Далия Трускиновская - Скрипка некроманта
— А… а как это относится к ящику? — удивился Маликульмульк.
— Кавалеры выводили дам во двор, это я знаю точно, так чтобы дама не стояла, следовало бы ей хоть ящик предложить.
— Ваше сиятельство, еще — важнейший вопрос. Не приходил ли в замок старый Манчини — повидаться с мальчиком?
— И коли приходил бы — я не велела бы пускать. С ним Христиан Антоныч возится, этого твоего Манчини на все корки клянет. Родитель сыскался! В Зубриловке я бы такого родителя на конюшню отправила — вгонять ума через задние ворота! Умирающее дитя по всей Европе таскать!..
— Он не родной отец мальчику.
— Оно и видно!
Екатерина Николаевна быстрым шагом вошла в кабинет и застыла, приоткрыв ротик, с глупейшим лицом: она не чаяла увидеть там Маликульмулька.
— Ну, голубушка, — сказала по-русски княгиня, — нагрешила, так наберись мужества и покайся. Ты, Иван Андреич, поди прочь, а то она, чего доброго, в обморок хлопнется, а я кудахтать вокруг обморочных не обучена, могу и оплеухой исцелить…
Уходя, он кинул взгляд на бедную Екатерину Николаевну. Она и впрямь была близка к обмороку.
— Придется малость подождать, — сказал он Гринделю и Парроту. — Скверная новость — старик Манчини пропал. В замке его не видели.
— Даже не пытался навестить мальчика? — спросил Паррот.
— Даже не пытался… Хотел бы я знать, в каких грехах кается там эта дама! — воскликнул Маликульмульк.
— Вам рассказ вашего приятеля-картежника не внушает доверия? — спросил Паррот.
— Я же не знаю, с кем он беседовал, от кого набрался этих сведений. А что Брискорн — родственник фрау Граве, он всего лишь предположил. Как тут можно верить?
— Больной идет на поправку, — усмехнулся физик.
— Если скрипку вынес Брискорн — то не все ли равно, когда уехали музыканты? Не все ли равно, когда встретил их Манчини? — спросил Давид Иероним. — Для чего ему тут лгать?
— Но зачем старый черт выгораживал квартет? Отчего он не хотел, чтобы на квартет пало подозрение? — двумя вопросами ответил Маликульмульк. И они сцепились спорить о перемещениях артистов на приеме.
Ждать княгиню им пришлось не более десяти минут. Варвара Васильевна сама вышла к ним.
— Ревет в три ручья, — объяснила она Маликульмульку. — Знаешь поговорку: вор у вора дубинку украл? Вот нечто похожее и вышло.
И тут княгиня перешла на французский.
— Брискорн строил ей куры в надежде, что она поможет уговорить меня приютить в замке его беспутную родственницу, эту фрау Граве, которая оказалась в глупейшем положении. Из другого места престарелый любовник бы ее извлек. А с нами, Голицыными, не поспоришь. Вот что означали слова «ее надобно спрятать». И за содействие Брискорн был бы ей благодарен. Видите, все объясняется. А она сперва отказывалась меня просить — видно, цену себе набивала.
Паррот хмыкнул — ему не очень понравилось, что шулер оказался в своих домыслах прав.
— Слова «барон дал слово» тоже к той фрау относятся. Видимо, он обещал уладить дело и жениться на ней, но я полагаю, фрау врет или же ей померещилось, — тут Варвара Васильевна опять перешла на русский. — Брискорн, уговаривая мою дуреху, увлекся чересчур, как оно бывает… Кавалер горячий, оно и по роже видно. Потом опомнился, да и на попятный! Вот о чем они в соборе говорили. А она вздумала, что коли мне все расскажет, я ее пожалею, князю на Брискорна нажалуюсь, тот приказом по гарнизону велит полковнику венчаться. Она, голубушка, даже хотела в брюхатости мне сознаться, вот до чего додумалась. Ну, помогла ли я в розыске?
Маликульмульк вкратце изложил Парроту и Гринделю суть дела и перевел вопрос княгини.
— Вы очень помогли, ваше сиятельство, — по-французски сказал Паррот. — Мы в этом розыске одновременно двигались в нескольких направлениях, а это затруднительно. Теперь одно направление для нас закрыто — и слава Богу.
— А которое открыто? — осведомилась княгиня.
Паррот ответил не сразу.
— Мы полагали, будто старый Манчини подстроил так, чтобы Брискорну или госпоже Залесской удобно было взять скрипку и спрятать в башне Святого духа. У нас образовалась конструкция. Благодаря вам из этой конструкции изымается один элемент — на первый взгляд важный, изымается Брискорн со своей приятельницей. Что же остается? Остается Манчини, который при помощи музыкантов из квартета сам у себя похитил скрипку, чтобы кому-то ее передать. Больше некому, ваше сиятельство. Он лгал, чтобы никто, ни полиция, ни мы не заподозрили квартета. Более того — если бы это был Брискорн, то была бы надежда, что скрипку до сих пор прячут в замке. А теперь уже ясно, что она как-то попала к новому владельцу. Это может быть барон фон дер Лауниц, господин фон Менгден и господин фон Берх. Все трое мечтали о скрипке работы Гварнери.
