Йен ПИРС - Рука Джотто
Что до Аргайла, то он предпочел бы проводить досуг вдали от коллег по бизнесу. Обедать вместе с людьми, которые выступают твоими конкурентами на аукционе, – ему это не казалось хорошей идеей. Но он понимал, что Бирнесу с его легким, общительным характером близкое соседство коллег не кажется обременительным. Он ощущал почти райское блаженство от мысли, что может держать под контролем своих главных конкурентов, сидя перед полной тарелкой еды.
– Ну, выбирай столик, – сказал Бирнес, когда глаза его привыкли к полумраку, и с воодушевлением потер руки. – Лично я проголодался как волк.
Они сели и заказали напитки. Бирнес откинулся на спинку стула, сияя от удовольствия. Потом профессиональное любопытство взяло верх, и он начал незаметно осматриваться, изучая посетителей за другими столиками. Он хмыкнул, увидев луноликого молодого человека, который галантно наполнял бокал пожилой даме с длинным носом.
– Ага-а, – сказал он, когда взгляд его переместился на группу мужчин, с заговорщическим видом склонивших друг к другу головы. – Ну-ну, – пробормотал он задумчиво, переключая внимание на странную пару – один мужчина был одет в отлично скроенный итальянский фрак, другой – в слаксы и спортивную куртку.
– Может быть, вы все же обратите на меня внимание? – поинтересовался слегка задетый его невниманием Аргайл, с трудом удержавшись от обиженного тона. – Или так и будем молчать?
– Прости, мне казалось, ты не одобряешь пустую болтовню.
– Я не люблю болтать сам, – ответил Джонатан. – Но не возражаю, когда болтают другие. Так что выкладывайте – имена, лица и так далее. Вон тот пижон, например, – кто он? Ну, тот, что обольщает старую ведьму в углу?
– А-а, это молодой Уилсон. Язвительный, как горчица, но коэффициент интеллекта на уровне подсолнуха. Считает, что сумеет пробиться с помощью своего обаяния. Если эта женщина – его клиентка, то, думаю, жизнь очень скоро преподнесет ему хороший урок.
– А что вы можете мне рассказать о трех мушкетерах в том углу?
– Я знаю только двоих, – сказал Бирнес, рассматривая троицу с видом знатока, оценивающего картину. – Один – Себастьян Брэдли – известен своей амбициозностью и полным отсутствием моральных устоев. В последние несколько лет занимался скупкой ценностей в Восточной Европе.
– Законным путем?
– Уверен, что нет. Парня, который сидит рядом с ним, зовут Димитрий, фамилия мне не известна. Он поставляет Себастьяну картины, старинную мебель, статуэтки – в общем, все, что плохо лежит. А вот третий… это эфирное создание я вижу впервые.
– Я тоже.
Бирнес вздохнул:
– А я рассчитывал, что ты внесешь хоть какой-то вклад.
– Прошу прощения. А вон та парочка возле колонны – бритоголовый тип и лощеный мошенник во фраке?
– Джонатан! Иногда ты приводишь меня в отчаяние. Этот мошенник – твоя восхитительная интуиция тебя не подвела – мерзкий Уинтертон: при знакомстве он первым делом сообщает всем, что он самый знаменитый и удачливый специалист по торговле картинами, равных которому нет в целом мире. Если не во Вселенной.
– Ах вот что. – Аргайл знал, что Уинтертон – единственный серьезный соперник Бирнеса в Лондоне. Он обладал не менее солидной клиентурой и связями. Неудивительно, что они питали друг к другу лютую ненависть.
– А второй – Эндрю Уоллес, главный претендент на приобретение…
– Ах да, слышал. Интересно, не захочет ли он купить у меня набросок Гвидо Рени, который я достал полгода назад…
– О, даже не пытайся. Не стоит с ним связываться. Это будет бесконечный торг: он будет улыбаться и все время сбрасывать цену…
Они прервали беседу, чтобы изучить меню. Бирнес кое-как оправился от потрясения, что ему придется обедать в одном помещении с Уинтертоном, и снова улыбнулся Аргайлу.
– Ну, а как продвигается твой бизнес?
Аргайл пожал плечами.
– Неплохо, наверное, – уныло бросил он. – Музей Морсби по-прежнему высылает мне гонорар за услуги, которые я изредка им оказываю, – этого хватает, чтобы оплачивать счета. Недавно удалось продать несколько рисунков за приличную цену. Вот, собственно, и все. Остальное время и слоняюсь по дому и слушаю, как бьют часы. Я устал от всего этого.
Они дружно вздохнули, и воцарилось молчание.
– Я знаю, знаю, – сочувствующе сказал Бирнес. – Ах, эти славные восьмидесятые! – В голосе его прозвучали ностальгические нотки. – Тогда весь мир захватили алчность, эгоизм и стремление к роскоши. Когда же вновь войдут в моду эти пороки, столь милые сердцу каждого дельца?
