Джон Карр - Ньюгейтская невеста
Над турецким ковром Даруэнт увидел отделанный черепаховым панцирем письменный стол Фрэнка и стоящий за ним стул, в высокой спинке которого виднелись темно-коричневое пятно крови и тонкий разрез в том месте, где ее пронзила рапира. С правой стороны Даруэнт обнаружил знакомые высокие окна, закрытые ставнями.
Но самое худшее ожидало милорда, когда он посмотрел вперед – на стену, оклеенную красно-золотыми обоями. Позади письменного стола находилось еще одно окно, а за ним – освещенная луной лужайка с кустарником и статуей бога Пана.
– Но там не может быть никакой лужайки! – воскликнул Даруэнт. – По другую сторону этой стены столовая Кэролайн!
– Не совсем по другую сторону, – поправил мистер Малберри.
– Что вы имеете в виду?
– Ростовщик – мистер Калибан – хотел соорудить комнату, в точности повторяющую комнату в Кинсмир-Хаус, за окном которой стояла настоящая статуя. При наличии просторных помещений это не составляло труда. Фрэнк Орфорд убрал кирпичи и подпер потолок железными и деревянными балками. Он хотел построить фальшивую стену из дерева. Но за ней ему нужно было пространство длиной не менее четырех-пяти футов, чтобы вставить в деревянную перегородку фальшивое окно с видом на иллюзию лужайки сельского дома. Я включил лампы, чтобы она выглядела так, как вы ее видели в прошлый раз. Смотрите!
Шагнув вперед, мистер Малберри поставил подсвечник на успевший запылиться стол, где стояла ваза с подгнившими и сморщенными апельсинами, и поднял стоящий позади стул.
– Не делайте этого! – вскрикнула Кэролайн, скользнув к Даруэнту. – Кажется, я поняла! Мы…
Ответа не последовало. Окно имело две скользящие рамы. Размахнувшись, мистер Малберри ударил стулом в нижнюю.
Вместе со звоном разбитого стекла лунный свет и статуя дрогнули и заколебались. Когда адвокат нырнул в отверстие и выпрямился, шорох его ноги по битому стеклу окончательно разрушил мнимую реальность. Он хлопнул рукой по статуе – это оказался не мрамор, а гипс. Малберри посмотрел в комнату сквозь верхнее стекло, и его голова в белой шляпе казалась самым диким зрелищем, какое только можно представить.
– Я видел это, – пробормотал Даруэнт, – всего в трех шагах от двери и при свете только трех свечей. Должно быть, другим удавалось подойти ближе, но ненамного. Власть тьмы…
Мистер Малберри вынырнул из-под верхней рамы:
– Вы же видели в опере, Дик, точно такой же эффект лунного света, сотворенный с помощью ламп! Бутафорская растительность создавала впечатление перспективы. – Он указал на окно позади. – Но было ли это сделано так же мастерски, как здесь?
– Нет, ничего похожего! Но какая разница…
– Спросите себя, – настаивал адвокат, – многие ли могли нарисовать этот задник с четким изображением каждого кустика и каждой травинки, чтобы сцена выглядела абсолютно реальной? – Он кивнул на вазу с апельсинами. – А потом спросите, многим ли, тем более потенциальным врагам, было позволено приближаться к Фрэнку Орфорду со шпагой в руке? Только человеку, знаменитому своими трюками со шпагой! Почему здесь вообще оказались рапиры? Потому что человек, который мог подбросить вверх четыре или пять апельсинов и поймать их острием рапиры…
– Одну минуту! – послышался новый голос, когда Таунсенд втащил в комнату протестующего Джемми.
Вновь пришедший, который также держал свечу, выпрямился и медленно огляделся вокруг.
– Да, это я убил Орфорда, – заявил мистер Огастес Роли с презрительным выражением на худощавом лице. – Но стоит ли так суетиться и печалиться о его кончине?
Глава 23
Надеющаяся продемонстрировать, что мы не всегда подозреваем всех
Даруэнт не сразу ощутил шок. Когда мистер Роли признавался в содеянном, он смотрел на два закрытых ставнями окна в правой стене.
Это были обычные окна, выходящие на Сент-Джеймс-сквер. Но власть тьмы и воображение все еще рисовало якобы находящиеся снаружи лужайки и дубы Кинсмир-Хаус. Мог Фрэнк Орфорд рисковать, зная, что посетители услышат шум карет и повозок на площади? Да, мог, потому что летом с наступлением темноты кареты и повозки появлялись на Сент-Джеймс-сквер крайне редко.
