Эндрю Олвик - Следы апостолов
«Вот, черт, — подумал Генрих, увидев идущего навстречу доктора, — только собирался прогуляться по городу, провести несколько часов наедине с самим собой, и тут — здрассьте, ой кого я вижу, прямо как черт из табакерки. И наверняка доктор опять что-то употребил, вон как пугает людей своими расширенными зрачками».
— Купались? — бросив взгляд на мокрые волосы Генриха, поинтересовался доктор, — и как водичка?
— Просто замечательная, — порекомендовал Генрих в надежде, что Вагнер оставит его в покое и насладится отдыхом в одиночестве.
— Давайте прогуляемся к пруду еще раз, — нетерпящим возражений тоном заявил доктор, — у меня хорошие новости, но потребуется ваша помощь. Итак, покажите мне, где тут лучше окунуться…
На берегу Вагнер скинул с себя одежду, зашел по колено в воду, немного постоял и затем, набрав в легкие воздуха, нырнул.
«Ну, ни хрена себе, — поразился Генрих татуировкам на спине доктора. — Этот Нострадамус не перестает меня удивлять, похоже, он правда существо с другой планеты». Сзади, раскрыв рты, стояли двое мальчишек лет семи, и, казалось, думали о том же, что и Генрих. Доктор вынырнул метрах в сорока от берега, проплыл вольным стилем еще столько же, затем, полежав немного на спине, вернулся к берегу правильным размашистым брассом.
— У вас есть карандаш и бумага? — поинтересовался у помощника Вагнер, выбираясь на берег, — И не стоит так на меня таращиться. Забавы молодости. Обычный рисунок. Без всякого смысла… Вег мит ойхь[11], — бросил доктор разглядывающим его детям, топтавшимся рядом уже в количестве десяти человек.
— Брысь отсюда, — по-русски продублировал Генрих детям слова шефа и протянул тому листик бумаги и карандаш. Дети убежали. Вагнер расположился на траве и, положив бумагу на мокрое колено, по памяти написал на ней фразу на польском из домовой книги.
— Переведите мне вот это, — приказал доктор.
— В два холодный великан открывает тайны, — перевел Генрих. Как всегда, он не был до конца откровенен с доктором, и допустил в переводе намеренную ошибку. «Зимный», «зимовый», да черт их поймет этих поляков, я ведь не ахти какой переводчик. Пока пусть этот неизвестный великан побудет холодным, ну а хлопнуть себя по лбу и «вспомнить» прилагательное, характеризующее пору года, никогда не поздно.
— И, что бы это могло значить? — как бы про себя сказал Вагнер. Он лег на спину, сцепил на затылке руки и подставил под лучи небесного светила солнце, выколотое у него на груди и висящий там же амулет Виллигута.
— Два, это наверно время суток, — начал Генрих.
— А великан, это башня, которая отбрасывает тень. Причем самая большая башня замка, — подытожил Вагнер. — Который час?
— Тринадцать десять, — ответил Генрих, взглянув на часы.
— Тогда нам стоит поспешить, — поднялся с травы Вагнер и принялся одеваться. Неспешным шагом мы как раз прибудем на место вовремя.
Ровно в 14–00 Генрих с доктором стояли во внутреннем дворе замка князя Радзивилла и пытались определить место, на которое падают тени от башен. Меньшая из теней падала на стену северного крыла постройки, окончание другой определить было сложно, для этого кладоискателям пришлось обойти замок снаружи и с прискорбием узреть очертания башенного флюгера в заполненном водой рву.
— Что-то не так, — произнес доктор и помассировал себе лоб, — как думаете, Генрих, что мы не учли?
— Быть может, время года, — ответил Генрих, — зимой солнце стоит ниже над горизонтом. А может это вообще не те башни? Рядом с костелом иезуитов возле дамбы, ведущей к замку, тоже есть башня, и тоже, извините за каламбур, под названием замковая.
— И вы допускаете, что тень от той башни может падать туда, куда нам нужно? — задал Вагнер намеренно глупый вопрос.
— Все вероятное возможно, — заверил Генрих.
Мысленно продлив указывающую в направлении парка падающую в ров тень, Отто задумался. Своими смутными догадками делиться с Генрихом он пока не стал.
— А где находится кабинет начальника этой лаборатории? — поинтересовался доктор.
— В замке, — ответил Генрих, — в отличие от других офицеров, начальник лаборатории держится обособлено и предпочитает руководить делами в непосредственной близости от места своих засекреченных исследований.
