Дмитрий Лехович - Генерал Деникин
С генералом Дроздовским, человеком нервным и вспыльчивым, отношения у Деникина порой были натянутыми. Причина, быть может, крылась в том, что Дроздовский, не привыкший еще к способу ведения боя, выработанному в Первом походе Добровольческой армии, вначале вел методическое наступление, применяя тактику первой мировой войны. После одной, неудачно проведенной (по мнению Деникина) операции Антон Иванович сделал Дроздовскому замечание. Это обидело Дроздовского, и он послал командующему рапорт в тоне, недопустимом с точки зрения воинской дисциплины. «Невзирая на исключительную роль, - писал он генералу Деникину, - которую судьба дала мне сыграть в деле возрождения Добровольческой армии… Вы не остановились перед публичным выговором мне…»
Дисциплина требовала применения суровых мер. Но они вызвали бы окончательный разрыв с Дроздовским и уход его из армии. Деникин считал это недопустимым. «Принцип, - говорил он, - вступил в жестокую коллизию с жизнью. Я переживал остро этот эпизод, поделился своими мыслями с Романовским (начальником штаба).
– Не беспокойтесь, ваше превосходительство, вопрос уже исчерпан.
– Как?
– Я написал еще вчера Дроздовскому, что рапорт его составлен в таком резком тоне, что доложить его командующему я не мог.
– Иван Павлович, да вы понимаете, какую тяжесть вы взваливаете на свою голову?…
– Это неважно. Дроздовский писал, очевидно, в запальчивости и раздражении. Теперь, поуспокоившись, сам, наверное, рад такому исходу.
«Прогноз Ивана Павловича, - писал Деникин, - оказался правильным: вскоре после этого случая я опять был на фронте, видел… и Дроздовского. Последний был корректен, исполнителен и не говорил ни слова о своем рапорте. Но слухи об этом эпизоде проникли в армию и дали повод чернить память Романовского: скрывает правду от командующего!»
Ивану Павловичу Романовскому в этой книге будет отведено особое место, что же касается генерала Дроздовского, то Антон Иванович, всегда ставивший заслуги людей перед родиной выше личных с ними отношений, глубоко ценил его патриотизм, твердость духа, благородство и огромную роль, которую Дроздовский сыграл в истории Добровольческой армии, приведя свой отряд из Румынии и поставив его и себя в подчинение генералу Деникину.
Приказом по армии в честь погибшего созданный им 2-й офицерский полк (впоследствии дивизия) был назван именем генерала Дроздовского. Как «корниловцы» и «марковцы», так и «дроздовцы» вписали блестящие страницы в боевую историю белого движения.
В конце августа и в начале ноября генерал Деникин произнес две речи, в которых он высказал «общие основания добровольческой политики».
26 августа, при первом посещении Ставрополя, Деникин говорил:
«Добровольческая армия, совершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно мыслящие круги населения. Она не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации. Тогда она не была бы русской государственной армией. Отсюда - неудовольствие нетерпимых и политическая борьба вокруг имени армии. Но, если в рядах армии и живут определенные тенденции, она не станет никогда палачом чужой мысли и совести. Она прямо и честно говорит: будьте вы правыми, будьте вы левыми, - но любите нашу истерзанную родину и помогите нам спасти ее. Добровольческая армия чужда социальной и классовой борьбы. В той тяжелой болезненной обстановке, в которой мы живем, когда от России остались лишь лоскутья, не время решать социальные проблемы. И не могут части русской державы строить русскую жизнь каждая по-своему. Поэтому те чины Добровольческой армии, на которых судьба возложила тяжелое бремя управления, отнюдь не будут ломать основное законодательство. Их роль - создать лишь такую обстановку, в которой можно было сносно, терпимо жить и дышать до тех пор, пока всероссийские законодательные учреждения, представляющие разум и совесть народа русского, не направят жизнь по новому руслу - к свету и правде».
