Артуро Перес-Реверте - Фламандская доска
Шахматист сидел в своем кресле, вытянув ноги и сплетя пальцы под подбородком. Услышав вопрос, он заморгал, точно не сразу сумел оторваться от каких-то сложных размышлений, и склонил голову набок.
– Вне всякого сомнения, – ответил он.
– Вы по-прежнему считаете, что любую тайну возможно разгадать, руководствуясь математическими законами?
– Да.
Этот короткий диалог кое о чем напомнил Хулии.
– Что-то сегодня не слышно Баха, – заметила она.
– После того, что случилось с вашей подругой, а также после исчезновения картины, думаю, сегодня музыка неуместна. – Бельмонте словно на несколько мгновений унесся мыслью куда-то далеко, потом загадочно улыбнулся. – Как бы то ни было, тишина, молчание ничуть не менее важны, чем организованные звуки… Как вы считаете, сеньор Муньос?
И на этот раз шахматист согласился со своим собеседником.
– Это верно, – сказал он, и чувствовалось, что слова старого музыканта вызвали у него интерес. – Наверное, это как на фотографических негативах. Фон, на котором, казалось бы, нет никакого изображения, также несет информацию… А что, то же самое и у Баха?
– Разумеется. У Баха имеются отрицательные звуковые пространства, периоды молчания, не менее красноречивые, чем ноты, аккорды, темп и так далее… А вы, значит, занимаетесь еще и изучением незаполненных пространств в ваших логических системах?
– Конечно. Это все равно что взглянуть на то же самое с другой точки. Временами это похоже на сад: смотришь с одного места – и не видишь никакой упорядоченности, а посмотришь с другого – и оказывается, что он спланирован в строгом геометрическом порядке.
– Боюсь, – произнес Альфонсо, язвительно окидывая взглядом обоих, – что для меня час еще слишком ранний, чтобы участвовать в столь ученых беседах. – И, поднявшись, ленивой походкой направился к бару. – Кто-нибудь желает рюмочку?
Ему никто не ответил, и Альфонсо, пожав плечами, принялся готовить себе виски со льдом. Потом облокотился на сервант и, подняв стакан, кивнул в сторону Хулии.
– А в этой истории с садом что-то есть, – подытожил он, поднося стакан к губам.
Муньос, казалось, не слышавший этого замечания, теперь смотрел на Лолу Бельмонте. Его неподвижность напоминала неподвижность охотника, подстерегающего добычу, только глаза его оживляло уже так хорошо знакомое Хулии выражение пристального внимания и размышления: единственный признак того, что под кажущимся безразличием этого человека к чему бы то ни было, кроме шахмат, скрываются острый ум, живой дух и чуткий интерес к событиям, совершающимся во внешнем мире. Он собирается сделать ход, удовлетворенно подумала девушка, чувствуя себя в надежных руках, и отпила глоток холодного кофе, чтобы скрыть невольно появившуюся на губах сообщническую улыбку.
– Думаю, – медленно проговорил Муньос, на сей раз обращаясь к племяннице дона Мануэля, – что и для вас это явилось тяжелым ударом.
– Само собой. – Лола Бельмонте взглянула на дядю с еще большим укором.
– Эта картина стоит целое состояние.
– Я имел в виду не только экономическую сторону дела. Ведь вы, кажется, разыгрывали эту партию… Вы увлекаетесь шахматами?
– Да, немного.
Ее муж поднял свой стакан с виски.
– Вообще-то она играет превосходно. Мне ни разу не удавалось у нее выиграть. – Потом, немного поразмыслив над тем, что сказал, подмигнул: – Хотя игрок я далеко не блестящий, – и отпил большой глоток.
Лола Бельмонте подозрительно смотрела на Муньоса. У нее вид одновременно святоши и хищницы, подумала наблюдавшая за ней Хулия: эти слишком длинные юбки, эти тонкие костлявые руки, похожие на когтистые лапы, этот твердый взгляд, крючковатый нос, агрессивно устремленный вперед подбородок… Она заметила, как напряжены сухожилия на тыльной стороне ладоней Лолы, как побелели костяшки пальцев, словно готовых вцепиться во что-нибудь. Опасная гарпия, сказала она себе, злобная и надменная. Совсем не трудно было представить, как она смакует сплетни и разные словесные гадости, как изливает на других собственные комплексы и разочарования. Ущемленная личность, зажатая в тисках обстоятельств. Атака против короля как критическое отношение ко всякой власти, которая не есть она сама; жестокость и расчетливость, сведение счетов с чем угодно и с кем угодно… С дядей, с мужем… Может быть, с целым светом. Фламандская доска как навязчивая идея, живущая в этом болезненном, нетерпимом мозгу. И эти худые нервные руки: в них достаточно силы, чтобы убить ударом в затылок, чтобы задушить шелковым платком… Хулия легко представила себе ее в плаще и солнечных очках. Однако ей никак не удавалось усмотреть какую-либо связь между Лолой Бельмонте и Максом. Это уже попахивало абсурдом.