— Тогда, пожалуй, стоит нанести ему визит, — заключил доктор. Вернувшись во двор замка, он разузнал у курящего на лавочке врача, где находится кабинет начальника лаборатории, и уверенным шагом направился к ведущему в него подъезду. Не обратив внимания на стоящего у входа солдата, Вагнер распахнул дверь кабинета и вошел внутрь. Генрих, не упустив возможности удовлетворить свое любопытство, прошмыгнул в комнату следом за шефом.
— Кто вы, черт возьми, такие? — рявкнул начальник лаборатории, пожилой мужчина в звании штурмбанфюрера СС. Он успел задернуть шторку, прикрывающую прикрепленный к стене чертеж с изображенным на нем грузовым автомобилем. На дверце машины была нарисована красная звезда, а вместо кузова просматривалась металлоконструкция, отдаленно напоминающая выдвижную пожарную лестницу.
— Не орите, коллега, — успокоил иггурбманфюрера Вагнер, небрежно продемонстрировав ему одновременно две вещи; удостоверение офицера СС и серебряный перстень с символикой Аненербе. — От вас требуется сущий пустяк — пропуск в подземелье. И спешу вас успокоить, ваша лаборатория нас абсолютно не интересует. У нас другие задачи.
— Я, конечно, понимаю, что вы старше по званию, и ваш перстень говорит о многом, но это ничего не меняет, — немного успокоившись и пригласив гостей присесть к столу, ответил хозяин кабинета. — У нас тут творится черт знает что, гибнут люди, и я не могу гарантировать вам безопасность в замковых подземельях. Это первое. И второе — круг людей, имеющих доступ в лабораторию и прилегающие к ней туннели, строго ограничен. И при всем желании я не имею права нарушать приказ своего берлинского начальства. Но если могу быть полезен в чем-нибудь другом, то я всегда к вашим услугам.
— К сожалению, других желаний у нас не имеется, — ответил Вагнер, поднимаясь из кресла, — но к нашему разговору мы вернемся в ближайшее время. Хайль Гитлер, — произнес доктор, покидая кабинет.
— Хайль, — козырнул начальнику лаборатории Генрих.
— Ладно, пожалуй, на сегодня хватит приключений, — подытожил доктор, — за этот день мы и так заметно продвинулись в поисках. Пойдем назад, и хотя времени уже 15–30, по пути прикинем, куда может падать тень от башни возле кирхи иезуитов.
— Пойдем, — согласился Генрих.
— Рыть надо здесь, — носком ботинка поковыряв в куче старых кирпичей неподалеку от башни, заключил доктор, — завтра утром я снаряжу сюда тех же двух оболтусов, что ломали сегодня стену. По-моему у них неплохо получается. Все, я домой. Хай ль Гитлер, — небрежно салютовал Отто и, покинув Генриха, направился к своей гостинице.
Других дел на сегодня не предвиделось. «Завтрашний день покажет, в каком направлении действовать дальше», — размышлял Генрих, проходя мимо мастерской Язэпа. Его так и тянуло заглянуть туда, чтобы еще раз, хоть на секунду увидеть внучку сапожных дел мастера, но лишний раз компрометировать себя частыми визитами было опасно. «Утро вечера мудренее, завтра зайду», — решил Генрих, прислушиваясь к донесшемуся издалека взрыву.
46
Выслушав рассказ Григория, Островский совершенно не удивился. Услышанное не сильно отличалось от его собственных предположений, подтверждение которым он надеялся получить во время встречи с Бронивецким. То, что поляк имеет какое-то отношение ко всей этой истории, вполне могло быть правдой, однако, знал ли он убийцу и состоял ли с ним в каких-либо отношениях, было неизвестно. Уверенность Григория сама по себе еще не являлась неоспоримым доказательством, а вот то, что Ежи состоял с кем-то в тайной переписке, заставляло предположить, что этот неизвестный может быть очень полезным для следствия человеком. Правда оставался один деликатный момент, а именно — как получить санкцию на обыск в номере поляка и вместе с тем привлечь его к допросу?
«Как ни крути, думал Вадим, — Бронивецкий — иностранец. Это создает дополнительные сложности, которые нельзя игнорировать. Кроме того, он приезжает в нашу страну по линии церкви, что еще больше усложняет задачу. Человек он у себя, в Польше, уважаемый, не торгаш какой-то, магистр, общественный деятель, почетный член общины Кракова и автор книг, которые известны далеко за пределами Польши. Такого попробуй тронь, вони потом не оберешься. Неизвестно еще, кто там за ним стоит».
Созвонившись с остальными членами следственной группы, Островский раздал задания, а сам поехал к Бронивецкому в гостиницу, надеясь убедить того добровольно пойти на сотрудничество со следствием. Однако в номере поляка не оказалось.
