К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля
– Вы привезли это распятие из вашей родной страны, брат Гай?
– Да, оно сопутствовало мне во всех моих скитаниях, – ответил он, осторожно высыпая в воду сушеные травы. – Когда настой будет готов, принимайте его понемногу. Если вы превысите дозу, вас целый день будет клонить в сон. Я очень признателен вам за то, что вы отнеслись ко мне с таким доверием, – произнес он после непродолжительного молчания.
– У меня нет оснований сомневаться в вашем врачебном искусстве, брат Гай, – заверил я и добавил: – Думаю, вчерашние мои слова вас огорчили. Я имею в виду наш разговор о тщетности заупокойных молитв.
– Что ж, я понимаю, почему вы так сказали, – произнес лекарь, склонив голову. – Согласно вашим убеждениям, Господь равнодушен к форме, в которую облекаются наши молитвы.
– Я уверен в том, что, думая о спасении души, нам следует уповать лишь на милосердие Господа. А разве вы придерживаетесь иного мнения? Прошу вас, забудьте на несколько минут, что перед вами королевский посланник. Давайте поговорим свободно и откровенно, как два истинных христианина, неравнодушных к вопросам веры.
– Вы хотите, чтобы я без обиняков открыл вам свое мнение? Я верно вас понял?
– Да, совершенно верно. Господи Всемилостивый, как воняет это снадобье.
– Ему надо немного покипеть. – Брат Гай скрестил руки на груди. – Я прекрасно понимаю, почему в Англии назрела необходимость в обновлении церковной жизни. Церковь и в самом деле переживала не лучшие дни, она все дальше отходила от своего истинного предназначения. Но думаю, положение можно было исправить менее жестокими мерами. Испания показывает нам достойный подражания пример. Сегодня тысячи испанских монахов отправились в Америку, дабы обратить в Христову веру проживающих там дикарей. Этих отважных людей не страшат ни опасности, ни лишения.
– Мне трудно представить, чтобы английские монахи взялись за выполнение подобной миссии.
– Мне тоже. Но так или иначе, Испания доказала нам, что обновление католической веры возможно.
– И в награду получила от Папы инквизицию.
– Боюсь, то, что происходит сейчас в Англии, следует называть не реформой, а уничтожением.
– Пусть даже так. Но я не вижу большой беды в том, чтобы уничтожить власть Папы и искоренить в умах ложные представления о чистилище.
– Кстати, королевские догматы веры допускают существование чистилища.
– Лишь допускают, но не утверждают. Лично я уверен в том, что чистилище – это выдумка церковников. Повторяю, после того как мы покидаем этот бренный мир, нам остается уповать лишь на милосердие Господа. Молитвы тех, кто остался на земле, не помогут спасению душ усопших.
– Но, сэр, как в таком случае человек может способствовать спасению собственной души?
– Путь лишь один – нерушимая вера.
– И благие дела?
– Для истинного христианина вера неотрывна от благих дел.
– Однако Мартин Лютер утверждает, что спасение души вообще не имеет отношения к вере. По его мнению, еще при рождении человека Господь предопределяет, будет ли его душа спасена или проклята. Подобное убеждение представляется мне несправедливым и жестоким.
– Да, именно так Лютер толкует учение святого Павла. Я полагаю подобное толкование неверным и уверен, со мной согласятся многие сторонники реформы.
– Но если позволить всем и каждому читать Библию и объяснять ее на свой лад, не приумножатся ли ложные толкования многократно? Не ввергнемся ли мы в пучину Хаоса, подобно нечестивому Вавилону?
– Господь наставит нас на истинный путь.
Брат Гай встал и повернулся ко мне. Взгляд его темных глаз был исполнен грусти или, может быть, отчаяния. Я не мог понять, что происходит у него на душе, ибо брат Гай был не из тех людей, кого можно читать как открытую книгу.
– Значит, вы хотите изменить все установления церкви?
– Да, именно этого мы добиваемся, – кивнул я. – Скажите, брат, вы действительно верите, подобно старому брату Полу, что мир катится к своему концу и день Страшного Суда уже недалек?
– Это убеждение является основополагающим для христианской церкви.
– Но разве это возможно? – вопросил я, подавшись вперед. – Неужели мир, созданный по воле Господа, будет уничтожен?
– В этом мире католическая церковь нередко оставалась единственным источником света, – заявил брат Гай, в волнении сцепив свои длинные пальцы. – Ее доктрины и обряды превращают разобщенных людей в человечество, которое следует по пути, указанному Христом. Церковь поможет каждому из нас ощутить свое единство со всеми христианами – живыми и мертвыми. Церковные догматы побуждают человека творить добрые дела, ибо Христос знал – все мы нуждаемся в побуждении. Но согласно вашим убеждениям каждый человек должен искать спасения в одиночку в одиночку молиться и толковать Библию. Значит, человечеству придется забыть о единении и милосердии.
