Антон Чиж - Холодные сердца
– Вот и все Васькины секреты, – сказал он, протягивая тетрадь.
Слова были написаны хуже, чем курица лапой. От жары чернила расплылись, жирные пятна густо покрывали страницы. Содержание дневника было самое невинное. Усольцев раскрывал свои мечты и желания, которые не шли дальше поездки в Ниццу и владения капиталом. О деньгах Василий писал много, со вкусом и удовольствием. О чем еще можно мечтать в двадцать пять лет?
– Я оставлю это на некоторое время у себя, – сказал Ванзаров. – Верну лично.
Степан Петрович не колебался ни секунды. Надо так надо.
– А это что за книжечка?
– Васька конторскую книгу завел, доходы свои записывает. Желаете взглянуть?
Ванзаров желал. Записной блокнотик целиком помещался в ладонь. Тонкий и дешевый, таким гимназисты пользуются. На первой странице стояла дата, когда его завели. Дата относилась к декабрю прошлого года. Но записей было не много. На весь разворот была надпись: «ШМЕЛЬ». Под ней на удивление ровными буквами значилось: «М.ф. К.». Дальше два небольших столбика цифр. Левый начинался с единицы, через дефис была написана цифра «10». Ряд цифр в этой колонке доходил до «6». А в правой увеличился до «50», причем только в последней строчке.
Пролистав пустые страницы, Ванзаров нашел, что блокнот вели еще и с конца. Стоило открыть его с другой стороны, как нашелся еще один подписанный разворот. Он был озаглавлен: «СЛЕДОПЫТ». Под этим словом было написано: «Л.Р-Б.». Столбики цифр были совсем короткие. В левом ряду – только шестерка. В правом – цифра «20». На этом все.
– Блокнотик позже верну, – сказал Ванзаров, пряча находку в пиджак.
Степан Петрович рад был помочь в столь важном деле. Он стал предлагать гостю выпить чаю или закусить. Ванзаров вежливо отказался.
– Друзья Василия часто к вам заходят? – спросил он.
– Еще чего! Нечего чужим людям по дому шастать. Васька у меня порядок знает. Пусть себе мимо идут.
– А сегодня утром кто-нибудь приходил?
– К Ваське? Нет, сам куда-то отправился. Встал рано-рано, оделся, как на свадьбу, и побежал. Говорит, важное дело имеется. Разве не с вами встречался?
– Когда он вернулся вчера вечером? – спросил Ванзаров.
Степан Петрович почесал рыжеющую бородку.
– Так ведь поздно уже было, – сказал он. – Я уж спать лег… Наверно, часу в четвертом. А то и позже. Дело молодое, чего не гулять, когда ночь белая…
– Он был взволнован или как-то проявлял беспокойство?
– Ничего такого. Васька у меня шустрый, вечно что-нибудь уронит или посудой гремит. А тут пришел тихо, спать лег. Я посреди ночи его допытывать не стал, где шлялся. Да и незачем. Взрослый уже.
– Что ж, Степан Петрович, сердечно благодарен вам. Думаю, инспекция прошла успешно. Доложу в столице, – сказал Ванзаров. – Только у меня к вам будет одна просьба.
– Извольте! Чем могу… Для блага сыночка ничего не жаль. Не желаете утюжок чугунный в подарочек? Привезете супруге или матушке гостинчик из Сестрорецка.
– У вас родственники есть?
– Сестры, на Тарховской живут. Видимся редко, не люблю я бабской болтовни…
– Пригласите их сегодня в гости. А лучше лавку закройте и сами к ним поезжайте. Гостинцев возьмите, пообщайтесь. По душам, по-родственному поговорите…
– Да к чему это?
– Мой вам совет.
Степан Петрович удивился такому предложению, но обещал исполнить. Ванзаров простился и вышел на Офицерскую. Приказ держать смерть Усольцева в секрете до его особого распоряжения был выполнен. Городовые, после внушения Макарова, не проболтались. Слух еще не дошел до лавки. Но радости от этого было мало. Если не сказать – не было вовсе.
Дорога к станции лежала по Выборгской улице, мимо Оружейного завода. До поезда было еще полчаса – как раз для неторопливой прогулки.
Городок мирный, весь в зелени, и люди, в общем, неплохие. А воздух какой пьянящий! Так и тянет влюбиться, романтика в голову лезет. Буквально райский чертог на подступах к Северной Гиперборее. Только вот оказывается, что под всей этой милой оболочкой прячется нечто другое. Темное и гадкое, как дохлая кошка. Запах уже идет, только не разобрать, откуда именно.
На той стороне улицы промчалась двуколка и затормозила так, что лошаденка встала на дыбы. Ее заставили поворотить обратно. Ванзаров шел, не оглядываясь. Двуколка опередила его и теперь уже встала окончательно. Танин бросил вожжи и бросился навстречу. Он долго тряс руку и говорил, как рад такой внезапной встрече в такой славный денек. И вообще, не желает ли Родион Георгиевич прокатиться к Фоману для легкого полдника. Ванзаров не пожелал.
