Борис Акунин - Сокол и Ласточка
— Это десять миллионов ливров! – подхватил Дезэссар. – Только вообразите! Мы с Логаном получим по одной шестой. Доля простого матроса составит тридцать с лишним тысяч! А ваша – почти сто. Ну как, вы довольны?
Я покосился на Летицию. Ее молчание меня озадачивало.
— Вы ошарашены, – констатировал капитан. – Еще бы! Только пообещайте, что будете держать язык за зубами. Я хочу полюбоваться на физиономии моих ребят, когда я сообщу им эту новость.
— Хорошо. Я никому не скажу.
Девочка повернулась и вышла из кают-компании.
“Что у тебя на уме? Что? Что? Что?” – спросил я. Она рассеянно погладила меня по спине.
* * *Фрегат уже вышел в открытое море и резво бежал к горизонту, покачиваясь на крутой волне. На вантах и реях остались с полдюжины марсовых, выполнявших приказы лейтенанта Гоша. Остальные матросы сгрудились вокруг деревянной клетки, разглядывая рабынь. Неукротимая Марта совсем осипла от брани. Она все так же крыла слушателей и грозила им костлявыми кулаками, но ее слова перекрывал шум ветра.
Летиция встала за спинами мужчин и с непонятным мне интересом стала наблюдать эту малоприятную сцену. Моряки переговаривались, обсуждая стати пленниц. Многие, если не все, в порту наведались в публичный дом и утолили телесный голод, поэтому дискуссия носила не плотоядный, а умозрительный характер, будто ценители ваяния разглядывают выставку скульптур. За главных знатоков считались боцман Выдра и плотник Хорек.
— Такие злюки бывают очень страстными, – говорил Выдра, показывая на ярящуюся Марту. – Что тоща, это даже неплохо. Когда на женщине много мяса, в ней мало жару, а подвижности и того меньше.
Хорек с этой точкой зрения соглашался, по ему больше было по нраву “черное дерево”: негритянки-де нежней и благодарней. Я прямо-таки заслушался, когда он, проявив недюжинные способности к поэтической аллегории, принялся описывать молодым матросам науку обращения с женщиной. Сначала, мол, по ней нужно пройтись “топориком”, чтобы придать “полешку” нужную форму. Потом проехаться “фуганком”, убирая сучки и заусенцы. Наконец, продрать “наждачком” – и баба станет вся гладкая, покорная, хогь лаком покрывай. Каждую мегафору плотник объяснял при помощи жестов, чтоб у публики не осталось сомнений, что именно он имеет в виду.
Увлекшись, лектор подошел к клетке слишком, да еще и сделал неосторожный жест – показал рукой на Бубу (или Муму?), которая понравилась ему рельефным контуром “кормы”. Марта воспользовалась этой оплошностью, просунула лицо меж брусьев и вцепилась поэту зубами в палец.
Поднялся крик. Громче всех орал укушенный, остальные шумели, пытаясь ему помочь. Мегера держала палец мертвой хваткой, по ее губам стекала кровь.
— Доктор! Эта акула прокусила мне палец до кости! Помогите! – жалобно воззвал к нам плотник, когда его наконец оттащили.
— Промой рану ромом, замотай тряпкой и никогда больше не оскорбляй женщин, – отрезала Летиция, после чего повернулась и двинулась назад, в сторону кают-компании.
Я поймал озадаченный взгляд, которым мою питомицу проводила бешеная Марта.
— Катись в задницу, красавчик! Мне не нужны заступники! – прохрипела она, но без всегдашней злобы.
“Ты куда, куда, куда?” – допытывался я, едва удерживаясь на плече – так быстро шагала девочка.
— Надоела, отстань!
Она сбросила меня, но я не отставал и прошмыгнул в каюту, едва Летиция открыла дверь.
Внутри был один Дезэссар, склонившийся над картой.
— Что еще? – недовольно молвил он.
— Я хочу покинуть ваш корабль. Мне ничего не нужно Ни компенсации, ни доли сокровища – можете взять ее себе. Дайте ялик, я вернусь в Форт-Рояль.
Капитан изучающе уставился на нее. Его редкие брови сдвинулись.
— Я похож на болвана? Вы решили рассказать про Сент-Мориц губернатору. Рассчитываете получить от него больше?
— Ничего подобного. Просто мне с вами не по пути. Чтоб вам было спокойнее, можете подождать, пока “Ласточка” отойдет от Мартиники подальше. Пусть баркас спустят на воду к полуночи.
Брови капитана вернулись в исходное положение, на губах появилась улыбка. Должно быть, он посчитал, сколько денег ему достается за паршивый баркас (на “Ласточке” еще оставались ялик и большая шлюпка).
