Филипп Ванденберг - Тайна предсказания
— Мастер, что вы сделали? Ни одно из ваших слов не соответствует действительности!
Карвакки злорадно рассмеялся и указал пальцем в ту сторону, откуда они только что пришли.
— Именно за этими стенами неправда нашла себе приют. Ложь, нарушение данного слова, клятвопреступление, мошенничество, раздоры и обман торжествуют здесь. Сутана еще не делает человека монахом, а паллий[76] — святым отцом. Над гробницей святого Петра расположились дьявол со своими сообщниками.
Он сплюнул в песок.
Собственно, Леберехта совсем не удивили откровенные речи мастера, он достаточно хорошо знал его взгляды. Гораздо больше поразило его то уважение, которым пользовался Карвакки в курии.
— Уважение? — повторил Карвакки и усмехнулся. — Об уважении не может быть и речи. Попы нуждаются во мне больше, чем месса в колокольном звоне. С тех пор как понтифик Юлий в 1506 году заложил первый камень этого гигантского предприятия, восемь Пап предавались обманчивой надежде завершить собор Святого Петра и создать вечный памятник своему имени, но каждому из них отведена была лишь пара лет. Пий ближе к цели, чем все его предшественники. Если говорить о его отношении к строительству, то он проявляет жадность, присущую голодной собаке. Прежде всего, ему по душе купол Микеланджело. Думаю, он продал бы душу, если бы я пообещал ему закончить купол.
— Вы знакомы с понтификом?
— Не лично. Но могу наблюдать его каждый вечер очень близко.
Леберехт недоверчиво взглянул на мастера.
Тот заметил его сомнение и, схватив за рукав, сказал:
— Пойдем.
Леберехт вначале хотел вырваться, объяснить, что ему на первый раз хватило Ватикана по горло. Но когда молодой человек заметил, что Карвакки направляется к большой площади перед собором Святого Петра, он с готовностью последовал за ним.
На площади, как всегда, было очень шумно и оживленно. От пыли, поднятой каменными колоссами, которых перевозили на блоках, слезились глаза. Над площадью разносились команды вперемешку с лаем бродячих собак, искавших еду, криками упрямых мулов и ослов и пронзительными звуками блоков, повозок и тачек, которые двигались по изрытой земле.
— Здесь! — Карвакки указал на папский дворец с правой стороны.
Во втором окне второго этажа на темном фоне выделялась лысая голова. Неподвижно, словно статуя, старец смотрел в направлении незавершенного купола.
— Его можно видеть каждый вечер. Порой он стоит там часами. Как думаешь, что у него на уме?
— Он молится.
— Папа?!
Леберехт пожал плечами.
Пока они вместе возвращались к строительному бараку, Леберехт, который все еще никак не мог переварить неожиданное происшествие в Ватикане, осведомился:
— Кто были эти трое зловещих священников?
— Не знаю, — ответил Карвакки. — До сих пор я не встречал ни одного из них, что, впрочем, неудивительно. У курии для всех и всего есть свои собственные сановники. Однако же не надо принимать это понятие слишком буквально, ведь известно, что не люди несут свой сан, а сан несет их.
— Как это понимать?
— Дело в том, что человек, домогающийся должности в курии, лишь изредка проявляет интерес к задачам, которые его ожидают, и куда больше заботится о тех выгодах, что сулит ему эта служба. К сожалению, это касается всех — от служителей до кардиналов и, как показали последние годы, даже Pontifex maximus.
Прежде чем они вошли в строительный барак, Леберехт задержал мастера и внезапно спросил:
— Кстати, кто такой Бенедетто Аккольти?
— Аккольти? Откуда ты о нем знаешь?
— Похожий на карлика монсеньор во время допроса заявил, что я заодно с этим Аккольти…
Тут лицо Карвакки прояснилось, а темные брови выгнулись полумесяцем.
— Теперь мне понятно! — воскликнул он. — По всей вероятности, они приняли тебя за подлого заговорщика из окружения Бенедетто Аккольти!
— Вам что-нибудь известно об этом таинственном человеке? Кто он?
— Был, сын мой, был. Он был таинственным человеком. Сегодня инквизиция сожгла его на костре. — Карвакки скроил гримасу и начал ловить носом воздух, как собака. — В полдень, на Кампо деи Фиори, по ту сторону Тибра, — добавил он.
Слова мастера заставили Леберехта содрогнуться. Он тихо спросил:
— Значит, инквизиция будет преследовать меня до самых дальних уголков земли?
Карвакки рассмеялся.
— Во-первых, Рим, конечно, не самый дальний уголок земли, к тому же и ты должен понять беспокойство курии. Аккольти был религиозным мечтателем и фанатиком. Он мог ходить по горящим углям и считал это доказательством того, что в нем живет Бог. Он утверждал, что Бог поручил ему вновь объединить католическую церковь с отщепенцами. Пий не годится для этой задачи. Поэтому он и жаждал его смерти. Но на него донес его ближайший доверенный, Антонио Каносса. Аккольти был схвачен и приговорен инквизицией к смерти на костре. Теперь прелаты и монсеньоры в Ватикане боятся каждого незнакомого лица. Это и понятно. Давно прошли времена, когда Пап убивали из-за угла.
Леберехт молчал. Он с трудом верил словам Карвакки. Он сомневался, что тот говорит правду. Может, мастер хочет успокоить его? Было ли его задержание простой ошибкой или над его головой вновь собираются тучи?
Во всяком случае, Микеланджело и его титаническая фреска в Сикстинской капелле утвердили молодого человека во мнении, что о звезде, неудержимо приближающейся к Земле, чтобы в обозримом будущем уничтожить все живое и тем самым опровергнуть Священное Писание и его пророчества, могут знать куда больше людей, чем он предполагал до сего дня. Но почему молчит мессер Микеланджело? Почему он занимается одной только зашифрованной сценой, смысл которой понятен лишь немногим? И прежде всего Леберехта занимал вопрос: как мастер пришел к этому своему знанию?
Чем дольше он над этим размышлял, тем глубже осознавал, что необходимо найти более надежное место для хранения книги Коперника. Тайник под крышей его дома не давал уверенности. Поначалу он хотел спрятать книгу в кладку собора Святого Петра, где, как ему казалось, никто не станет искать ее. Но, учитывая многочисленные перестройки, которые почти ежедневно требовали составления новых детальных планов, ему показалось разумным поискать иное решение. К счастью, на помощь Леберехту пришел случай.
Диомеде Леони, ученику великого мессера Микеланджело, была доверена задача, заключавшаяся в том, чтобы дважды в день совершать путь от строительного барака, мимо гротов, вокруг Сикстинской капеллы, вдоль Страдоне аи Джиардини к Ватиканскому тайному архиву и брать там необходимые в течение дня чертежи, а вечером возвращать их. Это соответствовало желанию мастера, жившему в постоянном страхе, что какой-нибудь мошенник из ремесленников или каменотесов сможет скопировать его идеи и привести их в исполнение в совершенно ином месте. К слову, объем этих идей, до мельчайших подробностей зарисованных Микеланджело, наверняка занял бы телегу, а то и больше. В связи с этим Леони каждый вечер уносил необходимые планы в Riserva[77] архива.
Должно быть, черт вызвал в памяти Леберехта ту фразу, которую однажды сказал ему в библиотеке Михельсберга бенедиктинец Лютгер: "Где надежней спрятать книгу, как не среди других книг?" Конечно, на свете не было другого такого места, где сыщики инквизиции менее всего ожидали бы найти книгу Коперника, а именно в тайном архиве Ватикана.
Леберехт долго раздумывал над тем, как, не поднимая шума, протащить книгу в Sala degli Indici, где среди Summarien, Indices и Buste[78] хранились планы мастера, и, возможно, все тот же черт внушил ему следующий план. Под предлогом, что для продолжения работ ему еще раз потребуются определенные эскизы (эскизы, которых на самом деле не было), Леберехт вместе с Леони посетил Archivio Seggeto. В то время как Диомеде Леони, знакомый с планами мастера как никто другой, искал этот эскиз, Леберехт достал из камзола книгу Коперника и незаметно положил ее в папку с надписью "Deprebendis vacaturis",[79] не забыв запомнить знаменательное название и ссылку "Hadr.VI, anno I": первый год понтифика Адриана VI, то есть год 1522-й от Рождества Христова.
Диомеде Леони болезненно отреагировал на то, что ему не удалось найти искомый чертеж мастера, и выразил опасение, что эскиз могли украсть. Чтобы развеять его подозрения, Леберехту пришлось использовать всю свою силу убеждения и даже извиниться: возможно, он ошибся. После этого Леони стал относиться к нему с некоторым недоверием. И все же с Леберехта свалился огромный груз, и теперь он мог собраться с силами для осуществления своего большого плана.
Марта, которая ничего не понимала в замыслах своего возлюбленного, свела дружбу с молодой женой Карвакки, Туллией, что было не так-то просто из-за языковых проблем у обеих и порой вело к недоразумениям. Туллия, конечно, знала о сложных отношениях пары; к тому же Карвакки рассказал ей, что Кристоф, сын Марты, живет иезуитом в Риме и что его отношения с матерью в течение многих лет были далеко не простыми.
