Иван Любенко - Кровь на палубе
Лавки ломились от китайских статуэток и ост-индского антиквариата. Бронзовые безделушки почти ничего не стоили, и Богославский, невзирая на робкие упреки жены, принялся скупать одну безделицу за другой, совсем не замечая, как стремительно худеет его бумажник. Местная детвора окружила денежного вояжера и клянчила копеечку. Кажется, что в этот момент все без исключения дети Египта высыпали на тротуар просить милостыню. Их шумные ватаги безошибочно определяли в толпе русских, славившихся среди арабов неслыханной щедростью, и словно полчища саранчи преследовали их до тех пор, пока не получали новую порцию звонкой монеты. Дождавшись, наконец, когда господин остановится и полезет в карман за пиастрами, они начинали невообразимо громко кричать и тянуть к прохожим грязные ладошки. Счастливцы, которым доставались монетки, сразу же бежали покупать сахарный тростник – местную дешевую сладость – и с превеликим удовольствием сосали его приторный стебель, отдающий вкусом древесины. Те же, кто остался ни с чем, смотрели на вояжеров глазами голодных волчат.
Оставив супругу в компании Богославских, Ардашев переходил площадь. Неожиданно его окликнули. Оглянувшись, он увидел капитана.
– Далеко ли собрались?
– В портовую контору. Надеюсь получить телеграмму из полицейского управления.
– Значит, нам по пути. А вы, я смотрю, уверенно ходите по здешним закоулкам. А бывать здесь случаем никогда не доводилось?
– Да тут улиц – раз, два и обчелся, – уклонился от ответа адвокат. – К тому же все они, насколько я понял, идут параллельно либо каналу, либо морю.
– Вы правы. Городишко маленький. Это вам не Каир и даже не Александрия – размах не тот. Жизнь в Порт-Саиде течет неторопливо.
По мостовой простучало ландо с шикарной упряжью, в котором статный селадон со стеклышком в глазу безудержно хохотал в окружении прелестных красавиц. Завидев нищих, он швырнул в дорожную пыль несколько пиастров. Двое оборванцев, отталкивая друг друга, бросились за легкой поживой. Полицейские в длинных балахонах недобрым взглядом проводили открытую карету.
– Европейцев здесь хватает. – Неммерт посмотрел вслед фиакру. – Опять же и храмов католических немало построено. Есть даже греческое православное кладбище и церковь Георгия Победоносца.
За разговором попутчики незаметно достигли морской конторы. Араб – дежурный телеграфист – проверил заграничный паспорт Ардашева, согласно кивнул и протянул ему синий конверт. Присяжный поверенный вскрыл его, внимательно прочитал и спрятал в карман пиджака. А капитан между тем изводился от любопытства. Наконец он не выдержал и спросил:
– Важное сообщение?
– Думаю, да. Преступнику осталось гулять на свободе не более двух дней.
– Кто же он?
– Немного терпения, Александр Викентьевич, и я сорву с него маску. Только давайте не будем торопить события. Эти два дня нужно еще прожить. И я попрошу вас мне помочь.
– Слушаю вас.
– Тут вот какое дело… Сразу после того, как судно минует Эль-Тур… ну… Синайский полуостров, надобно будет бросить якорь где-нибудь в Красном море, – Ардашев наморщил лоб, – скажем, в Эль-Гурдаке…[34] и подождать до утра.
– А что потом?
– Я думаю, уже на рассвете злодей окажется в компании Ходжаева.
Капитан смерил Ардашева подозрительным взглядом и, чеканя каждое слово, произнес:
– Эль-Гурдака – маленькая рыбацкая деревушка. Ее даже нет на картах. Она известна только тем штурманам, кому доводилось ходить Суэцким каналом. Признайтесь, ведь вы наверняка раньше здесь уже бывали? И ведь не раз, а? Кто же вы на самом деле?
– Присяжный поверенный Ставропольского окружного суда, – не моргнув глазом, ответил Клим Пантелеевич.
– Да я и не сомневаюсь, – обиженно пожал плечами старый моряк. – Конечно! Все петербургские, московские, а уж тем более ставропольские адвокаты знают, что, пройдя Суэцкий залив и минуя Южный Синай, а именно гору Джебаль-эт-Тур – да-да, ту самую, где когда-то Моисей пас скот, а теперь проживает небольшое бедуинское племя, – им с другого берега встретится Эль-Гурдака – рыбацкая деревушка на двадцать хижин. Вот уж подлинно, что в этом удивительного?
– Позволю заметить, что Моисей пас скот у горы Хорив, а на упомянутой вами возвышенности он получил Скрижали Завета с Десятью заповедями, – поправил собеседника Ардашев. Помолчав, он достал коробочку любимого монпансье и добавил: – Александр Викентьевич, не рвите сердце, а лучше обратите внимание на наших питомцев. Как они там?
– А что им сделается? Растолстели на дармовых харчах! Жируют! Курорт – одно слово. Прибить бы тварей не мешало…
– Ни в коем случае! Кормите их и лелейте. Это наши спасительницы.
