Диана Стаккарт - Гром среди ясного неба
— Именно тогда он обнаружил страницы, которые ты вырвал из дневника мастера, — догадалась я. Ответом мне стал короткий кивок.
— Я не собирался этого отрицать. Потому что какая мне была от этого польза? Вместо этого я сказал Константину, кто мой дядя, добавив при этом, что если он забудет, что видел и слышал, я добьюсь, что ему хорошо заплатят за его молчание. Он сделал вид, будто согласен на мои условия, но вместо того, чтобы вернуть мне страницы, сбежал вместе с ними. Я должен был его остановить. Я не мог позволить, чтобы он помешал моему плану.
Тито на минуту умолк, как будто пожалел о своем признании, однако затем продолжил:
— Дядя подарил мне арбалет, а также нож. Он лежал на самом дне сундука, завернутый в плащ. Я почти позабыл о нем, но в тот момент вспомнил. Схватив его, я погнался за Константином.
Внезапно, как будто ноги больше не держали его, Тито устало опустился на крышу рядом с летательной машиной.
— Я не собирался его убивать, — произнес он невыразительно, как будто устал рассказывать одну и ту же историю. — Я лишь пытался отобрать у него чертежи, хотел припугнуть его, заставить держать язык за зубами. Но он бросился в сад, где, насколько мне было известно, работал мастер. Константин уже почти добежал до ворот, но те оказались заперты. И я подумал, что это мое спасение. Но в следующий миг он принялся карабкаться на стену.
По щеке у Тито скатилась предательская слеза. Он поспешил отвернуться, чтобы смахнуть ее, но я все равно заметила.
— Других способов остановить его у меня не было. В мои планы не входило его убивать, честное слово. Я даже не заметил, как выпустил стрелу. Она попала ему в спину, и он свалился со стены. Я подождал немного, в надежде, что кто-нибудь подойдет, но никто так и не появился. И еще я понял, что он умер, и потому не сможет рассказать мастеру о том, что я украл чертежи. Но самое худшее заключалось в том, что самих чертежей у меня больше не было, и потому мне пришлось искать выход из положения. Вот тогда мне в голову и пришла мысль похитить самого Леонардо.
— Но зачем тебе это понадобилось, Тито? — спросила я, не в силах сдержать охватившую меня злость. — Почему ты вечно идешь на поводу у своего дяди? Ты ведь знал, что поступаешь подло! Что мешало тебе сказать мастеру, что герцог что-то замышляет? Леонардо, наверняка, помог бы тебе остаться в Милане, и тогда тебе не пришлось бы возвращаться в Понтальбу. Скажи, что такого пообещал тебе твой дядя, что ты не побрезговал пойти на убийство и похищение?
При упоминании герцога, Тито машинально поднес руку к разбитому рту, и лицо его приняло каменное выражение. Я вспомнила, что отец его умер, когда он был еще ребенком, и с тех пор отца ему заменил герцог. Хотя я была зла на Тито, я невольно прониклась к нему сочувствием и попыталась представить себе, каково это — расти под зорким оком жесткого герцога, чье одобрение он всячески стремился заслужить? И это при том, что жил он в постоянном страхе перед ним?
Тито вновь посмотрел мне в глаза и слегка усмехнулся.
— Ты ничего не понимаешь. Мне, наконец, подвернулась возможность снискать похвалу дяди! Он всегда считал меня дураком и лоботрясом. По его мнению, живопись — занятие, недостойное мужчины. Он лишь потому позволил мне поступить в ученики к Леонардо, что я пообещал притвориться простолюдином и докладывать ему обо всем, что происходит в замке Сфорца. Что касается летательной машины, то украсть ее я задумал сам, чтобы затем доставить в Понтальбу. Когда я поделился моим планом с дядей, тот пообещал, что если я сумею осуществить задуманное, он разрешит мне первым совершить на ней полет. А еще он сказал, что здесь, в Понтальбе, мы построим целый флот таких машин, и он поставит меня капитаном.
Первой моей мыслью было, что герцог никогда бы не доверил племяннику столь ответственное поручение. И все же, судя по ноткам гордости в голосе Тито, сам он, похоже, верил дядиным обещаниям. Потому что случись ему и впрямь занять столь высокий пост, это искупило бы все унижения, которых он явно натерпелся, живя в замке Никодемо.
Увы, лирическое расположение духа вскоре покинуло его, и он окинул меня сердитым взглядом.
— В том, что все так получилось, виноват главным образом ты, ты и твой отец! — злобно воскликнул он. — Скажи синьор Анджело людям моего отца, что он никакой не Леонардо, или если бы ты не послушался Ребекку и не стал приезжать сюда вслед за отцом, все были бы живы и здоровы. Но ты предпочел вмешаться, и теперь из-за тебя мой дядя отдал приказ убить или бросить в темницу всех до одного — и тебя, и твоего отца, и Леонардо, и остальных подмастерьев. И не потому, что он вас боится, а просто ради собственного удовольствия.