— Кажется, я знаю, как это было, — сказала княгиня. — Очень просто — он в суматохе ловко вынес ее в галерею и спрятал за ящиком. А потом, уезжая, забрал оттуда.
— Ваше сиятельство! Во-первых, нужно сойти с ума, чтобы драгоценный инструмент работы самого Гварнери дель Джезу оставить холодной зимней ночью чуть ли не в сыром снегу! Даже зная, что очень скоро заберешь его оттуда и вернешь в футляр. Во-вторых, сие просто опасно — его могли на этом поймать ваши люди. В-третьих, если все так просто, для чего же вранье о квартете? — пылко спросил Маликульмульк. — Для чего спаивать бедного скрипача Баретти? И за что в таком случае был убит Баретти? Если в это дело замешан квартет — то все не так просто.
— Ну так давайте наконец припрем к стенке этого Манчини, будь он неладен! — воскликнула княгиня. — Если вы не решаетесь — я сама это сделаю!
— Он пропал. Он не ночевал в гостинице. А возраст у него не таков, чтобы ночевать у любовниц…
— Степка! — крикнула княгиня. — Вели большие санки закладывать! Сейчас я сама за дело примусь. Иван Андреич, что ты еще знаешь про этого Манчини? Куда он мог запропасть? Есть ли у него в Риге знакомцы?
Маликульмульк задумался — и вдруг вспомнил. «Дьявольская фабрика, беда для города», — сказала Дораличе Бенцони по-итальянски…
— Ваше сиятельство, нужно спросить итальянок Они встретили его в крепости с каким-то мужчиной. Манчини назвал его своим старым товарищем, они еще в Риме познакомились, куда этот господин ездил со своим хозяином…
— Каким хозяином? — удивилась княгиня.
— Он был тогда лакеем, теперь разбогател, поселился в Риге, у него какая-то фабрика… — и Маликульмульк повторил это по-французски для Гринделя с Парротом.
— Вы мне этого не говорили! — воскликнул Паррот.
— Я не знал, что это может иметь значение! А теперь понял — вот кто мог быть посредником!
— Где сейчас эти итальянки? — по-французски спросила княгиня.
— Они сегодня хотели выехать… — Маликульмульк вдруг растерялся. — Их ждут в Митаве…
— Глашка, Матрешка, одеваться! — по-русски приказала Варвара Васильевна.
Маликульмульк увел Паррота с Гринделем в малую гостиную — ждать, пока княгиня соберется в дорогу.
— Пожалуй, нам надо откланяться, — сказал Давид Иероним. — Мы сделали все, что могли. Верно, Георг Фридрих?
Паррот не ответил, а подошел к окошку.
— Нам ведь незачем гоняться за итальянками? Ее сиятельство возьмет с собой господина Крылова, возьмет слуг, при чем тут мы?
Паррот молча смотрел на реку. Он словно бы не слышал друга. И о чем думал — Бог весть.
* * *У наплавного моста через Двину на берегу суетились люди, а на реке — лодки. Две последние ночи были довольно холодными, и опытные люди говорили, что уже не потеплеет. Лодки ломали бортами окрепший за ночь ледок, а лодочники готовились растаскивать звенья моста, тянуть их вверх по течению, туда, где начинался городской ров, к Карловой заводи. Там мост обычно зимовал до ледохода.
Нарядные санки княгини Голицыной подкатили вовремя: еще четверть часа — и пришлось бы звать перевозчиков, оставлять сани и лошадей на берегу — и неизвестно, скоро ли удалось бы найти на той стороне ормана. Но когда переправились, стало не легче — как теперь обратно возвращаться?
— Ничего, в «Иерусалиме» поселюсь! — весело объявила княгиня. — Буду ждать, пока лед не встанет, тогда по реке домой поеду!
Звякнули поддужные бубенцы, сани понеслись по Митавской дороге.
Ехать было неудобно — Варвара Васильевна обычно выезжала лишь с младшими детьми, а сзади катили другие санки, с аббатом и кем-то из придворных дам. Тут же главной бедой были телеса Маликульмулька, закутанные в преогромную шубу. Он уселся вниз, и княгиня поставила ножки ему на бедра, строго наказав не рассказывать про эту фривольность князю. Внизу устроился и Гриндель, укрывшись вместе с Маликульмульком медвежьей полостью, а Паррот сидел рядом с Варварой Васильевной, и она все время на него лукаво поглядывала, задирала по-французски и от души веселилась: приключение ей нравилось.
