"Библиотечка военных приключений-2". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Иванникова Валентина Степановна

Тщательно разработанный план ареста их обоих был нецелесообразен. Направление на Южноуральский завод заставляло задуматься, а что если на этом заводе есть агентура? Жил же здесь, в этом домике, инженер Теплов не год и не два, жил десяток лет, работал на заводе, был на хорошем счету, а оказался иностранным агентом.

До рассвета было еще много времени, чтобы обдумать все и решить. Ржанов вернулся в комнату, так же на ощупь нашел пиджак гостя, положил на место документы и деньги, затем, осторожно открыв дверки буфета, вынул оставшиеся два батона белого хлеба, вышел на кухню, открыл форточку и выбросил их на двор.

Только под утро капитан забылся коротким сном. Проснулся Ржанов от ощущения чужого взгляда. Услышав осторожные, удаляющиеся шаги, он чуть приоткрыл глаза и увидел Балта, пытавшегося в скупом свете наступающего дня рассмотреть его документы.

Документы были в порядке. Внутренне усмехнувшись, Ржанов закрыл глаза. Он слышал, как Балт вернулся к дивану, положил документы в карман его пиджака, затем улегся на кровать и опять заснул.

«Обменялись любезностями», — подумал Ржанов. До утра уже уснуть не удалось.

Когда Ржанов, одеваясь, неосторожно загремел стулом, Балт резко вскочил, засунув руку в задний карман брюк.

«Пистолет в заднем кармане», — мысленно отметил Ржанов.

— Куда вы? — грубо спросил гость.

— Положение хозяина обязывает меня позаботиться о вашем завтраке. Я не ждал гостя и не приготовился к встрече, — спокойно ответил Ржанов.

— Вас не предупредил шеф о моем приезде?

— Предупредил в прошлую пятницу, но не указал числа. За пять дней мои запасы иссякли, кончился даже хлеб, — пояснил Ржанов и, надевая пальто, добавил: — Закройте за мной дверь. На обычный стук не открывайте. Я постучу один раз и после паузы три. — Ржанов прошел на кухню, взял свои записки и вышел в сени.

Что-то пробурчав в ответ, Балт вышел за ним. Дверь лишь с трудом удалось открыть общими усилиями.

Погода установилась. Небо еще в утренней, светлой дымке на востоке было багряным. Ветер затих. Наметенные сугробы снега искрились и сверкали.

Ржанов расчистил снег у порога и дорожку к калитке, вышел на шоссе и отправился в «Гастроном».

Выбирая вина, Ржанов не решился купить дорогой коньяк, было жалко государственных денег. «Вылакает и «три звездочки»…», — подумал он и прошел в стол заказов. Здесь его уже давно ждал подполковник. Быстро доложив обстановку, Ржанов передал записки и вышел в магазин. Его покупки были уже упакованы в объемистый пакет.

Гость чувствовал себя как дома. Он умылся и поставил кофейник на электрическую плитку. Ржанов видел, что Балт за время его отсутствия успел обшарить весь дом.

— Это хорошо! — с усмешкой сказал Балт.

— Что хорошо? — не понял Ржанов.

— Хорошо, что не нашел рацию. В ваше отсутствие я порылся в этой берлоге.

— Вижу, и не понимаю, зачем это, — спокойно заметил Ржанов, открывая рыбные консервы.

Когда Балт с огорчением поставил на стол уже пустую бутылку из-под коньяка, сытое, спокойное состояние и выпитое настроили его на созерцательный лад — получив хлеб, он пожелал зрелища. Балт развалился на диване и, ковыряя спичкой в зубах, сказал:

— Меня интересует, я немного психолог, что привело вас, Теплов, к нам, в наш лагерь?

Еще вчера Ржанов заметил, что, будучи трезвым, Балт хорошо владел русским языком, но после нескольких рюмок его речь с головой выдавала иностранца.

— Понимаете, Теплов, вы русский, что привело вас в наш лагерь? Психологически это интересно, — повторил он, выплевывая прямо на пол кусочки пищи, добытые из зубов.

Ржанов из материалов допроса отлично знал историю Теплова. Однако — одно дело знать, другое — рассказывать от первого лица, да еще так, чтобы в нее поверили.

— Разговор на эту тему мне не доставляет удовольствия, — уклончиво ответил он.