Танину очень хотелось, чтобы его о чем-то спросили, он только не знал, как к этому подступиться. И так и эдак подходил, но Ванзаров проявлял полное непонимание. Наконец Танин решился.
– Откровенно говоря, рад нашей встрече еще и потому… – сказал он и опять замялся. – Потому, что… Знаете, город наш маленький, разное могут наплести. И мне не хотелось бы… Вернее сказать, было бы напрасно тратить время… Поверьте, я говорю совершенно искренно, Родион Георгиевич.
– Я ничего не понял, – ответил Ванзаров.
– Ну как бы вам сказать… А, да что там, – Танин махнул рукой, словно отрезая себе путь к отступлению. – Хочу официально заявить, то есть заявить вам, как представителю полицейской власти, ну, не совсем власти, в некотором смысле… А более как знаменитому и увенчанному лаврами, так сказать, сыщику… Нашему светиле сыскной науки…
– Смелее, Андрей Сергеевич, я вас не съем.
– Да? Ну ладно… Тогда… Вы уже наверняка знаете… То есть слышали… В общем… Я к этой смерти не причастен и не имею никакого отношения.
Танин даже выдохнул, словно у него с плеч гора свалилась.
– Вот как? – сказал Ванзаров. – А я был другого мнения.
– Врут! Это чистый воды наговор. И никакого у меня интереса не было… И уже давно все кончено. Вот вам мое честное слово!
Ладонь Танина взлетела так, будто он призывал за собой народные массы.
– Я думаю, что у вас есть что скрывать.
– Родион Георгиевич! – вскрикнул Танин в праведном возмущении. – Да я же вам сам только что признался! Как же вы можете после это меня подозревать! Я же чист как стекло.
– Если чисты и к этой смерти не имеете отношения, тогда зачем беспокоились?
– Слухи. Все наши уездные слухи. Наплетут вам всякого вздора, а вы и решите, мол, Андрей Сергеевич что-то такое замышлял. Не было ничего. Хотите, клятву дам?
– Будете клясться на колесе двуколки?
– Ну, зачем вы так! Я же от всего сердца, со всей искренностью! Только чтобы вам облегчить и без того нелегкий труд.
– Значит, к этой смерти вы не причастны, – сказал Ванзаров, словно в раздумье.
– Именно так!
– А к какой же, в таком случае, причастны?
Танин оторопел и даже закашлялся.
– То есть? – спросил он. – Какой еще смерти? О чем вы говорите? Ни к каким смертям вообще касательства не имею. Мне вообще скоро не до того будет…
– Вот как? Что за дела?
– Это пока секрет… Извините, не могу раньше времени… Так вы мне верите?
– Это сложный вопрос, – ответил Ванзаров. – Пока меня интересует вот что: откуда вы узнали? Фёкл Антонович проболтался?
– Как же не узнать! – удивился Танин. – Полыхнуло так, что чуть весь город не спалили. Мне, конечно, Зайковского очень жаль, но я тут совершенно ни при чем. Так и знайте.
– Я буду иметь это в виду. Только и у меня к вам вопрос, позволите?
– Сколько угодно! Мне скрывать нечего.
– Будущая жена господина Танина должна быть вне подозрений, не так ли?
Андрей Сергеевич как-то странно посмотрел, будто проверял, насколько глубоко влез нос столичного сыщика в его дела. Не найдя ответа, Танин торопливо попрощался, прыгнул в двуколку и умчался, оставив после себя облако сухой пыли. Ванзаров неторопливо пошел на вокзал.
Посыльный уже ждал. То ли поезд пришел раньше времени, то ли в телеграмме напутали. Извиняться пришлось Ванзарову. Он ненавидел опоздания и не позволял себе опаздывать. А тут такое происшествие – его ждали чуть не час. Загладить вину он предложил в станционном буфете. И сколько титулярный советник Войцов ни отнекивался, его подхватили, повели на второй этаж и усадили за стол. Дело окружного суда отдавать на руки запрещалось, а знакомиться с ним на перроне было неудобно.
Войцов принялся за бутерброды, а Ванзаров с не меньшим аппетитом занялся чтением. Он листал страницы, не успевшие пожелтеть от хранения в архиве, и не выражал никаких чувств.
Дело было простое, если не сказать примитивное. Один свидетель показал, что видел подозреваемого, чиновника в отставке Лапина, с жертвой, девицей Анюковой, накануне ее исчезновения. Другой свидетель подтвердил, что после этого Анюкова не возвращалась и больше ее никто не видел. Третий свидетель указал, что видел, как Лапин прогуливался с Анюковой на пляже уже в темноте. В показаниях пристава Недельского было отмечено, что во дворе Лапина было обнаружено много крови, а его одежда была в высохших бурых пятнах. Уважаемый представитель общественности города заявил, что Лапин всегда отличался буйным нравом и подозрительным поведением. И более того: не гнушался публичными женщинами и выпивкой. Несколько раз валялся в безобразно пьяном виде на улице.