Аргайл разделил его грусть по поводу неожиданного приступа скаредности у денежных мешков. Затем они посудачили о том, как недальновидны и непереносимо скучны люди, соизмеряющие доходы с расходами. Бирнес высказал печальное предположение, что если так пойдет дальше, то его неминуемо ждет банкротство. Несмотря на столь мрачный прогноз, он предложил заказать для начала гусиную печенку foie gras с трюфелями. «Цена вполне приемлема для этого времени года», – сказал он. Аргайл с трудом сдержал саркастическую улыбку.
– Итак, – продолжил Бирнес, поняв, что подавленный вид его молодого друга объясняется не только присущим их профессии пессимизмом, – чем я могу тебе помочь?
– Вы можете дать мне совет. В то время как у меня ничего не продается, я получаю предложение поработать преподавателем в университете. Как вы поступили бы на моем месте? Ведь не могу же я всю жизнь ждать, когда подвернется счастливый случай.
– Да, действительно, это не дело, – поддержал его Бирнес. – По себе знаю, как действует на нервы любая заминка в бизнесе. Особенно когда понимаешь, что за спиной у тебя никого нет. Для того чтобы выстоять, ты должен найти богатого покровителя или сделать необыкновенное открытие в сфере изящных искусств. Я думаю, для старта тебе хватит ста тысяч.
Аргайл фыркнул:
– Необыкновенные открытия и богатые покровители – столь же редкое явление, как и покупатели. По крайней мере, для меня. Мой послужной список очень скромен. Кто захочет вкладывать деньги в неудачника?
– Ну-ну, – поторопился утешить его Бирнес. – Не стоит впадать в отчаяние. Тебе же удалось продать пару вещиц.
– Всего пару. – Аргайл был безутешен. Отчего-то разговор с Бирнесом, на который он возлагал такие большие надежды, совсем не принес ему облегчения. – Одна-две продажи не делают карьеры, вы знаете это не хуже меня.
– Хорошо, чего ты хочешь сам?
– Сам я хочу продавать картины. Но не вижу смысла заниматься этим, поскольку ничто не продается. Вот, собственно, и вся проблема. Не подумайте, что я хочу загребать миллионы, меня устроил бы куда более скромный доход. Но ведь нет и такого, и в чем моя ошибка, хоть убейте меня – не пойму.
– Ты все делаешь правильно, просто сейчас такой момент – ни у кого нет продаж. Во всяком случае, тех, что дают прибыль. А может быть, твоя проблема как раз в этом и заключается…
– В чем?
– В том, что ты все делаешь правильно. Честность, конечно, хорошее качество, но только не в торговле. Иногда ты бываешь слишком уж честен. Помнишь, как тогда с Шарденом?
Около года назад Аргайл купил на распродаже небольшое полотно. Он предполагал, что это Шарден, и сумел продать его за очень хорошие деньги. Спустя неделю он выяснил, что никакой это не Шарден, а гораздо менее именитый художник.
– Это была чистая, честная сделка, – убеждал его Бирнес. – А ты зачем-то стал разыскивать покупателя, показал ему документы, которых сам бы он никогда не нашел, забрал картину обратно и вернул все деньги. Нет, я, конечно, очень ценю твои высокие моральные качества, но это совершенно не деловой подход.
– А по-моему, очень даже деловой. Это был известный коллекционер. Я доказал ему свою честность, заслужил репутацию порядочного человека, и в следующий раз он опять обратился бы ко мне…
– Обязательно. Жаль только, что через три недели его самого арестовали за коррупцию и связь с организованной преступностью, – вставил Бирнес с усмешкой. – Ты проявил щепетильность в отношении его денег, чудесно. Но ты упустил один крошечный факт: деньги достались ему не самым честным путем.
– Да знаю я, знаю, – с горечью согласился Аргайл. – Но… мне не нравится эта сторона бизнеса, – поморщился он. – Да, я должен обчистить клиента до нитки, но когда нужно проявить жесткость на деле, совесть не позволяет мне этого сделать. И не говорите мне ничего. Вы и сами такой.
– Не скажи, между нами есть разница. Мне очень неприятно напоминать тебе об этом, но у меня есть деньги. Много денег. И я могу позволить себе такую роскошь, как совесть. И поверь мне: это очень дорогое удовольствие.
Аргайл помрачнел еще сильнее. «Ничего, – размышлял, глядя на него, Бирнес. – Иногда бывает полезно выслушать правду. Давно нужно было поговорить с ним». Он был очень высокого мнения об этом молодом человеке и по-своему любил его, однако считал необходимым спустить начинающего дельца на грешную землю и научить жить в жестких и порой жестоких условиях реальности.
