите мне истинное удовольствие. Примите уверения в искреннем почтении.
Ваш Ванзаров,
P.S. Желаю счастливо съездить в Гамбург на 10-й съезд Международного союза криминалистов. Везите любые новинки, которые раздобудете. Нам все пригодится.
Пролетку сильно дернуло, лошади встали.
– Тута… значить… эта, мля? – поворотясь, осведомился извозчик.
Аполлон Григорьевич осмотрелся. Пейзаж выглядел бесподобно: слева дача с выбитыми стеклами, правее торчат обгорелые головешки какого-то строения, кусты вырваны, деревья повалены. Приехали куда следует.
Лебедев прихватил посылку, Никифору Пряникову велел ждать, не заплатив, и отправился на пепелище.
Свежая газета, в которой печаталась сенсация из Портсмута о заключении мира с Японией и депеша о гибели полковника Ягужинского от пули студента-революционера, была скручена в жгут, ставший факелом. Плотный картон не хотел заниматься, но пламя наконец принялось и окрепло. Криминалист подержал за уголок, чтобы огонь стал сильным, обжег пальцы и бросил полыхающую стопку бумаг. Дождавшись, когда костерок обратился в пепел, растоптал его тщательно.
С чувством выполненного долга Аполлон Григорьевич отправился собирать пожитки Софьи Петровны. Уже подойдя к разбитой веранде, услышал:
– Прошу прощения, вы к Ванзаровым?
За побитым заборчиком виднелся исхудалый юноша с выплаканными глазами.
Оказалось, почтальон приносил открытку, адресата не оказалось на месте, так он оставил соседям. Молодой человек попросил передать корреспонденцию куда следует.
На почтовой карточке был забавный снимок.
Представьте: в черной комнате стоят два зеркала под таким углом, чтобы отражаться друг в друге. Лицом к ним, но затылком к фотографической камере находится юноша. Он отражается в левом зеркале, а оно посылает свое отражение правому так, что выходит забавный фокус: герой портрета окружен четырьмя своими же фантомами. Кто из них настоящий, а кто отражение – неведомо.
Аполлон Григорьевич засмотрелся на оптическую иллюзию и не заметил, куда делся сердобольный сосед. Оглянувшись по сторонам и убедившись в полной безнаказанности, Лебедев повернул карточку и прочел на обороте:
Дорогой Ванзаров! Если, получили это послание, значит, я мертв, а вы еще нет. Скорее всего, победили вы. Хотя искренно не верю, что такое возможно. Я просчитал все до мелочей. С чем вас и поздравляю. И хоть это странно, хочу сказать вам: до встречи!
Подпись заплелась крайне неразборчиво, а почтового штампа не имелось вовсе.
Августа 17 дня, около девяти вечера, прохладно.
Доходный дом на Садовой улице
Штамп указывал на отправление из Кисловодска. Джуранский пододвинул электрическую лампу с зеленым колпаком, улегся на походную оттоманку, с которой не расставался со времен полковой жизни, стиснул зубами мундштук пустого кальяна и с приятной медлительностью вскрыл почтовый конверт.
Письмо от руки его начальника было кратким:
Дорогой Мечислав Николаевич! Уверен, вы уже во всем разобрались, потому строчу скорее для собственного успокоения и поглощения курортной скуки…
Ротмистр горестно вздохнул, рассудив, что «командир» излишне хорошего мнения о способностях бывшего кавалериста, подоткнул подушку к боку и углубился в прямые и четкие строчки с правильным наклоном:
…На убийцу в конечном счете указали мелкие детали, не укладывающиеся в логику. Во-первых, Супруга моя, крутя дачный роман с Петром Ленским, никогда толком не видела племянника Берса: то он уже уехал, то еще не приехал. Далее. В пятницу, 5 августа, Петр Ленский прощался с госпожой Ванзаровой. Но Антонина дважды настаивала, что он уехал в среду, то есть 3-го. Что из этого следует? Врет так называемая барышня Берс.
Спросите: Какой ей смысл?
Нужна логическая ловушка: Ванзаров должен думать, что Петр Ленский – кто угодно, но только не Антон Берс. Если бы она сказала, что Ленский уехал в четверг или пятницу, подозрение сразу бы пало на Антона. А так я могу ломать голову сколько угодно, но никогда не соединю фальшивого Ленского с настоящим Берсом. Логический фокус всегда имеет подвох: чем больше меня пытались убедить, что это не Антон Ильич, тем прочнее я убеждался в обратном.
Вы скажете: Но ведь Берс уехал, и это строго подтверждено!
Ответ прост: с билетом и его документом уехать мог кто угодно. В паспорте ведь фотографии нет. Наверняка эту роль исполнил соседский юноша, страстно влюбленный в нашего героя. Тот самый, которого я приказал не искать. Поэтому оставалась только одна проблема: женское платье. Но стоило вспомнить, что близнецы, даже разного пола, так похожи между собой, что могут запутать кого угодно, даже родную мать, как… Дальше все стало ясно.
Теперь «живая картина». Неудача Лебедева и невозможность сличить «чурку» с юношей на снимке наводит на простую мысль: фотография была специально снята так, чтобы невозможно было распознать. То есть вроде похож, а вроде нет. Кто мог сделать хитрую комбинацию? Только убийца. Одоленский мертв. Остается «Мемнон». Он ведь продумал даже положение своего лица: на снимке вы глядите на него как бы снизу, через подбородок. А в жизни видите совершенно иной ракурс. Даже опытный глаз с трудом распознает. В общем, намудрил лишнего, но логику не проведешь. Ведь что получается? Раз убийца явил лицо на фотографии и его признали четверо свидетелей, двое из которых искренно верили, что юношу зовут Петр Ленский, а двое других намеренно врали, вывод ясен: преступник хочет убедить, что именно он стал «чуркой». Чтобы чиновник сыскной полиции уверился: Петр Ленский мертв, Антон Берс уехал. Такой вот кульбит логики.
