Филипп Ванденберг - Тайна предсказания
— Значит, вы не осуждаете мое поведение, брат? — Марта упала на колени перед монахом и попыталась поцеловать ему руку, но Лютгер отошел на пару шагов, и она осталась стоять коленопреклоненной посреди комнаты.
— Поведение ваше я, пожалуй, осуждаю, — заявил Лютгер, — поскольку вы разрушили брак. Это тяжкий грех, Но куда тяжелее тот факт, что вы совершили это со своим приемным сыном. Но "кто из вас без греха, пусть первый бросит камень" — так сказал Господь.
Марта, всхлипывая, начала рассказывать:
— Брат, муж мой Якоб обращался со мной как с собакой и даже хуже: ту хоть иногда погладят или скажут ласковое слово, а у меня и этого не было. Жизнь без любви — не жизнь. Вы не представляете, что я чувствовала, когда после долгих лет воздержания Леберехт заключил меня в свои объятия. Я боролась с этим, но не потому, что это противно природе, а потому, что это против закона. Однако все было тщетно. Чума, поразившая город, разлучила нас почти на полгода, и даже после того мы еще долго избегали друг друга. Я пыталась подавить свои чувства усердными молитвами и бичеванием, но, поверьте мне, все это время думала лишь о нем. Я люблю его…
Лютгер молчал.
— Конечно, я больше не надену монашеское платье. Простите, если я оскорбила ваши благочестивые чувства!
Тут брат Лютгер рассмеялся и сказал:
— Не беспокойтесь! В монашеских платьях, подобных этому, совершались преступления куда большие, чем ваш проступок. Ведь не платье делает святого, а его душа. Я считаю, что вы должны довести до конца затеянный вами спектакль. По крайней мере продолжайте его до тех пор, пока мы не доберемся до Италии. Для вас это единственная возможность без проблем миновать все границы…
Между тем в сумрачном зале трактира царило великое оживление, потому что профессор из Рима, подкрепленный вином, вещал о Луне и других планетах, об их излучении на Землю, воздействии на погоду и влиянии на человеческое тело.
— Каждый человек с положением и образованием, — говорил Альбани, который, заняв место за стойкой и сопровождая каждое слово широким жестом, был похож на проповедника, — должен соотносить свой образ жизни, лечение болезней и важные дела с положением светил. К тому же рекомендуется осуществлять краткосрочные дела в один день, длительные — в другой.
Слушатели все теснее придвигались к профессору, особенно после того, как он вынул из кармана табличку, о чудесном действии которой большинство уже было наслышано. Путешествующие торговцы пользовались этими табличками, ибо на них были отражены варианты положения Луны для каждого человека, находящегося в том или ином месте, и давались определенные советы и предписания. Считалось вредным пускать кровь, когда Луна находилась в том знаке Зодиака, который управлял больной частью тела. По мнению звездочетов, опасно было принимать слабительное при неблагоприятном положении Луны.
— Врач, который назначает лечение, не прибегая к помощи светил, рискует жизнью пациента, — строгим голосом заявил Альбани, — ведь более половины всех болезней управляются небесным сводом.
Когда же посетители трактира начали задавать все более бессмысленные вопросы, Альбани прервал доклад и вернулся за стол к своим попутчикам.
Речи профессора произвели на Леберехта довольно сильное впечатление, и молодой человек поинтересовался, не встречал ли тот в Риме доктора Коперника.
Альбани громко рассмеялся, придвинулся ближе к Леберехту и с такой силой хлопнул его по плечу, что тому стало больно.
— Мой юный друг, в сравнении с вами я, конечно, старик, но когда Коперник был в Риме и перед сиятельной аудиторией рассказывал о магии чисел, я еще не родился, не говоря уж о том, чтобы следовать за его сложными рассуждениями. Но и по сей день римские ученые превозносят его ум, а Церковь, — тут профессор прикрыл ладонью рот, — предпочла бы стереть его имя из всех книг и трудов.
— Но почему? — в волнении воскликнул Леберехт, не спуская глаз с задней двери, за которой скрылся Лютгер.
— Знаете ли, — вдруг став серьезным, насколько это было возможно в его состоянии, ответил Альбани, — это длинная история, и она совсем не предназначена для ушей бенедиктинца. Давайте поговорим о чем-нибудь другом!
Леберехт не осмелился возражать профессору, хотя ему очень хотелось узнать мнение астролога о Копернике.
Дочь Альбани, Франческа, которая смолкла лишь потому, что задремала, сидя в уголке, вдруг проснулась и крикнула через два стола, что ее отец должен рассказать, что сулят им всем звезды в ближайшие дни.