— Мы отлично позавтракали. За интересной беседой время становится короче. Вы расскажите мне, я буду рассказывать вам. У русских это называется «обмен опытом».

«В этом уже есть некоторый смысл, — подумал Ржанов. — Если история Теплова заставит тебя развязать язык, стоит попробовать».

— Моя история малооригинальна, — начал Ржанов. — Я приехал в Брест в тридцать девятом году, когда он стал советским. В сорок первом году немцы подходили к Бугу; вагоноремонтный завод, где я работал, эвакуировался на восток. Я не мог выехать, у меня тяжело болела жена. Потом… Что привело меня в ваш лагерь? Трусость! Страх за свою шкуру!..

Балт выждал, но, заметив, что его собеседник не расположен продолжать, сказал:

— Ну, если сказал «а», надо говорить «б»!

Конечно, с большим удовольствием, под сытую музыку джаза, Балт посмотрел бы хорошенький стриптиз, когда волнующе медленно, одну интимную часть туалета за другой, снимает с себя какая-нибудь Терри-Мур и остается совершенно нагой перед зрителями. Психологическое обнажение Теплова не было таким волнующим, но за неимением лучшего приходилось довольствоваться и этим.

— Гестапо не было со мною гуманно. Я не выдержал и стал работать на немцев. Затем, угрожая мне разоблачением, они перебросили меня сюда, на Урал. Шеф требовал одного — работать, войти в доверие и ждать указаний. В сорок втором году я здесь поступил на завод, работал, пользовался доверием и уже забыл о существовании шефа, как вдруг явился человек. Он передал мне рацию, шифр, оружие и даже деньги. От этого человека я узнал, что у меня новый хозяин.

— Насколько я понимаю, если бы не страх, вы побежали бы сейчас донести на меня, так? — с затаенной угрозой спросил Балт.

— Теперь поздно. В этой безумной скачке я поставил на вашу лошадь. Будь что будет! — закончил Ржанов, удивившись сам тому, насколько естественно он это сказал.

— Эта лошадь придет первая! Можете не сомневаться, — покровительственно сказал Балт.

«Она придет первая на мусорную свалку истории», — подумал Ржанов.

— Я тоже, как вы, рядовой в этой войне в потемках, — продолжал Балт. — И у меня есть свои счеты с Россией. Я родился на Балтике и в сороковом году эмигрировал за океан. Но не страх, а тем более не политические соображения толкнули меня на это опасное дело.

— А что же? — с интересом спросил Ржанов.

— Биг-бизнес! Чарльз Ингольс хорошо платит, — с циничной откровенностью сказал Балт и добавил: — Я считаю, что вам не надо знать подробностей моей автобиографии. Зачем обременять труса хранением чужой тайны?! Но-но! — примиряюще сказал он, заметив, что его собеседник угрожающе сжал кулаки. — Вам же будет лучше. Я буду вас снабжать информацией, вы будете ее зашифровывать и передавать шефу, а он дальше по цепочке. Где я буду находиться, что я буду делать, — вы знать не будете.

— Меня это устраивает, — с внутренним сожалением заметил Ржанов.

Весь этот день и ночь прошли относительно спокойно, если не считать неоднократно возникавшего желания осудить мерзавца по строгому закону человеческой совести и пристрелить! Разумеется, это было бы глупо и эгоистично. Ржанов это понимал и, сдерживая себя, кормил его, подливал ему коньяк, спал с ним в одной комнате, дышал с ним одним воздухом.

24

ПРОБУЖДЕНИЕ

Когда Маша, опираясь на кизиловую тросточку, шла от платформы электрички до дачи Роггльса, ее охватило всегда испытываемое перед встречей с ним нетерпение и какое-то новое, еще не знакомое ей чувство тревоги. Со времени их лыжной прогулки прошло два дня. За эти дни Патрик только один раз позвонил по телефону и вежливо справился о здоровье. Тревожась все больше и больше, она открыла калитку.

Был предвечерний сиреневый сумрак. Высокие старые сосны, точно колонны, поддерживали темный свод неба. Молодой запорошенный снегом ельник окаймлял по обеим сторонам узенькую, плохо расчищенную тропу, ведущую в глубину участка. В окнах не было света. Дом выглядел мрачным и покинутым. С тревожно бьющимся сердцем Маша поднялась на крыльцо и открыла дверь. Патрик встретил ее неприветливо и сказал: