Валерия Вербинина - Сапфировая королева
Морщась, Леон втянул носом царивший тут специфический запах, бросил быстрый взгляд на реторты, на какие-то перегонные кубы, склянки, заметил на полке тетрадь и стал листать ее. Вся она была испещрена непонятными формулами и алхимическими пометками.
Вздохнув, Валевский отложил тетрадь и снова осмотрелся. Но нигде поблизости не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего мыло или динамит, столь сильно на мыло похожий.
– Женечка рассердится, – умоляюще проговорил Аполлон, поправляя очки. – Может быть, нам лучше уйти отсюда?
Не отвечая, Валевский подошел к столу, который стоял под окном. Там лежало нечто, прикрытое большим куском мешковины.
Валевский приподнял тряпицу, взял то, что под ней находилось, покрутил в пальцах, поднес к носу – и, вернув на место, поспешно отступил назад.
– Что там? – спросила Наденька и даже на цыпочки приподнялась.
– Мыло, – ответил Валевский каким-то странным голосом. – Куски мыла. Нет, похоже, я действительно ошибся… Идемте отсюда.
– Что вы тут делаете?
В дверях стоял Евгений Жмыхов, но не его появление показалось Наденьке странным в то мгновение. Конечно, студент имел полное право прийти в свою лабораторию хоть в три часа ночи, только вот в голосе его звенела угроза, а брови были неприязненно сдвинуты.
– Мы хотели посмотреть на мыло, – пролепетала Наденька. – Господин Дроздовский… то есть господин Валевский сказал, что это может быть динамит. Ой…
Евгений сжал кулаки и сделал несколько шагов к Валевскому.
– Вы – проныра! – мрачно сказал студент поляку. – А знаете, что бывает с пронырами?
– А вы знаете, что бывает с теми, кто изготовляет динамит? – огрызнулся Валевский, на всякий случай отступив назад. – Или вы собираетесь рассказывать мне сказочки, как вашим кузенам, что занимаетесь тут фотографией, а мыло варите для отдохновения души? Я, черт возьми, по роду своей профессии нередко имел дело со взрывчаткой! И я вам скажу, что вот это, – Леон указал на то, что пирамидой возвышалось под мешковиной, – вовсе не мыло!
Аполлон Русалкин оторопел.
– Так, значит… Женя, он ведь неправду говорит? Женя!
– Аполлон… – дрожащим голосом прошептала Наденька. – Аполлон, мне страшно… Идем отсюда, прошу тебя!
– Боюсь, никто отсюда не уйдет, пока все окончательно не разъяснится, – прозвенел вдруг голос Амалии Корф.
Наденька со страхом обернулась к незваной гостье, которая неожиданно возникла в дверном проеме, и тут Евгений Жмыхов, очевидно, принял решение. Он бросился к кузине, вырвал у нее из руки лампу и отскочил к столу, на котором лежал динамит.
– Ни с места! – закричал студент. Глаза его налились кровью, на лбу вздулись жилы. – Я всех взорву, слышите? Всех! Я брошу лампу на стол, и вы все взлетите на воздух! Сатрапы! Палачи!
– Женя… – пробормотал Аполлон. – Женя, но это же…
Студент затряс головой.
– Всех взорву! – По его щекам катились слезы. – Вы нас вычислили, но вам все равно не жить!
– Леон, – спросила Амалия у Валевского, – там и в самом деле динамит?
– Да, – ответил тот, кусая губы и досадуя на себя.
Наденька покачнулась, и молодой человек поддержал ее под локоть. Евгений бросил взгляд на кузину, и в его лице мелькнуло что-то человеческое… Что-то, чем Амалия обязана была воспользоваться.
– Послушайте, – баронесса старалась говорить как можно спокойнее, – ваша кузина тут ни при чем, и ее брат тоже. Вы хотите, чтобы они тоже погибли?
Рука студента, державшая лампу, дрогнула.
– Не имеет значения, сколько потребуется жертв, чтобы положить конец гнусной тирании, – гордо произнес он.
Услышав его слова, Наденька залилась слезами.
– Можете не уговаривать меня, – добавил Евгений. – Я все равно брошу лампу.
– Дайте им уйти, – неожиданно проговорила Амалия. Она вскинула голову, ее глаза сверкали.
– Что? – Студент явно растерялся.
– Дайте им уйти, – повторила баронесса. – А я останусь. И тогда бросайте лампу.
– Это какая-то ловушка? – недоверчиво спросил Евгений. – Вы пытаетесь меня поймать?
Студент поудобнее перехватил лампу, которая сдавленно зашипела. И Аполлон поймал себя на том, что не может оторвать от нее взгляд.
– Нет, – ответила Амалия. – Просто в отличие от вас я считаю каждую человеческую жизнь самостоятельной ценностью.
– О да, – кивнул Евгений, – и вы блистательно подтвердили вашу теорию, когда несколько часов тому назад убили человека в нашем доме. А ведь его жизнь, если верить вам, тоже была самостоятельной ценностью.
– Вы меня поймали, – согласилась Амалия. – Впрочем, ценность ее стремительно обесценилась, когда тот господин попытался перерезать глотку пану Валевскому. – Баронесса пожала плечами. – Хотя можете думать обо мне что вам угодно. Вы дадите им уйти?
Наденька тихо плакала. Евгений скользнул по ней взглядом, перевел взор на бледное лицо Русалкина и нехотя кивнул.
– Пусть уходят, – сказал он, – я даю им одну минуту. А потом брошу лампу. В конце концов, – добавил студент с усмешкой, – одной служительницы самодержавия будет вполне достаточно. Хотя мы хотели вовсе не этого – мы хотели уничтожить оплот самодержавия.
Баронесса обернулась к Аполлону.
– Там, снаружи, господин Рубинштейн, господин Половников и остальные. Предупредите их, чтобы уходили как можно быстрее. Даже так: бежали со всех ног. Думаю, после взрыва тут останется очень немного.
И Амалия улыбнулась – храбрая женщина, которая намерена была держать лицо до конца, несмотря ни на что.
Русалкин с трепетом посмотрел на баронессу Корф и повел прочь сестру, которая шаталась и еле держалась на ногах от ужаса. Последним из сарая вышел Леон Валевский. Он обернулся к Амалии, хотел что-то сказать, но удержался и быстро скрылся за дверью.
– Вы собирались убить царя? – спросила Амалия у Евгения. – Когда он приедет в ваш город?
Свободной рукой студент извлек из кармана часы и взглянул на них.
– Сорок секунд… Да, мы хотели его убить, но возникла сложность – возле нас постоянно вертелся один переписчик. Уверен, он был вашим агентом. И нам пришлось начать с него.
– Вы убили его и украли вещи, чтобы происшествие больше походило на ограбление, – заметила Амалия. – Кто отнес кольцо убитого в ссудную кассу – ваша кузина?
– Нет, одна девушка. Она разделяла наши идеи.
– А кошелек? – настойчиво спросила Амалия. – Почему вы не избавились от кошелька?
– Я принес его домой, – удивленно проговорил Евгений, – и засунул куда-то. В конце концов, там были деньги! Но потом… Наверное, я просто о нем забыл. У меня хватало забот, потому что динамит никак не получался нужной нам мощности. Как вы его нашли?
– Повезло, – уклончиво ответила Амалия. А про себя подумала: должно быть, Валевский нашел ночлег у Наденьки, обыскал ящики, увидел кошелек с деньгами и стащил его. А уже потом кошелек попал на глаза ей самой. Хотя какое значение это имеет сейчас?
– Пять секунд, – сказал Жмыхов, пряча часы в карман. – Прощайте, баронесса Корф. Надеюсь, вам понравилось в нашем городе…
Интересно, подумала Амалия, на что похожа смерть?
И тут она увидела.
Стекло за спиной Евгения разлетелось мелкими осколками, и в окно головой вперед влетел Леон Валевский. Всей массой своего крепко сбитого тела он врезался в студента, и Евгений, не устояв на ногах, упал. Лампа вылетела из его руки на пол и разбилась.
Лежа на полу, Жмыхов тряхнул головой. На лице его застыло ошеломленное выражение.
– Ах, – просипел он, – так вы заодно! Сатрапы!
Амалия, подбежав к горящим осколкам лампы, ногой затоптала языки пламени. Евгений ударил Валевского и уже собирался схватить Амалию, но тут в дверь ворвались фигуры в мундирах и набросились на студента.
Валевский, которому здорово досталось, приподнял голову. В глазах мельтешили какие-то пестрые пятна, по лицу текла кровь, но тут молодой человек почувствовал на нем теплую женскую руку и странным образом сразу же успокоился.
– Лежите, лежите, – сказала Амалия. – Почему вы вернулись, Леон?
Он и сам хорошенько не знал. Лишь знал, что если бы оставил молодую женщину в одном помещении с обезумевшим бомбистом, то это воспоминание преследовало бы его всю жизнь. Но Валевский не был бы Валевским, если бы не придумал какое-нибудь язвительное объяснение.
– Должен вам признаться, сударыня, – проговорил поляк, – в мире есть две по-настоящему отвратительные вещи: терроризм и тещи. Все прочее я могу вынести.
И, сочтя, что сказал все, закрыл глаза.
В своем особняке Хилькевич подошел к окну. Машинально отметил про себя, что на улице, несмотря на поздний час, довольно оживленное движение. Причем больше всего здесь было полицейских карет. «Что, интересно, они опять затеяли?» – неприязненно подумал король дна.
В дверь постучали, и через мгновение вошел Жорж, чье лицо было густо усеяно кровоподтеками. Сутенер поглядывал на расстегнутую манжету на руке и хмурился.
