Дэйл Фурутани - Смерть на перекрестке
— Да вы не просто мерзавец, а еще, оказывается, и трус? — хмыкнул молодой самурай.
Кадзэ не ответил на оскорбление. Так и оставался в коленопреклоненной позе просителя.
— Нет, — упрямо настаивал юноша. — Извинений ваших я не принимаю. Я настаиваю — давайте немедленно сразимся. Выходкой своей вы оскорбили не только лично меня, но и всю славную школу меча Ягию. Обида столь великая может быть смыта лишь кровью, пролитой во время честного поединка!
— Пусть так, — Кадзэ поднялся, — но соизвольте хотя бы согласиться сражаться не на боевых мечах, а на деревянных, тренировочных. Ведь суть поединка в том, что вы хотите продемонстрировать мне свое высокое мастерство во владении мечом? К чему же использовать боевое оружие?
Юный самурай одарил Кадзэ взором, полным презрения, — видимо, и впрямь заклеймил его мысленно трусом. Однако произнес сквозь зубы:
— Отлично! Значит, пусть будут деревянные мечи. Сражаться станем прямо здесь и сейчас.
— Полагаю, лучше все-таки будет выйти на улицу, — негромко посоветовал Кадзэ. Повернулся к извертевшейся от интереса служаночке и велел: — Принеси-ка нам, красавица, две палки длиной с катану. Ждем тебя снаружи.
Девица округлившимися глазами уставилась на самураев. Закивала. Умчалась куда-то — палки подходящие разыскивать.
Вежливо пропустив молоденького самурая вперед, Кадзэ неторопливо вышел с постоялого двора. Надел у дверей сандалии. Остановился посреди пыльной деревенской улочки. Юный противник последовал за ним. Поодаль стеснились нежданные зрители: старуха с повязкой мстительницы, ее тощий слуга и внучок собрались насладиться интереснейшим зрелищем.
Девчонка воротилась со скоростью поистине неправдоподобной. За ней поспешали хозяин, его пышнотелая супруга и целая орава ребятишек. В подоле верхнего кимоно служанка несла две палки, каковые с довольно изящными поклонами и вручила участникам поединка. Кадзэ осмотрел свое оружие, покачал головой и, вынув меч, обтесал нижний конец, дабы тот хоть относительно напоминал рукоять нормального меча. Молодой самурай вынул из кармашка длинную белую ленту и стремительными скупыми движениями подвязал ею рукава своего щегольского кимоно — так, чтобы лента сначала перекрещивалась на спине, а потом охватывала концами плечи. Проделал он это эффектно и с большой помпой, явственно играя на публику — маленькая группа зрителей и впрямь ответила одобрительным ворчанием. С победоносной улыбкой юноша обернулся навстречу Кадзэ.
Кадзэ засунул свой настоящий меч за пояс. Взялся обеими руками за импровизированную рукоять палки. Глядя на молодого противника, замер в классической боевой стойке. Юноша бросился на него со звонким кличем, но Кадзэ стоял все так же неподвижно, деревянный меч в его руках даже не шелохнулся.
Молоденький самурай, несколько сбитый с толку столь полным отсутствием реакции противника на его атаку, приостановился на мгновение — обдумывал, похоже, что дальше делать. А потом завопил еще громче и набросился на Кадзэ со всей силой, стремительностью и задором юношеской ярости, обрушивая деревянный меч вниз в мощнейшем ударе. Кадзэ почти небрежно отразил этот удар. Оба противника одновременно перешли к приему кириотоши. Что есть кириотоши? Описать можно без труда, применить же на деле — непросто. Разом блокировать атаку врага и перейти в контратаку самому, не разделяя эти два движения, но, напротив, слив их в одно, единое, — немногие способны на такое. Молодой самурай, впрочем, сражался недурно, и от удара Кадзэ уйти сумел, отпрыгнув с кошачьей быстротой и грацией, и собственный прием в то же время провести попытался.
Снова и снова стукались друг о друга деревянные мечи.
Во взгляде юного воина, обращенном на Кадзэ, презрительная насмешка сменилась поначалу удивлением, а после и вовсе восторгом.
— Да ведь вы великий мастер меча! — вскричал он наконец.
— Благодарю вас за доброту. — Кадзэ коротко поклонился. — Ну что же, можно считать, теперь ваша честь отмщена?
— Ну, я бы сказал, что мы с вами сражаемся на равных. Впрочем, полагаю, подобный исход поединка меня вполне удовлетворяет, — отвечал юноша.
Кадзэ помолчал мгновение. Прозмеилась лукаво точеная бровь.
— Отлично, — улыбнулся он, — коли вам угодно считать, что мы сразились вничью, я — только «за».
— А сами вы, выходит, не уверены, что исход поединка — ничейный?! — враз встопорщился молодой самурай.