— Глупо. Но дело ваше. Напишите вот на этой бумажке, что отказываетесь от своей доли в пользу капитана Дезэссара. А также, что не будете иметь ко мне претензий из-за невыполнения условий контракта.
Летиция без колебаний выполнила его требование.
Всё это мне очень не нравилось. Что она задумала?
Глава восемнадцая НЕНАСТОЯЩАЯ ЖЕНЩИНА
Скоро я это узнал.
— Отче, благословите на преступление, – сказала девочка монаху, вернувшись в каюту.
— На какое? – встревожился тот.
— На государственную измену.
— Ну, это не самое страшное из злодеяний, – заметил отец Астольф. – Господу Богу все равно, к какому мы принадлежим государству. Лишь бы ваше намерение не покушалось на нравственность.
— Я собираюсь освободить из плена подданного враждебной державы…
Капеллан кивнул:
— Что ж, это дело, угодное Господу. Вот и в Писании сказано: “К свободе призваны вы, братие”.
— Но это еще не всё. Вероятно, мне придется нанести увечье средней тяжести человеку, который встанет на моем пути.
Францисканец расстроился:
— А вот на это я вас благословить не могу. Даже плохому человеку наносить увечье нехорошо.
Она вздохнула:
— Значит, я сделаю это без вашего благословения. Тогда просто обнимите меня. Мы с вами, вероятно, больше не увидимся.
Отец Астольф прижал ее к груди, поцеловал в макушку. Девочка немного поплакала.
— С тем, кто уносит частицу твоего сердца, не расстаешься до конца жизни. А возможно, и дольшe того, – сказал ей монах.
Остаток вечера прошел в приготовлениях.
Летиция взяла деньги и оружие. Проверила, есть ли в баркасе всё необходимое: вода, компас, запасной парус и весла.
В полночь матросы спустили лодку, и она закачалась на волнах, привязанная к корме. Подошел Логан, спросил, зачем это. Значит, Дезэссар ничего ему не рассказал.
— Я высажусь на Сент-Мориц первым. Поищу целебных трав, – спокойно ответила ему Летиция та же, что сообщила остальным. – Капитан уверяет, что при такой скорости мы можем оказаться на месте уже завтра утром.
Оглянувшись на матросов, Гарри шепнул:
— Не делайте этого. Вы еще не всё знаете. Я ведь так и не успел с вами объясниться. Поговорим позже, когда все уснут…
— Хорошо, – кивнула она, зная, что никакого “позже” не будет.
Когда склянки отбили полночь и палуба опустела, Летиция посадила меня на кулак:
— Ну что, подружка, поплывешь со мной или останешься на корабле?
Я возмущенно фыркнул: что за вопрос?
— Если б ты знала, что я задумала… – прошептала моя питомица, глядя в сторону.
Не дурак. Сообразил.
Когда в кубрике все уснут, ты пройдешь в дальний конец трюма, стукнешь Ерша по башке, выпустишь лорда Руперта, и мы поплывем на баркасе по ночному морю, под яркими звездами. Красота!
Летиция закуталась в плащ, под которым, я видел, она прятала большой пистолет. Стрелять, конечно, было нельзя, но удар тяжелой рукоятью в висок свалил бы с ног кого угодно.
Я прыгал за моей питомицей. Сердце замирало от страха. План у девочки был отчаянный, слишком многое могло сорваться.
Во-первых, как подобраться к часовому незаметно? Ерш наверняка отнесется к ночному появлению лекаря настороженно.
Во-вторых, даже от сильного удара человек не всегда теряет сознание. Можно наделать шума, от которого проснется вся команда.
В-третьих, вахтенные скорее всего заметят, что Эпин садится в баркас не один…
Пока я мысленно перечислял опасности и риски, мы дошли до юта.
К карцеру можно было попасть двумя способами: либо пройдя через кубрик, либо спустившись с юта по лестнице. Летиция выбрала второй путь, чтобы не идти мимо покачивающихся в людях матросов, кто-то из которых, возможно, бодрствует. Зато со стороны кубрика проще было бы подобраться к часовому незамеченным. При спуске с лестницы это становилось почти певозможно – ступеньки, во-первых, сильно скрипели, а во-вторых., выводили прямо к трос-камере. Тот, кто шел вниз, сразу попадал в поле зрения дозорного.
Эти препятствия казались мне непреодолимыми. Однако Летиция сбежала вниз, даже не пытаясь прятаться.
— Кто там, на посту? – спросила она, вглядываясь в темноту.
И я хлопнул себя крылом по лбу. Вечно я всё усложняю, упуская из виду какие-то совершенно очевидные обстоятельства.
Конечно же, Ерша давно сменили! У карцера караулит другой часовой, у которого нет причин относиться к корабельному врачу с опаской.