– Не так уж часто, – продолжал между тем Муньос, – встречаешь женщин, играющих в шахматы.
– А я вот играю. – Лола Бельмонте, похоже, насторожилась, изготовилась к обороне. – Вы что – не одобряете этого?
– Напротив. По-моему, это прекрасно… На шахматной доске можно воплощать то, что на практике-я имею в виду реальную жизнь – оказывается невозможным… Как вы думаете?
Она сделала неопределенный жест, как человек, никогда не задававшийся подобным вопросом:
– Может быть. Я всегда смотрела на шахматы просто как на игру. Как на способ провести время.
– И думаю, что вы обладаете большими способностями к этой игре. Действительно не совсем обычное явление – женщина, хорошо играющая в шахматы…
– Женщина способна делать хорошо все, что угодно. Другой вопрос, что нам это не дозволяется.
Муньос уголком рта изобразил ободряющую улыбку.
– Вы любите играть черными? Обычно им приходится довольствоваться оборонительными действиями… Инициативой владеют белые.
– Это чушь собачья. Я не понимаю, почему черные должны покорно сидеть и смотреть, как белые надвигаются на них. Это как в той знаменитой поговорке: мол, место женщины – на кухне. – Она прямо-таки испепелила мужа презрительным взглядом. – Почему-то все считают, что всему голова – мужчина.
– А разве не так? – с легкой улыбкой полюбопытствовал Муньос. – Например, в партии, нарисованной на картине, исходная позиция вроде бы показывает преимущество белых. Черный король под угрозой. А черная королева поначалу просто бесполезна.
– В этой партии черный король ничего не значит. Вся ответственность ложится на королеву. На королеву и на пешки. Эта партия выигрывается действиями королевы и пешек.
Муньос пошарил в кармане и достал листок бумаги.
– Вы не проигрывали вот этот вариант?
Лола Бельмонте с явным недоумением взглянула сначала на собеседника, затем на листок, который он протянул ей. Глаза Муньоса поблуждали по комнате и в какой-то момент, как бы случайно, встретились с глазами Хулии. Отлично сыграно, прочел он во взгляде девушки, но выражение его лица осталось по-прежнему непроницаемым.
– Думаю, что да, – сказала через некоторое время Лола Бельмонте. – Белые отвечают пешкой на пешку, ферзь рядом с королем, на следующем ходу будет шах… – Она удовлетворенно посмотрела на шахматиста. – Тут белые решились на ход ферзем, и, похоже, это правильный вариант.
Муньос утвердительно кивнул головой:
– Согласен с вами. Но меня больше интересует следующий ход черных. Что бы вы сделали?
Лола Бельмонте подозрительно прищурилась. По-видимому, она пыталась уяснить себе истинную цель этих расспросов. Потом она вернула листок Муньосу.
– Я уже давненько не играла эту партию, но помню по меньшей мере четыре варианта: черная ладья берет коня, что приводит к довольно скучной победе белых за счет действий пешек и королевы… Другой вариант: кажется, отдается конь за пешку. Черный ферзь также берет ладью, или же слон берет пешку… В общем, возможностей великое множество. – Она взглянула на Хулию, потом опять на Муньоса – Но я не понимаю, какое это может иметь отношение…
– Как вам удается, – невозмутимо перебил ее Муньос, – выигрывать черными?.. Не скажете ли вы мне, как шахматист шахматисту, в какой именно момент вы достигаете перевеса?
Лола Бельмонте высокомерно пожала плечами.
– Мы можем сыграть, когда вам будет угодно. Так вы и узнаете.
– Буду очень рад и ловлю вас на слове. Но есть один вариант, о котором вы не упомянули, может быть, просто забыли. Вариант, предполагающий размен ферзей. – Он сделал короткое движение рукой, точно сметая фигуры с воображаемой доски. – Вы знаете, что я имею в виду?
– Конечно, знаю. Когда черный ферзь съедает пешку на d5, размен ферзей приобретает решающее значение. – На лице Лолы Бельмонте заиграла жестокая торжествующая улыбка. – И черные выигрывают. – Ее глаза хищной птицы на миг с презрением остановились на муже и снова устремились на Хулию. – Жаль, что вы не играете в шахматы, сеньорита.
– И что вы думаете? – спросила Хулия, как только они оказались на улице.