– Я вспомнил свое безрадостное детство, жирного пьяного монаха, заявившего, что я недостоин принять духовный сан.
– В юные мои годы церковь не проявила ко мне милосердия, – с горечью бросил я. – И тогда я стал искать Бога в собственном сердце.
– И нашли?
– Да. Однажды Он снизошел ко мне.
Печальная улыбка тронула губы монаха.
– Подумайте только, до недавней поры человек, скажем, из Гранады или же из любого другого отдаленного уголка Европы мог приехать в Англию, зайти в церковь и немедленно ощутить себя дома, услышать знакомые с детства слова латинской мессы. А после того как исчезнет эта великая связь, объединяющая страны, кто обуздает притязания земных властителей, кто положит конец вражде между государствами? А что станется с людьми, подобными мне, заброшенными волею судеб в чужую страну? Иногда, когда я прихожу в Скарнси, дети бегут за мной с криками и бросают в меня всякий хлам. Возможно, когда духовный сан не будет более защищать меня, в мою голову полетят камни.
– Вы весьма низкого мнения об Англии и ее жителях, – заметил я.
– Я просто пытаюсь трезво оценить состояние со временных умов и душ. И я вижу, к чему все идет. Вы, реформаторы, выступаете против чистилища, заупокойных служб, святых мощей – то есть всего того, без чего нет и не может быть монастырей. И недалек тот день, когда все монастыри исчезнут. Я отдаю себе в этом отчет.
– Но вам хотелось бы предотвратить подобное развитие событий? – спросил я, устремив на брата Гая пристальный взгляд.
– Это не в моих силах. Решение принято, и мне не изменить его. Но я боюсь, с исчезновением церкви, связующей нас воедино, на этой земле пошатнется и вера в Господа. И, увы, неизбежно настанет пора, когда люди будут поклоняться лишь золотому тельцу. И еще, конечно, государственной власти.
– А разве преданность своему государству и королю – не долг всякого истинного христианина?
Брат Гай снял с огня настой, прошептал короткую молитву и вылил темную жидкость в стеклянную бутылочку. Затем он вновь повернулся ко мне.
– К сожалению, преданность своему государству и своей нации нередко оборачивается ненавистью ко всем прочим государствам и нациям, – с горечью произнес он.
– Вы глубоко ошибаетесь, полагая, что мы, реформаторы, стремимся к разобщению наций. Наша цель – благоденствие всех христиан.
Я верю в искренность ваших намерений, но боюсь, цели, о которой вы говорите, не суждено осуществиться. Таково мое мнение как истинного христианина, неравнодушного к вопросам веры.
Он вручил мне бутылочку вместе с мерной ложкой и добавил:
– Прошу, примите это.
Я попробовал настой и невольно сморщился, ибо вкус его оказался столь же отвратительным, как и запах. Гудение колоколов, сопровождавшее весь наш разговор, становилось все громче. Церковные часы пробили восемь.
– Пора идти, – сказал брат Гай. – Скоро начнется погребальная церемония.
Я опустил бутылочку в карман камзола и вслед за братом Гаем вышел в коридор. Глядя на его тонзуру, обрамленную густыми, черными как смоль волосами, я размышлял о том, что в одном он прав несомненно: после упразднения монастырей испанскому мавру будет нечего делать в Англии. Даже исходящий от него приятный запах кажется чужеродным на фоне распространяемого местными жителями зловония. Ему придется просить разрешения уехать за границу, дабы поступить в испанский или французский монастырь. И вполне вероятно, в подобном разрешении ему будет отказано, ведь эти страны ныне являются нашими врагами. Бесспорно, если монастырь в Скарнси прекратит свое существование, положение брата Гая будет более отчаянным, чем положение любого другого монаха.
ГЛАВА 18
Возглавляемая аббатом процессия монахов направлялась в церковь. Брат Гай, увидев их, поспешно покинул мое общество, чтобы присоединиться к своим собратьям. Немного поодаль, пытаясь догнать остальных, быстрым шагом шли двое, в которых я узнал приора Мортимуса и брата Эдвига. Они пересекали монастырский двор со стороны дома казначея. Пока я наблюдал за ними, мне почему-то вспомнилось замечание Гудхэпса о том, что они управляли всеми делами в монастыре. Однако несмотря на общность взятой ими на себя ответственности, я, сколько ни тщился, не мог обнаружить между ними никаких признаков дружеской привязанности. Напротив, все говорило о ее отсутствии. Приор шел довольно быстрой походкой, вздымая ногами глубокий снег, а низкорослый казначей, чтобы поспеть за ним, почти бежал. Ко мне подошел Марк в сопровождении старика Гудхэпса. Поглядывая на серое небо, доктор взволнованным голосом произнес:
