Перстень Иуды - Корецкий Данил Аркадьевич
– Это точно, – кивнул Усков.
Он тоже сидел в подвале, и вряд ли у него была бы другая судьба.
– А ты как уцелел? – спросил комбат у Латышева.
– Меня уже повели стрелять, да Хрущ обосрался, вот и удалось спастись, – не вдаваясь в подробности, объяснил тот.
Но тут вмешался есаул Арефьев – высокий жилистый мужик с желтыми беспощадными глазами рыси и закрученными вверх острыми усами.
– Не скромничай, капитан!
И пояснил:
– Это героический офицер! Отобрал револьвер у одного да застрелил двух мерзавцев!
– Он сегодня еще аэроплан германский сбил, – добавил Земляков. – Вполне заслужил Георгиевский крест!
– Заслужить-то заслужил, – задумчиво произнес комполка. – Только у товарищей свои награды. Вот, держи, от меня лично…
Безбородько снял с плеча деревянную кобуру с маузером и протянул капитану.
– Документ на него я сейчас оформлю. Только надо нам уходить. Товарищи солдат поднимут и перевешают всех вот на этих деревьях… Власть они тут покамест захватили. Придется повоевать, чтобы отобрать назад… А тебе, капитан, я так скажу: попадешь на Дон, найди капитана Самохвалова, передай от меня привет. Он у меня в подчинении был в пятнадцатом году, когда я еще штабом командовал. Офицер серьезный, добро должен помнить. Он тебе поможет…
А Арефьев взял под локоть и отвел в сторону:
– Пойдешь ко мне? Ты парень лихой, мне такие нужны. А шашкой рубить быстро научишься!
Латышев покачал головой.
– Да поздно старую обезьяну учить новым фокусам… Я ведь всю жизнь в пехоте, считай, одиннадцать годков.
– Ну, как знаешь! А на Дон со мной поедешь? Вечером с узловой наш эшелон на Ростов уходит. Тебе место в штабном вагоне найдется.
– Вот за это спасибо! – капитан с чувством сжал сухую, натертую шашкой руку есаула.
Глава 2
Из пехоты в контрразведку
Декабрь 1917 г. Ростов-на-Дону
До Ростова ехали больше недели. По нынешним временам Великой Смуты это немного. На станциях не было угля, воды, дров, сменных машинистов, провианта, окон в графике движения – короче, не было ничего. И купить все это было нельзя ни за какие деньги. Деньги вообще в дни Великой Смуты обесцениваются и теряют свое могущество. На первый план выходят сила и оружие. Поэтому на станциях «делали погоду» размахивающие браунингами уполномоченные, обвешанные пулеметными лентами и бомбами матросы, затянутые в кожу комиссары с маузерами, анархисты, бандиты, «зеленые», дезертиры и прочий вооруженный сброд. Но когда появлялись казаки-фронтовики из набитого регулярными воинскими подразделениями состава, вся эта пена расступалась, как ледяное крошево под стальным форштевнем крейсера или свора гиен и шакалов перед уверенно шествующими львами. Как правило, даже не приходилось никого убивать, и эшелон, заправившись всем необходимым, двигался дальше.
Латышев с комфортом разместился в отделанном ясеневыми панелями салон-вагоне, он много спал, а отоспавшись, внимательно изучил документы из планшета немецкого пилота. Собственно, служебная информация его не интересовала: карту он выбросил, а несколько рапортов на немецком языке раздал на самокрутки. А вот содержимое желтого пакета увлекло капитана похлеще, чем авантюрный роман! Часть текстов была на русском языке: записи нескольких людей о перстне с головой льва, держащего в пасти черный камень. О том самом перстне, который он носил на безымянном пальце левой руки!
Записи утверждали, что перстень принадлежал самому Иуде Искариоту, что он обладает сверхъестественной силой и магически воздействует на судьбы его обладателей. Конечно, это здорово походило на сказку, но… Но он на себе испытал тайное могущество перстня! Лев с камнем придавал ему уверенность и силу, благодаря ему он остался в живых, причем не просто спасся от расстрела, но и легко разделался с матерыми палачами! Раньше он бы не сумел выбраться из такой передряги, да еще в упор застрелить двоих вооруженных людей… С того момента, как он надел перстень, в тело и душу влилась недобрая сила, появилась агрессивность и уверенность в успехе любых своих действий. Значит, все, что написано здесь – правда! Он рассматривал перстень и убеждался, что от него исходит скрытая мощь. Только КТО стоит за этой мощью? Судя по записям… Впрочем, он гнал от себя эти мысли.