Не успел Тито бросить мне в лицо свои обвинения, как я услышала знакомый скрежет поднимаемой решетки. Снизу до нас доносились крики всадников — они поддали шпорами своих скакунов и теперь двигались к воротам. Еще мгновение — и весь их конный отряд по подъемному мосту выедет на поле, где, приняв боевой порядок, устремится в направлении леса, чтобы сразиться с горсткой плохо вооруженных юношей, которые в данный момент нашли укрытие в лесу.
Мне следовало поторопиться. В воздух я должна взмыть до того, как солдаты достигнут опушки леса.
— Тито, — обратилась я к нему с мольбой в голосе, опустившись рядом с ним на колени и взяв его за руку. — Тебе еще не поздно искупить свою вину. Позволь мне воспользоваться летательной машиной. Если у меня получится удержать ее в воздухе, я использую ее для того, чтобы отвлечь внимание солдат, и тогда подмастерья сумеют спастись бегством. И пусть я ничем не могу помочь отцу и мастеру, я, по крайней мере, смогу спасти своих товарищей.
— С какой это стати тебя заботит жизнь горстки простолюдинов?
— Но ведь они мои друзья, Тито, впрочем, как и твои.
Не дожидаясь, что он на это скажет, я отпустила его руку и вновь улеглась на корпус машины и дрожащими руками закрепила пояс. Тито даже не сдвинулся с места, оставшись сидеть там же, где и сидел, рядом с летательной машиной. Лицо его было каменным. Я потянулась за концом веревки, которая удерживала летательную машину на месте. Всего один рывок, и узел развяжется, веревка проскользнет сквозь кольцо, и летательная машина устремится с крыши вниз.
Напоследок я еще раз посмотрела на Тито. Он медленно поднялся, а на какой-то миг я испугалась, что он попытается мне воспрепятствовать. Но вместо этого он сказал:
— Если я позволю тебе это сделать, поклянись, что если тебя вдруг схватят, ты никому не скажешь, что видел меня здесь. Что я пришел на крышу слишком поздно и не сумел остановить тебя.
— Клянусь всеми святыми, — пообещала я. В следующий миг до меня донесся крик капитана стражников, и ответный мерный цокот копыт по камням внутреннего двора. Отряд выезжал за ворота замка и через пару минут примет боевой порядок. — Главное позволь мне сделать то, что в моих силах, чтобы спасти моих друзей, ради Константина…
Вместо ответа Тито отступил от края крыши. С благодарностью посмотрев на него, я напоследок проверила работу педалей и рычагов. Затем легонько похлопала крыльями и тотчас ощутила, как машину слегка повело вверх. Наклона крыши будет достаточно, чтобы к тому моменту, когда я соскользну с нее, успеть развить скорость и остаться в воздухе. Правда, при одном условии: что я не забуду энергично работать рычагами и педалями для того, чтобы быстро хлопать крыльями. С другой стороны, если я стану Усиленно махать ими, то велик риск зацепиться за черепицы, и тогда летательная машина выйдет из повиновения.
Цоканье копыт по перекидному мосту стихло. Что означало лишь одно: всадники в данный момент перестраиваются, принимая на поле боевой порядок, скачут вперед, а вслед за ними строят свои ряды пешие воины. Еще пара мгновений, и капитан прикажет ринуться в бой. Для меня это будет сигналом воспарить в небо.
Страх как рукой сняло. Наоборот, мною овладело удивительное спокойствие. Я больше не задавалась вопросом, что может случиться, если я вдруг сорвусь и упаду. В эти мгновения главным было другое: как можно дольше продержаться в воздухе, чтобы тем самым внести сумятицу в ряды герцогской армии и дать моим товарищам возможность уйти из леса. Едва успев пробормотать себе под нос молитву первым пришедшим на ум святым, которые, возможно, внимали мне в эти мгновения, я услышала внизу еще один крик.
Набрав полную грудь воздуха, я дернула за веревку.
В первый миг машина даже не сдвинулась с места, и я испугалась, как бы веревка не запуталась среди педалей и рычагов, но уже в следующее мгновение с головокружительной скоростью — гораздо быстрее, чем я ожидала — покатилась по крыше вниз.
Хотя спуск по скату крыши длился считанные секунды, время для меня как будто замерло на месте, и каждый миг фиксировался в памяти с удивительной ясностью и четкостью. Я начала работать педалями, повторяя про себя при каждом новом движении ног: раз, два, три, раз, два, три.