– Вот опять загадками говорить изволите, – раздраженно вымолвил Неммерт. – Ну да ладно, подождем – недолго осталось. – Он снял головной убор, вытер носовым платком потный лоб и водрузил фуражку на голову. Широко шагая, капитан направился к своему кораблю. Находясь в ажитации, он не заметил, что Ардашева рядом с ним уже не было.
Глава 41
Черное солнце Африки
Гибралтар удалось миновать без особых осложнений. Еще с вечера небо затянули тучи, и в наступившей темноте удалось проскочить мимо угрюмого английского бастиона и двух стоящих неподалеку королевских фрегатов.
Благодаря попутному ветру уже через четыре дня шхуна входила в пролив между Африкой и Канарскими островами. Крайний из них лежал по правому борту на расстоянии шести миль.
Последующие сутки выдались совершенно безветренными, но, несмотря на убранные паруса, судно продолжало двигаться с довольно приличной скоростью, преодолевая ежедневно до двухсот миль. Стоявший за штурвалом Тихомир сумел попасть в теплое Канарское течение, полностью совпадавшее с заданным курсом корабля до самой оконечности островов Кабо-Верде.
Во время всего перехода вдоль западного побережья материка полуденная жара часто сменялась порывистым гарматаном – сухим восточным ветром, приносящим с собой красную пыль, которая в один миг окрашивала голубое море в кровавый цвет.
За долгое плавание корабль не раз трепали безжалостные шторма. Сильная буря застала «Тюльпан» при подходе к Гвинейскому заливу. В тот день дул слабый зюйд-вест, но с наступлением ночи он стал шквалистым, а потом и вовсе сменился ураганом. И хоть крепкие борта надежно сдерживали мощные удары волн, матросам казалось, что Господь отвернулся от них. Капитон понимал, что при плавании вдоль суши да еще в непогоду легко напороться на скалы. Во избежание беды он почти наугад, не видя скрывшейся в ночи береговой кромки, приказал взять на два румба правее, что в итоге и спасло команду от лежащих прямо по курсу рифов.
Рано утром, как только улеглось ненастье, матросы выглянули на свет божий и застыли в изумлении – вся палуба была усыпана летающими рыбами. К обеду добавились выловленные морские ерши и окуни. А неделей позже команда отведала истинный деликатес – суп из морской черепахи, загарпуненной во время ее безмятежного полуденного сна.
При подходе к экватору все чаще нависали дождевые облака – верный признак безветрия. Когда пассаты ослабли, наступил тоскливый, казавшийся бесконечным штиль. В такие дни между матросами то и дело вспыхивали мелкие ссоры, кои, впрочем, никогда не доходили до поножовщины. Расплата за смерть на корабле была очень высокой. Зачинщика скандала либо высаживали на торчащую из воды скалу с единственной бутылкой воды и заряженным пистолетом, либо подвергали килеванию – протаскиванию на тросе под днищем. Казнь отличалась исключительным изуверством. Начиналась она с того, что под судном заблаговременно пропускали канат и за один конец привязывали виновного. Раздетый бедолага со связанными руками и ногами не мог оставаться на плаву и уходил под воду. Как только его накрывали волны, несколько человек с противоположного борта изо всех сил тянули на себя второй конец троса. Несчастный либо захлебывался в потоке воды, либо его тело разрезали тысячи острых, как лезвия бритв, ракушек, приросших к днищу. Выжить можно было лишь в одном случае – если рвался трос, а такое происходило крайне редко.
Когда до мыса Доброй Надежды оставалось не более пяти дней пути, «Тюльпан» встретился со встречным, холодным Бенгальским течением. Из-за этого он не только потерял в скорости, но и стал неумолимо отклоняться на восток, что в конце концов могло привести к трагедии. Избавиться от подобной зависимости удалось лишь после того, как подул шквалистый зюйд-вест. Приведя паруса по ветру, шхуна вышла в чистое море. Но не успел судовой колокол пробить рынду, как немного мористее, примерно на три румба правее, показался галиот, шедший встречным курсом. Пропустить такую добычу Русанов не мог, да и уклониться от нежелательной встречи жертве не было никакой возможности.
На рее «Тюльпана» взметнулось черное полотнище, и носовая пушка дала предупредительный залп. Капитан парусника не стал испытывать судьбу – убрал паруса и покорно спустил флаг. На этот раз добыча была выше всяких ожиданий. Трюмы корабля ломились от пряностей, слоновой нумибийской кости, чая и даже китайского шелка. Сметливый голландский негоциант решил отделаться выкупом и расплатился золотыми венецианскими дукатами. Такой вариант устраивал пиратов, ведь в тех водах у них не было знакомых перекупщиков. К тому же значительно экономилось время. А купец сохранил не только судно, но и весь ценный груз. Макфейн, принявший на себя почетную должность квартирмейстера, разделил золото среди команды, и шхуна продолжила путь.