Профессор спрятал табличку, которую все еще держал в руках, в нагрудный карман своего одеяния и вместо нее достал сделанную из меди астролябию, размером не многим больше его ладони и такой же толщины. Таинственный инструмент со-. стоял из эксцентрических дисков и колец, которые, разделяясь шкалами и поясом Зодиака, вращались одновременно, в противоположном направлении и внутри друг друга, демонстрируя восход и заход светил, но прежде всего — их связи друг с другом.
Блестящий аппарат вызвал огромный интерес среди гостей, а когда они узнали, что с помощью этого прибора можно определить сущность и судьбу человека, лишь назвав год, день и час его рождения, а также географическую широту места рождения, профессора вновь засыпали вопросами. Почти во всех случаях ответ был отрицательным — из-за невежества вопрошавших. Никто из присутствующих не мог точно назвать день своего рождения, многие не знали даже года. Лишь Леберехт помнил все даты, и Альбани начал вращать диски и кольца своего инструмента. При этом он бормотал, называя таинственные числа, упоминая Венеру и Марс, произносил латинские слова, в которых Леберехт, достаточно долго занимавшийся астрологией, узнал знаки Зодиака.
Наконец вращение дисков прекратилось, и Альбани замолк. Прищурив глаза, профессор поочередно смотрел то на инструмент, то на Леберехта, напряженное лицо которого выдавало крайнее волнение. В зале стало тихо.
— Ну, говори же, что предрекают звезды этому молодому монаху! — крикнула, нарушая тишину, Франческа и захлопала в ладоши.
Альбани казался смущенным. Он снова начал возиться со своим прибором, поворачивая круги и кольца и бурча про себя, что подобные задачи надо решать, по возможности, до второго кувшина вина.
Закончив свой труд повторно, профессор сжал губы, как будто боялся проронить хотя бы слово. Казалось, что он не решается объяснить, что показала астролябия.
Но Леберехт твердо заявил:
— Я хочу это знать.
Болтливая дочь профессора прыгала с одной ноги на другую и визжала:
— Ну, говори же, ведь ему хочется знать!
Альбани пожал плечами, постучал указательным пальцем по своему таинственному прибору и тихо произнес:
— Бог мне свидетель, что я говорю правду: если бы вы не сидели передо мной в сутане, я счел бы вас опасным еретиком, опаснее, чем доктор Лютер из Виттенберга.
Леберехт покраснел, а посетители трактира начали оживленно переговариваться. Большинство из них были возмущены бесстыдными словами римского астролога, который осмелился опорочить монаха-бенедиктинца. Лишь маленький сухонький человечек, до сих пор молча сидевший в углу, тоненько пискнул:
— А может, он совсем не бенедиктинец? В конце концов, каждый может надеть сутану!
Тут хозяин перегнулся через стойку и крикнул:
— И прежде всего — ты! — Затем, обращаясь к Леберехту, добавил: — Не слушайте его глупые речи. Он не в своем уме.
Перепалка эта вызвала смех у посетителей, так что слова астролога были быстро забыты и все снова отдали должное вину.
Выводы профессора разбудили любопытство Леберехта, и, стараясь не вызвать шумихи, он спросил Альбани:
— А что еще говорят обо мне звезды?
Астролябия до сих пор лежала на столе перед профессором. Альбани наморщил лоб и огляделся по сторонам, надеясь, что на этот раз его никто не услышит.
— Как я уже сказал, если бы вы не сидели передо мной в сутане, я принял бы вас за другого. Дело в том, что я вижу соединение Венеры с Марсом, и это соединение имеет большое значение для обоих.
— Святая Дева Мария! — вырвалось у Леберехта, и он продолжил расспросы: — А что вы еще знаете об этом соединении?
Альбани покрутил астролябию во все стороны, пожал плечами и ответил:
— Ничего, лишь то, что его ожидает печальный конец.
Леберехт хотел продолжить беседу с итальянцем, но не успел.
Через заднюю дверь в зал вошел брат Лютгер. Он приблизился к столу, на котором все еще стоял его кубок с вином, и сел. Леберехта он не удостоил даже взглядом.
Тот сразу почувствовал перемену в настроении монаха и тщетно искал слова.
— Ну как, вы отнесли еду монахине? — смущенно промямлил он.
Лютгер не ответил. Вместо этого он затеял пустой разговор с купцом из Ахена. Леберехт некоторое время прислушивался к нему, вернее, делал вид, будто слушает, хотя в мыслях своих был совсем в другом месте. Неужели у Лютгера возникли подозрения? Может, Марта чем-то выдала себя? И если это так, то не будет ли обманутое доверие для Лютгера поводом отделиться от них с Мартой?
