Евгений Сухов - Марьяжник
– Что у нас относительно снимков, Егор?
Молодой человек порывисто поднялся, быстро приблизился к креслу Головацкого и протянул ему папку.
– Снимки сделаны непосредственно на месте гибели генерала Корниевича, Матвей Евграфович, – отрапортовался он, сгибаясь перед профессором в легком полупоклоне. На Головацкого повеяло ароматом мятного чая. – Но здесь все, что вы просили. И шея, и грудь покойного. Упомянутые вами отметины крупным планом…
– Посмотрим, посмотрим, – Матвей Евграфович раскрыл папку и выудил из нее верхний снимок. – Да-с… Очень хорошо. Просто замечательно. Вот это уже кое-что, господа. Это уже кое-что…
Следом за первым он взял второй снимок, затем третий и, только рассмотрев каждый в отдельности, сложил их обратно в папку.
– Вот исходя из этого уже можно делать выводы, – по лицу Головацкого было видно, что он доволен. Профессор потер руки. – Хотя именно это я и рассчитывал увидеть с самого начала. Кстати, Тимофей, это подтверждает и вашу версию.
– В самом деле?
– Определенно. Посетитель у Корниевича за несколько минут, а может быть и секунд, до его смерти действительно был. Кто он – вопрос по-прежнему открытый, но, так или иначе, этот человек способствовал гибели генерала. Выражаясь более простым языком, никаких сомнений, что генерал Корниевич был убит.
Михайлов с Орловым быстро переглянулись. Головацкий не стал ждать их вопросов и пояснил собственную мысль. Потушив сигару, Матвей Евграфович откинулся в кресле и водрузил на живот руки с переплетенными пальцами.
– Хотите знать, что означают эти отметины в виде порезов, господа? Это следы от нательного креста генерала Корниевича. Креста, который висел у него на груди. Если умозрительно приподнять крест на уровень шеи покойного и приложить к ней, то края креста и отметины совпадут между собой. Корниевич был задушен. Его крест в момент сопротивления угодил под пальцы убийцы, и вследствие оказанного давления оставил порезы на коже.
– Задушен? – эхом откликнулся на слова профессора Михайлов. – Но как же результаты вскрытия, Матвей Евграфович? Генерал Корниевич умер от передозировки кокаина…
– Который его, видимо, заставили принять, – спокойно закончил за молодого человека Головацкий.
– Симаков?
– Очень может быть. Хотя я, знаете ли, господа, склоняюсь больше к мысли, что человеком с легкой хромотой был не генеральский адъютант. Или, во всяком случае, не капитан Симаков.
– Я не заметил хромоты ни у одного из адъютантов, – мрачно произнес Орлов.
– Стало быть, это был кто-то извне. Да-с… Покойный Симаков определенно мог бы внести ясность в ситуацию. Он или камердинер Корниевича.
– Поговорить с ним еще раз?
– Не стоит, Тимофей. Я думаю, он сказал вам уже все, что счел нужным сказать.
Осторожный стук в дверь прервал дискуссию, и Головацкий вскинул подбородок:
– Да-да!
– Там к вам посетитель, Матвей Евграфович. Некто господин Солодовников. Он говорит, что вы просили его…
– Просил, просил, – Головацкий поднялся с кресла. Узлы его шейного платка разъехались в разные стороны и выбились из-под ворота сюртука, но он, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. В глазах профессора появился живой огонек. – Это очень кстати. Да-с… Пригласите его сюда, Глафира Карловна. А вы, господа, – обратился Матвей Евграфович к двум своим подручным, – будьте добры, пройдите пока вот сюда, за перегородку. Я хочу, чтобы вы слышали наш разговор, но не присутствовали при нем. Господин Солодовников – фармацевт, и я надеюсь почерпнуть из общения с ним информацию о возможности приобретения кокаина в обход аптечных сетей. Уверен, что генерал Корниевич пользовался именно таким каналом.
Ничего больше Головацкий не пояснил. Приоткрыв скрытую в стене дверь, он жестом пригласил Михайлова с Орловым пройти внутрь. Молодые люди молча подчинились. Матвей Евграфович плотно прикрыл за ними створку и обернулся. Обернулся как раз в тот самый момент, когда Солодовников, пожилой господин с подстриженными по косой бакенбардами, шаркая ногами, неторопливо переступил порог профессорского кабинета. Фармацевту было за шестьдесят. Он носил очки и постоянно комкал в правом кулаке носовой платок, время от времени используя его для того, чтобы промокать нижнюю трясущуюся губу.
Головацкий гостеприимно указал вошедшему на стул, который несколькими секундами ранее занимал Михайлов. Сам же снова уселся в свое глубокое кресло. Рука Матвея Евграфовича машинально потянулась к сигаре, но в последний момент он передумал и отдернул ее. Солодовников промокнул платком нижнюю губу.
– Итак, профессор, по какому такому делу я понадобился вам на этот раз?
