Жан-Франсуа Паро - Таинственный труп
Итак, существует секретное досье, материалы которого касаются интересов королевства и его морского флота; нить интриги, без сомнения, сплел Сартин при поддержке адмирала д’Арране. Мизансцена, выстроенная вокруг молодого Пейли, напоминала грубый холст; вышитый заботливой рукой, он приобретал совершенно новый, ни с чем не сравнимый шик, который должен была ввести в заблуждение английского противника. Все указывало на то, что и шумный арест, и побег, без сомнения, подготовленный, являлись частью прекрасно продуманного плана. Но предприятие провалилось, а приманку убили и добили. Лавале исчез, на осведомителя напали, Киска убита, сделана попытка убить комиссара Шатле. Можно предположить, что кем-то осведомленный Эшбьюри приказал убить перебежчика. Или надо искать убийц среди парижского окружения молодого часовщика? Прочие гипотезы представлялись гораздо более маловероятными.
— Я исключаю Леруа, а что касается его крестницы и обоих молодых людей, надобно еще поразмыслить.
— С удовольствием отмечаю, — произнес Бурдо, и Николя понял, что он мыслил вслух, — что мы пришли к одним и тем же выводам.
В особняке управления полиции старый лакей, с незапамятных времен оберегавший вход в кабинет начальника, доверительно сообщил, что господин Ленуар только что вернулся из Версаля.
— И чего только не выделывает случай! Он только что отправил меня за вами!
Когда они вошли в кабинет, первое, что бросилось им в глаза, была любезная и, как им показалось, даже веселая физиономия начальника.
— Что ж, придется мне немного потерпеть, пока вы расскажете мне все, что сможет подкрепить мое хорошее настроение. Я вас слушаю, дорогой Николя. А вы, Бурдо, надеюсь, также скажете свое слово.
— Сударь, оба дела, о которых я имел честь вам докладывать, немного продвинулись. Я должен дать вам отчет, а также поблагодарить за советы, которым я скрупулезно следовал.
Закрыв глаза, Ленуар, казалось, упивался каким-то невообразимо сладким напитком. С присущим ему мастерством и лаконизмом, всегда поражавшими собеседников, Николя изложил все подробности расследований, а именно расследования драмы в Фор-Левеке и дела о долгах королевы. Не забыл он и о самых свежих сведениях, только что полученных на улице Арлэ. Несколько раз за время рассказа генерал-лейтенант издавал удивленные возгласы.
— Черт возьми! Николя, все это мне кажется чертовски интригующим и полностью оправдывает подозрения и сомнения относительно первопричины этой истории. В первом деле очевидное по-прежнему не доказано, однако мы его предчувствуем, и в этом наша заслуга; но увы, наши чувства проснулись слишком поздно, когда зло уже свершилось. Что же касается второго дела, где, к несчастью, замешан злосчастный подарок Мадам Аделаиды королеве, то замысел, связанный с этим подарком, кажется, уже провалился. Несмотря на мою признательность Сартину, его скрытность меня удручает, хотя я и понимаю ее причины… Остается надеяться, что в один прекрасный день его страсть к тайнам выплывет наружу. Он переходит границы разумного и излишне маскирует свою деятельность. Неумеренность во всех смыслах приводит на тропу между двумя безднами. Будем уповать, что все его интриги плетутся во благо государству.
— Боюсь, — молвил Николя, — как бы он не оказался зажатым в ловушку, расставленную нашими противниками англичанами.
— Поэтому я и решил отправиться к королю. Сегодня он принял меня во внутренних покоях. Я рассказал ему все, что вы мне доложили. Он был явно недоволен. Вы же знаете, как он сердится, когда ему кажется, что от него что-то скрывают… Он говорил с вами… Я ему сказал, что велел вам обо всем мне докладывать, а я, в свою очередь, прибыл доложить ему. Но оказалось, что гнев его направлен на министра морского флота: многие часто принимают добродушие короля за слабость, но потом им придется в этом раскаяться. Король, разумеется, не против самостоятельных действий, но тогда они должны завершаться успехом! Короче говоря, он вспомнил о вас и теперь надеется, что вы прольете свет на это темное дело. «Пусть Ранрей станем моим разящим мечом и сам даст мне отчет», — заявил он и, чтобы избавить вас от лишних забот, — полагаю, он решил, что вам могут угрожать, — выписал вам ордер. Видите, сколь велико ваше влияние… и мое, если он не только обязуется, но и ставит свою подпись! Отныне ваше прозорливое благоразумие шагает прямо и уверенно, оставляя позади превышения и злоупотребления. — Ленуар протянул Николя бумагу, с которой тот немедленно ознакомился.
