Оливер Пётч - Дочь палача
Потом он резко развернулся и пошел прочь. Вскоре его поглотила тьма.
Лишь через некоторое время Симон осмелился задышать.
– Кто… кто это был? – спросил он.
Палач встал и отряхнул листья с плаща.
– Дьявол. И он нас обнаружил. Потому что кое-кто наложил в штаны!
Симон невольно отшатнулся. Он почувствовал, что боится человека перед собой не меньше, чем дьявола.
– Я… я не могу убивать, – прошептал он. – Я врач. Меня учили помогать людям, а не убивать их.
Палач грустно улыбнулся.
– Но, видишь ли, нам приходится. И когда мы делаем это, вас мутит от страха. Кучка глупцов, все вы одинаковые.
Он поплелся в лес. На какое-то время Симон остался один.
Магдалена яростно стучала в маленькую дверцу в Речных воротах. Проема хватало, чтобы как раз протиснуться одному человеку. Так часовому не приходилось открывать ворота целиком, чтобы впустить кого-нибудь припозднившегося, и можно было избежать нападения.
– Вообще-то полночь уже! Возвращайся завтра, ворота открываются в шесть часов, – проворчал голос с той стороны.
– Алоиз, это я! Магдалена Куизль. Открой, это очень важно!
– Опять? Сначала я впустил вас в город, потом выпустил, а теперь вы снова проситесь внутрь… Нет уж, Магдалена, до утра в город никто не войдет.
– Алоиз, на стройке у дороги на Хоэнфурх снова кто-то промышляет. Там чужие! Мой отец и Симон пробуют им помешать, но долго они не продержатся! Нужно позвать стражу!
Створка со скрипом отворилась. Оттуда на нее уставился усталый часовой. У него был заспанный вид, и от него несло водкой.
– Я не могу давать таких приказов. Иди прямо к Лехнеру.
Совсем скоро Магдалена стояла перед воротами герцогского замка. Стражники хоть и пропустили ее, но будить секретаря не позволили. Она кричала и вопила до тех пор, пока наконец не открылись окна на втором этаже.
– Проклятье, кто там шумит?
Лехнер в ночной рубашке высунулся в окно и посмотрел вниз. Магдалена не упустила возможность и в двух словах рассказала, что случилось. Когда она закончила, секретарь кивнул.
– Подожди, сейчас спущусь.
В конце концов в сопровождении ночной стражи и часовых у ворот они двинулись по Аугсбургской дороге в сторону стройки. Караульные были вооружены пиками и двумя мушкетами. Выглядели все усталыми и явно не горели большим желанием гоняться в предрассветных сумерках за горсткой мародерствующих солдат. Иоганн Лехнер кое-как накинул на себя кафтан и закутался в плащ, из-под шапочки торчали растрепанные волосы. Он недоверчиво косился на Магдалену.
– Надеюсь, ты говоришь правду. Иначе вам, тебе и твоему отцу, не поздоровится. И что вообще понадобилось палачу на дороге в такой час? Порядочные жители дома сидят! В последнее время твой отец кажется мне слишком назойливым. Ради всего святого, пусть он пытает и вешает, а в остальные дела не лезет!
Магдалена смиренно опустила голову.
– Мы… мы собирали травы. Венерин волос и полынь. Вы же знаете, их можно собирать только при лунном свете.
– Дьявольщина! А Фронвизер чего там забыл? Не верю ни единому слову, юная Магдалена.
Между тем начинало светать. Стражники погасили светильники, когда они стали приближаться к просеке недалеко от дороги. Вдали на куче досок сидели палач с лекарем.
Лехнер прошагал к ним.
– Ну? Где ваши саботажники? Я ничего не вижу. А стройка выглядит точно так же, как и вчера!
Куизль поднялся.
– Они сбежали, не успев ничего разломать. Одному из них я разбил морду.
– И? Где же он теперь? – не унимался Лехнер.
– Он… выглядит теперь не очень. Остальные его забрали.
– Куизль, назови хоть одну причину, почему я должен тебе поверить.
– Назовите хоть одну другую причину, почему я позвал вас сюда.
Палач вплотную подошел к секретарю.
– Их было пятеро, – убедительно проговорил Куизль. – Четверо из них солдаты. Пятый… кто-то другой. Заказчик, полагаю. И, думаю, он из города.
Секретарь улыбнулся:
– И как же ты его не узнал?
– Было слишком темно, – вмешался Симон. – Но другие все время говорили про него. Они называли его торгашом. Значит, это богатый горожанин.
– И зачем богатому горожанину платить горстке солдат, чтобы они разгромили строящуюся больницу? – перебил его Лехнер.
– Они ее не громили, они что-то искали, – сказал Симон.
– И что же? Они все-таки стройку громили или что-то искали? Сначала вы говорили, что они здесь ломали…
– Черт побери, Лехнер, – прорычал Куизль. – Как вы не можете понять! Кто-то нанял этих людей, чтобы они тут все разнесли. Чтобы они сорвали строительство, и заказчик после этого мог спокойно искать то, что здесь спрятано!
– Все равно это безумие, – бросил Лехнер. – Погромами они ничего не добились бы. Работы ведь продолжаются, несмотря ни на что.
– Но они затянулись, – вставил Симон.
Куизль молчал. Секретарь собрался уже развернуться, как палач снова заговорил:
– Фундамент.
– Что?
– Заказчик, видимо, предположил, что клад, или что там еще, спрятан под фундаментом. Когда строительство закончится, он до него уже не доберется. Потом здесь будут крепкие здания, все замуруют и застроят. Вот ему и приходится срывать строительство, а в промежутках разрывать каждый клочок земли, пока не найдет, что ищет.
– Точно! – воскликнул Симон. – Когда мы были здесь в первый раз, фундамент подрыли в нескольких местах. Кто-то осторожно отодвигал каменные плиты. Этой ночью один из них тоже приподнимал плиты бруском!
Иоганн Лехнер покачал головой.
– Сказки о кладоискателях и таинственных раскопках в полночь… И я должен верить в это? – Он обвел рукой площадку. – Что такого может быть здесь закопано? Участок, как вы знаете, принадлежит церкви. Если бы здесь было что искать, священник давно обнаружил бы это в записях. Каждый участок, принадлежащий церкви, заносят в опись. План, расположение, предыстория…
– Не этот, – перебил его Куизль. – Этот участок совсем недавно подарил церкви старик Шреефогль, решив таким образом выпросить местечко в раю. Церковники не знают о нем ровным счетом ничего.
Палач обвел взором площадку. Стены часовенки, фундамент под больницу, колодец, липа, каркас для будущего сарая, куча досок…
И что-то здесь спрятано.
Судебный секретарь мягко улыбнулся.
– Куизль, Куизль… Занимайся тем, что ты умеешь, а остальное предоставь нам, членам совета. Понял ты меня? Или я как-нибудь пороюсь хорошенько у тебя дома. Поговаривают, будто ты продаешь любовные зелья и прочую колдовскую дрянь…
Вмешался Симон:
– Но господин, он прав, участок…
Лехнер развернулся и свирепо на него глянул.
– И ты, Фронвизер, прикусишь свой длинный язык, так ведь? Твои шуры-муры с палачихой… – Он оглядел Магдалену, и та быстро отвела глаза. – Эта запретная связь срамит не только твоего отца. В совете уже немало людей, кто с радостью поглядел бы на вас, привязанных к позорному столбу. Вот это зрелище! Палач на собственную дочь надевает позорную маску! До сих пор я закрывал на это глаза из любви к твоему отцу и ради палача, которого ценил до этого времени.
Услышав про «палачиху», Куизль взвился, но Магдалена его удержала.
– Оставь, отец, – прошептала она. – Только дров наломаешь.
Лехнер огляделся и подал знак стражникам возвращаться.
– Скажу вам, во что я верю, – сказал он, не оборачиваясь. – Я верю, что здесь и в самом деле побывали солдаты. Могу даже поверить, что какой-то нерадивый аристократ из Шонгау нанял их, чтобы они разрушили больницу. Потому что боялся, что путешественники будут объезжать город. Но вот во что я не верю, так это в ваши россказни о сокровищах. И я также не желаю знать, кто тот аристократ. И без того уже довольно шума поднято. Сегодня же я распоряжусь, чтобы каждую ночь здесь выставляли караул. Строительство будет продолжаться, как и решил совет. А ты, Куизль… – только теперь он повернулся к палачу. – Ты сейчас пойдешь со мной и займешься тем, на что ты больше всего годишься. Будешь дальше пытать Штехлин, пока она не признается в убийстве детей. Потому что именно это сейчас важнее всего. А не кучка вшивых солдат на разваленной стройке.
Он зашагал было прочь, но один из стражников дернул его за рукав. Это оказался Бенедикт Кост, который караулил этой ночью в тюрьме.
– Господин, Штехлин… – начал он.
Лехнер остановился.
– Ну, что там с ней?
– Она… она без сознания и тяжело ранена. В полночь она рисовала знаки на полу в камере, и тогда Георг Ригг бросил в нее камнем. Теперь она и не шелохнется. Мы отправили к ней Фронвизера-старшего чтобы он ее посмотрел.
У Лехнера слегка покраснело лицо.
– И почему я узнаю об этом только сейчас? – прошипел он.
– Мы… не хотели будить вас, – промямлил Бенедикт. – Думали, что это может подождать и до завтра. Я хотел сообщить вам пораньше с утра.
– Подождет до завтра? – Лехнер с трудом управлял голосом. – Через день или два сюда явится княжеский управляющий со всей свитой, а у нас тут дьявол разгуливает. Если до этого времени мы не представим ему виновного, то он сам примется за поиски. А тогда помоги нам господь! Он не ограничится одной ведьмой, можете мне поверить!