Головацкий не торопился с ответом. Он пристально разглядывал визави и не мог не отметить того факта, как сильно сдал Солодовников за те последние три года, которые они не виделись. Чувствовалось, что фармацевт болен.
– Хотите чего-нибудь выпить, Аркадий Вениаминович? – предложил хозяин. – Чай? Кофе? У меня имеется изумительная настоечка. Не желаете?
– Благодарю, Матвей Евграфович. Но, боюсь, буду вынужден отказаться. Давайте лучше сразу перейдем к делу.
Губы Головацкого тронула едва заметная улыбка. Внутренне Солодовников остался прежним – все таким же деловым и с той же деловой хваткой. Аркадий Вениаминович с уважением относился как к чужому, так и к своему собственному времени.
– Хорошо, – профессор согласно качнул головой, как бы принимая во внимание пожелание гостя. – Буду говорить с вами без обиняков, Аркадий Вениаминович. Мы знаем с вами друг друга давно. Очень давно. Да-с… И все сказанное здесь и сейчас не выйдет за пределы этой комнаты. Можете быть покойны на этот счет.
Солодовников молча взирал на собеседника. Его лицо не выражало и намека на какие-либо эмоции.
– Меня интересует вот что, Аркадий Вениаминович, – продолжал меж тем Головацкий, выбивая негромкую барабанную дробь по подлокотнику кресла. – Скажем, одно могущественное и влиятельное лицо, будучи подвержено определенному недугу, приобретает кокаин. Ни по одному проверенному каналу он это делать не рискует, находясь на лечении и опасаясь огласки. Отсюда следует два варианта, уважаемый Аркадий Вениаминович. Сия влиятельная особа приобретает кокаин либо через третьих лиц, что может быть так же опасно для нее при определенном стечении обстоятельств, а потому на время откинем данную возможность, либо попытается найти какой-то иной канал сбыта. Крайне для нее нетипичный. Такой вариант вообще возможен? Как вы думаете, Аркадий Вениаминович?
Солодовников размышлял над ответом чуть больше пяти минут. За это время он трижды успел коснуться платочком своей нижней губы. Головацкий в ожидании раскурил сигару.
– Как вам сказать, Матвей Евграфович… – Солодовников скомкал платок в кулаке и, наверное, в этот самый момент пожалел о своем отказе попробовать настоечки. – Вопрос, сами понимаете, до крайности щепетильный. Как фармацевт я просто-таки обязан заверить вас, что приобретение кокаина незаконным путем в наше время абсолютно невозможно. Сейчас это очень строго отслеживается. Но как ваш друг, Матвей Евграфович, и как человек, многим вам обязанный, – да! Должен признать, подобные пути существуют. А, кстати, та влиятельная особа, о которой мы говорим с вами, это случайно не покойный генерал Корниевич?
– Именно он, – не стал запираться Матвей Евграфович. – Вам есть что сказать по поводу этой истории?
– Увы, нет, – покачал головой Солодовников и снова поднес платочек к нижней губе. – Я лишь осмелился предположить… Никакой определенной информацией по этому делу я не располагаю, Матвей Евграфович. Я, знаете ли, тоже почитываю на досуге газеты. И о смерти Кирилла Александровича, разумеется, читал. Изумительный был человек, скажу я вам. Великий человек! Герой! Даром что кокаинист… Да и кто сейчас без греха?.. В газетах, правда, писали о сердечном приступе, но я-то сразу догадался что к чему. А тут, стало быть, есть и еще какие-то темные пятна. Так, Матвей Евграфович?
– Так, так. Темных пятен в этом деле хватает. Так что там с приобретением кокаина? – вернул разговор Головацкий в нужное для него русло.
Солодовников зачем-то беспокойно огляделся по сторонам, словно опасаясь, что в комнате мог быть кто-то, кого он ранее не заметил, а затем, понизив голос до шепота, заговорщицки сообщил:
– Аптекарям, Матвей Евграфович, тоже, знаете ли, надо как-то жить. И в обход закона они, конечно, занимаются сбытом кокаина. Клиент на это дело тоже имеется. Нет, не те люди, которые эту гадость по доброй воле сами употребляют… Я не о них сейчас толкую.
– А о ком же?
– Есть один человечек, Матвей Евграфович. С Апраксина двора, с Апрашки, как говорят в Питере.
– Вот как? – Головацкий весь подобрался, словно гончая, почувствовавшая запах дичи. – Кто таков?
– Фамилии и имени я не знаю, – Солодовников развел руками. – Все называют его Кондором. Слышал я как-то краем уха, что он из бывших юнкеров, дворянин, но в силу жизненных обстоятельств примкнувший к шайке налетчиков Сеньки Резаного. После того как Сеньку изловили и публично повесили, Кондор остался сам по себе. Налетами больше не занимался, а вот по части кокаина, например, так ему многие из аптекарей сбывают и по сей день. Так что, ежели достать кому нужно, не привлекая излишнего внимания к своей персоне, так это у Кондора.