— А сам я уверен: коли ваша честь отомщена, то более и обсуждать нечего!
— Вы даете мне понять, что ничьей все же не было?
— Да была ничья, была. К чему беспокоиться?
— Сказать вы можете все, что угодно, — но в душе, я вижу, вовсе не считаете меня равным себе противником. Так?
Кадзэ молча возвел глаза к небу. Юный самурай швырнул свою дубину-меч наземь.
— Нет, честь моя не удовлетворена! — Голос его стал злым, запальчивым. — Я требую: давайте сразимся снова! Только на сей раз биться будем уж на мечах настоящих. Пускай сталь нас рассудит!
— Прошу вас, подумайте еще. К чему нам настоящее оружие? Я уверен, наши неурядицы преотлично разрешит и второй бой на мечах деревянных[31]…
— Стало быть, вы все-таки трус? — прошипел юноша.
— Да коли вам угодно так считать, пусть я хоть трижды трусом буду, — пожал Кадзэ плечами.
— Вы еще и смеетесь?! Сражайтесь! — Молодой самурай рванул меч из ножен. — Сражайтесь, или я вас сейчас на месте зарублю!
Кадзэ тоже отбросил палку и обнажил катану.
— Жаль мне вашего необдуманного решения, — сказал он тихонько.
Вместо ответа юноша принялся наступать на него, подняв меч в классическую исходную позицию — на уровень глаз. И вновь Кадзэ замер на месте, поджидая, когда молодой противник атакует. Но теперь юноша не спешил. Подойдя на расстояние удара, он внимательно изучал старшего воина взглядом. Явно ожидал, что Кадзэ либо отвлечется на долю мгновения, либо проявит недостаток внимания — в общем, совершит хоть мельчайшую ошибку, которая позволит ему пробиться сквозь превосходно выстроенную защиту противника и нанести смертельный удар. Секунды бежали одна за другой. Зрители, заинтересованные поединком, похоже, не меньше его непосредственных участников, затаили дыхание. Внезапно молодой самурай все-таки решил нападать. С громким криком он бросился вперед, высоко взметая меч и стремительно обрушивая его вниз, с намерением рассечь горло Кадзэ.
Атаки не получилось. Кадзэ вновь пустил в ход кириотоши, только на сей раз клинок его вонзился уже в тело молодого самурая. Изумленный юноша отскочил и растерянно воззрился на свой бок, где по шелку нарядного кимоно медленно расползалось багрово-красное пятно. Губы его скривились. Уронив меч, молодой воин схватился за рану. Чуть пошатнулся. И упал на колени, дрожа от боли и неожиданно накатившей слабости.
— Глупец! Мальчишка! — орал Кадзэ с наслаждением. — Птенец неоперившийся, не рановато ль тебе рисковать своей жизнью столь же нелепо, как это делаю я? Пойми, тебе-то есть что терять! Да у тебя на такие опасные игры ни ума недостает, ни опыта! Ишь ты, нашел себе развлечение — по дорогам он мотается да незнакомцев на смертный бой вызывает! Да ты еще не способен определить уровень противника даже во время тренировочного поединка на деревянных мечах! Щенок! Во время настоящего боя насмерть один взгляд, одно движение пальцем решают порой, победить тебе иль погибнуть. Слишком сложно для сопляка без капли опыта. И судить еще берется!.. Ладно. Молю Милосердную Каннон, чтоб не задел я тебе какого-нибудь жизненно важного органа. И так-то сдерживался, как незнамо кто, лишь бы тебя, щенка, ранить, а не убить ненароком. Слишком много я трупов за спиной своей оставил в провинции этой проклятой, тошнит от убийств бесконечных. И уж точно не имею я желания присоединять к прочим убитым еще и малолеток вроде тебя — таких, что по молодости да по глупости возможностей своих истинных еще не знают и бойцами великими себя мнят! — Покосившись в сторону хозяина постоялого двора и служанки, он махнул рукой: — Отведите его в гостиницу и вызовите лекаря. Будет жить как миленький, только кровь побыстрее остановить надо. Поторопитесь!
Девица и хозяин и верно заторопились. Скорехонько, как велено было, подбежали и на себе потащили юного самурая, бледного как смерть от потери крови и хлесткой отповеди Кадзэ, в дом. Отерев клинок катаны о рукав кимоно, Кадзэ тоже побрел за ними следом. Шествие замыкали старуха и ее оживленно переговаривающаяся маленькая свита.
Вернувшись в залу, Кадзэ молча сел, взял свою миску и принялся за остывшую кашу.
Прочие гости — все трое — тоже взялись за еду. Впрочем, теперь наглая старуха держалась осторожнее, в фамильярности с Кадзэ вступать не спешила. Иное дело — прислужница. Та, убирая поднос и миску со столика завершившего трапезу самурая, склонилась сколь можно ближе и зашептала заговорщически:
