Роберт Харрис - Помпеи
Аттилию показалось, что все пропало. Они были зажаты между двумя огнями — пламенем факелов и пламенем Везувия. И акварий, лихорадочно переводя взгляд с одного врага на другого, заметил слабое свечение на вершине горы — в том же самом месте, где в прошлые разы образовывалась огненная волна. И в этот отчаянный момент на него снизошло озарение. Он попытался отмахнуться от него, за явной нелепостью идеи, но та не желала уходить. И внезапно Аттилию показалось, что она все это время таилась в каком-то уголке его сознания. В конце концов, он же двигался к Везувию, пока остальные бежали от него, — сперва по прибрежной дороге, соединяющей Стабии и Помпеи, а затем вверх по склону. Быть может, это и есть его судьба. Быть может, она поджидала его с самого начала.
Акварий взглянул на гору. Сомнений быть не могло: свечение усиливалось.
— Ты можешь бежать? — шепотом спросил он у Корелии.
— Да.
— Тогда беги изо всех сил.
Они осторожно добрались до угла. Люди Амплиата стояли спиной к ним; они смотрели в сторону Стабиевых врат, пытаясь хоть что-то разглядеть во мраке. Аттилий услышал, как Амплиат отдает приказы:
— Вы двое — проверьте переулки! А вы трое — отправляйтесь вниз!
А потом он ничего уже не слышал, потому что они с Корелией снова принялись пробираться сквозь напластования пемзы. Инженер скрипел зубами от боли в ноге, а Корелия, опередив его, неслась впереди — в точности как тогда, в Мизенах. Она подобрала подол одежды, и ее длинные белые ноги словно светились в темноте. Аттилий, хромая, следовал за ней. Раздался новый крик Амплиата.
— Они уходят! За мной!
Но когда беглецы добрались до конца квартала и Аттилий оглянулся, он увидел, что следом за ними двинулся всего один факел.
— Трусы! — пронзительно завизжал Амплиат. — Чего вы испугались?
Но на самом деле причина неповиновения была совершенно ясна. С вершины Везувия соскользнула огненная волна и понеслась вниз, разрастаясь с каждым мгновением — но не в высоту, а в ширину, — бурлящая, раскаленная добела. Надо было свихнуться, чтобы бежать ей навстречу. На этот раз даже Массаво не последовал за своим хозяином. Горожане оставили тщетные попытки отыскать хоть что-нибудь из своего имущества и помчались вниз по склону, прочь от этой волны. Аттилий почувствовал дыхание жара. Испепеляющий ветер взметнул вихри золы и обломков камня. Корелия оглянулась на аквария, но он снова велел ей бежать вперед — вопреки всем инстинктам, вопреки всякому здравому смыслу. Бежать в сторону горы. Они миновали еще один квартал. Они остались одни. Впереди, на фоне пламенеющего неба, встали Везувиевы врата.
— Стойте! — крикнул им вслед Амплиат. — Корелия!
Но голос его ослабел. Амплиат едва не падал.
Аттилий добрался до угла здания резервуара; он опустил голову, пряча лицо от жгучего ветра, и, задыхаясь от пыли, волоча Корелию за собой, свернул в узкий переулок. Дверь была почти доверху завалена пемзой. Виден был лишь узкий деревянный треугольник. Аттилий пнул его изо всех сил — раз, другой, и с третьей попытки замок не выдержал. Дверь распахнулась, и пемза хлынула внутрь. Аттилий втолкнул девушку в здание резервуара и сам скользнул следом, в непроглядную тьму. Он слышал где-то впереди шум падающей воды. Инженер нащупал край резервуара, перебрался через него и оказался по пояс в воде. Затем он все так же, на ощупь, отыскал решетку, преграждающую вход в туннель, и поднял ее. А потом втолкнул Корелию в туннель.
— Вперед! Держись, сколько сможешь.
Рев, напоминающий грохот лавины. Корелия не могла его услышать. Он сам себя не слышал. Но она инстинктивно двинулась вперед. Акварий протиснулся следом. Он обхватил девушку за талию и надавил, заставляя присесть — так, чтобы она как можно глубже погрузилась в воду. А затем и сам погрузился рядом. Они вцепились друг в дружку. А потом остался лишь жгучий жар и вонь серы. Они скорчились во тьме акведука, прямо под крепостной стеной.
Ноrа Altera
[07.57]
Человеческое тело способно просуществовать при температуре двести градусов по Цельсию всего несколько секунд, особенно в условиях сильного воздушного потока. При попытке дышать в плотном облаке горячего пепла, практически лишенном кислорода, достаточно нескольких вдохов, чтобы потерять сознание и, кроме того, заработать серьезные ожоги дыхательных путей... С другой стороны, тот, кого зацепило лишь краем волны, сможет выжить, если найдет надлежащее укрытие, способное защитить его от волны жара и камней, образующих движущееся облако.
«Энциклопедия вулканов»Раскаленная песчаная буря мчалась вниз по склону, навстречу Амплиату. Оставшиеся на поверхности стены срезало, словно серпом; крыши взрывались. Черепица и кирпичи, балки, камни и человеческие тела разлетались в разные стороны. Это происходило настолько медленно, что за миг до смерти Амплиату показалось, будто он видит, как все это превращается в сияние. А потом волна обрушилась на него, ударив по барабанным перепонкам. Волосы и одежда Амплиата вспыхнули. Его проволокло вниз по склону и впечатало в стену дома.
Он умер в тот самый миг, когда волна докатилась до терм и ворвалась в открытые окна, удушив жену Амплиата — она, до последнего подчиняясь приказам мужа, так и осталась сидеть в парилке. Волна настигла сына Амплиата, который вырвался на волю и попытался добраться до храма Исиды. Она захлестнула управителя и привратника, Массаво, бежавших вниз по улице, к Стабиевым вратам. Она прокатилась по публичному дому, убив его хозяина, Африкана, вернувшегося, чтобы забрать припрятанные деньги, и Змирину, забившуюся под кровать Экзомния. Она убила Бребикса, который с началом извержения ушел в гладиаторскую школу, вернувшись к своим прежним товарищам. Она убила Мусу и Корвиния, которые решили остаться с Бребиксом, понадеявшись, что он, как местный житель, лучше знает, где можно найти укрытие. Она убила даже верного Полития, который до этого момента прятался в порту, а сейчас вернулся в город, посмотреть, не сможет ли он чем-нибудь помочь Корелии. Она убила две с лишним тысячи человек менее чем за полминуты и оставила их тела лежать, образуя чудовищно причудливые выразительные сценки, — для потомков, которые будут глазеть на это все множество поколений спустя.
Хотя волосы и одежда погибших сгорели в считаные секунды, этот огонь быстро погас из-за недостатка кислорода, и все накрыло шестифутовой волной пепла, шедшей по пятам огненной волны. Пепел саваном покрыл город и окрестности и плотно облепил тела погибших. Потом он затвердел. Потом его накрыло сверху еще одним слоем пемзы. Тела в своих потаенных полостях сгнили, а вместе с ними исчезла и самая память о городе, некогда стоявшем на этом месте. Помпеи превратились в город, населенный безукоризненно сохранившимися полыми жителями — некоторые сбились в кучу, другие лежали в одиночестве; у кого-то одежду сорвало порывом воздуха, у кого-то подняло над головой; кто-то прижимал к себе любимые вещи, а кто-то отчаянно хватался за пустоту. Полости, пустые места в форме людей, повисшие на уровне крыш своих бывших домов.
В Стабиях ветер подхватил самодельный навес, сооруженный из паруса «Минервы», и поднял его в воздух. Люди, лишившись укрытия, увидели, как светящееся облако прокатилось по Помпеям и двинулось к ним.
Все бросились бежать, Помпониан и Попидий — в первых рядах.
Они взяли бы Плиния с собой. Торкват и Алексион подхватили префекта и поставили его на ноги. Но Плиний уже не мог двигаться. И когда он грубо, без лишних церемоний велел бросить его и спасаться самим, они поняли, что префект говорит совершенно искренне. Алексион собрал записи и еще раз пообещал, что непременно передаст их племяннику Плиния. Торкват отдал честь. А потом Плиний остался один.
Он сделал все что мог. Он пронаблюдал манифестацию во всех ее фазах. Он описал эти фазы — колонна, туча, буря, огонь, — полностью исчерпав свой словарный запас. Он прожил долгую жизнь, многое повидал, и вот теперь Природа подарила ему возможность в последний раз взглянуть на ее мощь. И сейчас, в последние мгновения своего существования, он наблюдал за всем с таким же интересом, как и в юности. Чего же еще желать человеку?
Светящаяся черта была очень яркой — и в то же время исполнена каких-то мерцающих теней. Интересно, что бы это значило? Плиния вновь охватило любопытство.
Люди ошибочно принимают измерение за понимание. И они вечно ставят себя в центр вселенной. Таково их самомнение. На земле становится теплее — это наверняка наша вина! Гора уничтожает нас — мы не умилостивили богов! Слишком много дождей, слишком мало дождей — как приятно думать, что все это как-то связано с нашим поведением, что если бы мы жили лучше, чуть скромнее, то наша добродетель непременно была бы вознаграждена. Но на Плиния сейчас надвигалась сама Природа — непостижимая, всепобеждающая, равнодушная, — и префект увидел в ее пламени всю тщетность человеческих притязаний.