В другой речи декларативного характера, которую Деникин произнес 1 ноября, в день открытия Кубанской рады в Екатеринодаре, он призывал к единению, говорил о том, что интересы Кубани требуют тесного взаимодействия с Добровольческой армией, ставшей единственной преградой от нашествия большевиков с севера. Он указывал на необходимость в условиях жесткой борьбы иметь единую армию с единым командованием. Он заявлял, что его армия, «ведя борьбу за самое бытие России, не преследует никаких реакционных целей и не предрешает формы будущего образа правления, ни даже тех путей какими русский народ объявит свою волю». Он также заявлял, что «Добровольческая армия признает необходимость и теперь, и в будущем самой широкой автономии составных частей русского государстве и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта.»
Взгляды генерала Деникина на смысл его борьбы и на будущую форму правления остались неизменны. 16 января 1920 года на заседании Верховного казачьего круга Антон Иванович заявил:
«Я веду борьбу за Россию, а не за власть… Тем, кто хочет непременно читать в душах, я могу облегчить труд и совершенно искренне высказать свой взгляд на самое больное место нашего символа веры.
Счастие родины я ставлю на первый план. Я работаю над освобождением России. Форма правления - для меня вопрос второстепенный. И если когда-либо будет борьба за форму правления, я в ней участвовать не буду. Но, нисколько не насилуя совесть, я считаю одинаково возможным честно служить России при монархии и при республике, лишь бы знать уверенно, что народ русский желает той или другой власти».
Оглядываясь на прошлое, подводил итог:
«Как бы то ни было, два основных положения-непредрешение формы государственного строя и невозможность сотрудничества с немцами - фактически нами были соблюдены до конца».
Декларативные заявления Деникина отличались и неопределенностью, и расплывчатостью и, естественно, не могли увлечь народ, еще не утративший веры в заманчивые обещания большевиков.
19. Надежды и разочарования
В самые тяжелые минуты своей жизни Антон Иванович думал иногда о генерале Людендорфе, так много потрудившемся над разложением русской армии.
Про себя Деникин знал, что хватит в нем сил «не дрогнуть перед смертью». Но занимала мысль; как поступил бы Людендорф, эта гранитная глыба германской военной мощи, если бы волею судьбы ему пришлось очутиться в подобных обстоятельствах?
Ответ на этот теоретический вопрос был дан с исчерпывающей ясностью после падения Германии: опасаясь призрака революции, генерал Людендорф бежал в Швецию… А император Вильгельм (которого Деникин считал главным виновником первой мировой войны и который пальцем не шевельнул, чтобы спасти от смерти русского царя и его семью) бежал в Голландию…
Эти люди, уверенные в победоносной войне, поставили на карту в 1914 году миллионы человеческих жизней. Но когда настал час расплаты, они бежали за границу, спасая собственную жизнь от воображаемой опасности.
Грандиозная карта развала центральных держав и разгрома Германии ставила вопрос о судьбе огромной территории, которую занимали их войска на юге и на западе России.
Деникинская армия освобождала Северный Кавказ и районы восточнее Кубани. Даже при быстром и удачном исходе этой борьбы она была слишком малочисленна, слишком плохо вооружена, чтобы занять Украину, Новороссию и Крым. Требовалось время. И это время, по мнению Деникина, могли дать союзные войска.
Не вести наступление, нет, а стать гарнизонами на смену австро-германцев и сдерживать начинавшую бушевать волну анархии, скажем, как плацдарм для формирования русской армии и как база в ее дальнейших операциях.
Деникин поручил генералу Щербачеву (последнему главнокомандующему русскими войсками на Румынском фронте, жившему тогда в Румынии) войти в сношение с французским генералом Бертело. Штаб Бертело находился в Бухаресте, а сам он, только что получил назначение на пост Главнокомандующего союзными силами в Румынии, Трансильвании и на Юге России.
3 ноября 1918 года Щербачев после переговоров с Бертело доносил Деникину, что результаты совещания превзошли все его ожидания. Он писал, что генерал Бертело, имеющий поддержку Клемансо уполномочен «проектировать и осуществлять все вопросы политические и военные, касающиеся юга России и спасения его от анархии». Генерал Щербачев сообщил о достигнутом между ним и генералом Бертело соглашении:
«Для оккупации Юга России будет двинуто настолько быстро, насколько это возможно, 12 дивизий, из коих одна будет в Одессе на этих же днях.
Дивизии будут французские и греческие.
Я (генерал Щербачев) буду состоять по предложению союзников и генерала Бертело при последнем и буду участвовать в решении всех вопросов.