Предъявитель этих полномочий, Николя Ле Флок, маркиз де Ранрей, комиссар полиции Шатле, действует по моему приказу и на благо государства. Все, кому будет предъявлен сей приказ, обязаны повиноваться ему и оказывать помощь и содействие. Подписано: Людовик.
— Что ж, господа, идите, куда зовет вас долг, и да сопутствует вам успех. Боюсь, что скоро мне придется столкнуться с холодной яростью графа д’Альби.[60]
Подъезжая к предместьям, оба сыщика оживленно обсуждали визит к начальнику полиции. Им обоим показалось, что, несмотря на всю свою лояльность, Ленуар был вполне доволен, что им удалось обойти Сартина.
— Конечно, его карьера отчасти зависит от нашего бывшего начальника, — задумчиво рассуждал Бурдо, — но, как и другим, Сартин неоднократно указывал ему на это…
Николя промолчал.
— …Как Ленуар мог согласиться с тем, что его отстранили от секретов политики, проведению которой он столь долго способствовал? Он состоял в секретной службе покойного короля, и именно ему поручали вести дела, связанные с английским парламентом. Оставаясь безвестным, он играл очень важную роль.
— Ого! — воскликнул Николя. — А ты откуда знаешь?
— Ха! Это было еще до того, как Ларден нас познакомил. Мне доводилось заниматься чрезвычайными делами.
Они въехали в улицу Эшикье. Бурдо с изумлением взирал на новые и еще строящиеся дома.
— Я помню, как здесь были сады, старые развалюхи и остатки каких-то стен.
— Ты прав. В 1772 году монахинь из монастыря Дочерей Христовых вынудили дать разрешение разрушить принадлежавшие им строения, чтобы проложить новые дороги. Помню, тогда все тетки короля выступили на стороне монахинь, но их не послушались. Дома теснят деревню со всех сторон. Рушат даже прежние крепостные стены, построенные великим королем.
— Денежная река возводит каменные стены! Этот уголок притягивает многих. Квартал очень оживленный, прежде всего за счет складов в бывшем дворце Меню-Плезир и Малых конюшен.
— На самом деле улица носит название Энгиен, но обычно ее называют Эшикье, так как на фронтоне одного из разрушенных домов прежде красовалось изображение шахматной доски.
— Откуда ты это знаешь?
— О! У каждого свои секреты. В 1773 году Сартин поручил мне расследовать дело чиновников из охотничьего ведомства, которые за солидные взятки сговорились с казначеями государственной казны и присвоили себе право решать, где будут проложены проезжие тракты, дороги и улицы, строящиеся и содержащиеся за счет короля.
— И что же?
— А ничего. Одно самоубийство, один попал в Бастилию, один бежал в Голландию. Бессмысленная работа, практически никаких результатов. Расхищение государственной казны продолжается, как и прежде. Если не прокладка дорог, то высота домов! Когда речь заходит о строительстве, игра идет на самом верху!
На третьем этаже дома, еще пахнущего известью и краской, они отыскали квартиру Депла. Устройство квартиры облегчило им задачу. Николя умел извлекать массу сведений из мест проживания свидетелей. Сотни мелких деталей становились неопровержимыми уликами. План квартиры оказался на удивление простым: коридор, спальня, туалетная комната, крошечная гостиная, кабинет. И хотя ни одна из комнат не отличалась простором, все было обставлено не только со вкусом, но и с удобством и содержалось в отменном порядке. Подчиненная строгому правилу симметрии, обстановка, похоже, расположилась здесь на века: ничего ни прибавить, ни убавить. Николя задумался. Они сами не знали, что искать. Но в подобных расследованиях править бал часто начинал случай. В спальне, в ящике комода, Бурдо сделал любопытное открытие. Под аккуратно сложенными подштанниками и чулками лежали складные деревянные прямоугольные рамки, напоминавшие плоские коробочки; рамки были заполнены неплавленым пчелиным воском. Поразмыслив, они сообразили, что имеют дело с хитроумным изобретением, которым пользуются слесари при снятии слепков с ключей. Одна за одной, они стали открывать коробочки.
— Так, слепок с ключа для часов, и тут тоже, и тут. А тут, скорее, от сундука или ящика стола. Снова ключ для часов. Ага, а вот и старый добрый дверной ключ, причем солидных размеров.
— Непонятно, — произнес Бурдо. — Видимо, за часами мы никак не можем разглядеть леса.