Наконец, эшелон прибыл в Ростов. Тускло занимался холодный рассвет, как раненые чудовища кричали паровозы, закутанные в башлыки обходчики звонко простукивали сжавшиеся от мороза рельсы. Латышев в очередной раз отказался вступить в эскадрон Арефьева и тепло распрощался с есаулом. За недолгое путешествие они сблизились и почти подружились. Расставание оставило горький осадок в душе капитана. Не оглядываясь на седлавших коней казаков, он вышел со станции и по обледеневшему крутому спуску начал подниматься к центру.
Всего неделю назад генералы Корнилов и Каледин выбили красных из Ростова. По слухам, генерал Корнилов собирает под свое крыло устремившееся сюда русское офицерство, не желающее мириться с властью большевиков. Латышев приготовился к тому, что столица Дона будет наводнена верными присяге командирами, патриотически настроенными казаками, лучшими представителями интеллигенции. По крайней мере так писали газеты, так шептала молва, на это надеялись все, кто не принял хамскую власть. Латышев даже жалел, что Усков, свято верящий в Корнилова, не захотел окунаться в водоворот событий, а сославшись на усталость, предпочел отправиться на родину, в Тамбов.
Увы, вопреки молве, политическая жизнь в этом городе отнюдь не бурлила. Ни ярких митингов, ни готовых к самопожертвованию офицеров, ни курьеров с толстыми пакетами планов свержения ненавистного режима. Все также разъезжают на лихих пролетках властные купцы в котелках и при дорогих тростях, работают рестораны, казино, дома терпимости. Озабоченно снуют по засыпанным грязным снегом улицам мещане, студентики, реалисты, степенно вышагивают с портфелями служащие. Бежит на табачную фабрику Асмолова или Парамоновскую крупорушку замордованный жизнью рабочий люд, привычно побираются на перекрестках профессиональные нищие. Словом, идет обычная жизнь обычного провинциального города.
Убедившись, что в самом Ростове делать нечего, Юрий Митрофанович попросился в военный грузовик и направился за двадцать верст в столицу Донского казачества – Новочеркасск. Вот здесь было шумно, людно, вот сюда съехались не только российский генералитет, но и многие политики, снискавшие себе определенную известность: Львов, Федоров, Шульгин, Родзянко, Струве. Здесь часто бывал создатель и Верховный руководитель Добровольческой армии генерал-адъютант Алексеев.
Разыскав штаб добровольческой армии, Латышев в поисках капитана Самохвалова начал мучительные хождения по коридорам и ожидания у дверей кабинетов. Какие-то люди начинали с ним беседовать, изучать документы, потом куда-то убегали, их меняли другие. Кто-то знал Самохвалова и обещал тут же его привести, кто-то напротив – никогда о нем не слышал и утверждал, что такого офицера в штабе нет.
Через два часа уставший и озлобленный Латышев примостился на подоконнике в тупике одного из коридоров и стал разминать последнюю папиросу. Он понимал: вся эта бестолковщина – первый и самый верный признак того, что дела в добровольческой армии обстоят не самым лучшим образом.
«Какого дьявола понесло меня на Юг, – с раздражением думал Латышев. – Надо было попробовать пробраться в Питер к родителям, перехватить у них какую-нибудь сумму и уехать за границу! Ничего из попыток сбросить большевиков не получится! Пропала Россия!»
– Заскучали, друг мой? Не удается найти нужного человека в этом бедламе? – услышал Юрий Митрофанович чей-то хрипловатый голос.
Он повернул голову. Рядом стоял невысокий человек в парадном мундире с золотыми капитанскими погонами, перепоясанный портупеей с большой кобурой для смит-вессона. Круглое лицо, нос картошкой, светлые глаза, ровный пробор в соломенных волосах. Вид у него был простецкий и добродушный.