Но теперь на них обрушилась новая катастрофа…
– Вы! – Даруэнт любил пожилого декоратора, и его не слишком заботило, какое злодеяние тот совершил. Тем не менее шок был достаточно сильным. – Вы убили Орфорда?
Темные глаза мистера Роли излучали спокойствие, но сам он выглядел очень усталым.
– Дик, Дик! – промолвил он. – Сколько раз я выдавал себя! Сколько раз почти признавался вам!
Даруэнт повернулся к мистеру Малберри:
– Как давно вы это знали?
Лицо адвоката выражало острую неприязнь к самому себе.
– Только начиная с сегодняшнего утра, Дик, когда вы после завтрака спешно покинули нас, чтобы повидать Долли Спенсер. – Мистер Малберри почесал нос. – Я здорово накачался элем. А ваша славная леди, понимая, в чем я нуждаюсь, принесла графин бренди. Спьяну я произнес какую-то латинскую цитату, которую напрочь забыл, насчет неприкосновенности римской виллы, и мне припомнилось то, что я слышал накануне… – он указал на мистера Роли, – в вашем доме, когда Долли Спенсер лежала больная в кровати. Девушка упомянула, как вы однажды изготовили римскую виллу для постановки «Юлия Цезаря», и она выглядела настолько реально, что Долли прислонилась к одной из колонн и опрокинула ее. Я уже говорил вам, что все остальные тайны были для меня так же ясны, как клумба с голландскими тюльпанами, хотя черт бы побрал всех голландцев за их Вильгельма III[126] с его постной физиономией. Но, думая о римских виллах, я посмотрел на вазу с фруктами на столе и вспомнил об апельсинах в исчезнувшей комнате, выглядевших так, словно их проткнули ножом…
– И тут же вспомнили, – понимающе продолжил мистер Роли (в его глубоком голосе слышались нотки горечи), – сколько раз видели, как я ловил апельсины острием рапиры в «Друри-Лейн»?
Мистер Малберри швырнул шляпу в угол.
– Да, – проворчал он, словно признаваясь в грехе. – И наконец я понял, кто убил Орфорда. Я пытался передать сообщение через его славную леди…
– К сожалению, сэр, – прервала Кэролайн, – вы были… не в себе. Теперь я понимаю, почему вы размахивали в столовой связкой ключей. Но все, что вы могли сделать, – это усесться в наемный кабриолет и потребовать сидра.
Адвокат нахмурился:
– Я имел в виду, миледи, погребки с сидром на Мейден-Лейн. Мне нужно было протрезветь с помощью содовой. – Он сердито посмотрел на мистера Роли. – Но ведь вы честный и порядочный человек! Как я мог разоблачить вас, даже зная все? Каким образом вы стали сотрудничать с «фирмой» Орфорда и Флетчера?
Мистер Роли вздрогнул.
– Сотрудничать? – произнес он с таким отвращением, словно по нему ползали змеи. – Во многих отношениях, сэр, я вынужден признать себя подлецом. Но сотрудничать с этой парой? Нет! – Мистер Роли повернулся к Даруэнту. – Милорд, – заговорил он официальным тоном, – когда вы удостоили посещением мой дом на Лукнор-Лейн, чтобы повидать Долли… Как странно, что ее уже нет в живых! Да… Вас могло удивить мое недостойное и малодушное поведение в ответ на ваше тактичное предложение благодарности – за какие услуги, милорд? – и места жительства. Я был не просто без гроша в кармане, я был в долгах.
– Без гроша, но, очевидно, не в том смысле, как всегда говорит о себе Джемми Флетчер, – отозвался Даруэнт. – Он выиграл у меня в пикет несколько тысяч фунтов и тем не менее заявил, что не выплатит проигрыш пари, которое я заключил с ним на исход моей дуэли с Бакстоуном. Должно быть, его скаредную душу терзали страшные муки, когда он платил нанятым боксерам. Джемми еще больший скряга, чем Орфорд.
– Ну нет! – возразил Хьюберт Малберри. – Никто никогда не был большим скрягой, чем лорд Франсис Орфорд!
– Прошу прощения. – Мистер Роли виновато улыбнулся. – Но вы все поймете, если услышите мою нелепую историю. Думаю, я говорил вам, лорд Даруэнт, что меня уволили из «Друри-Лейн» в конце апреля?
– Да.
– Точнее, 21 апреля. Потому что я оскорбил титулованную особу, пролив ему краску на сапог. Меня уволили без предварительного уведомления, никак не компенсируя его отсутствие. А я не смог сберечь ни фартинга из своего жалованья, о чем неосторожно проговорился. – Худое лицо декоратора помрачнело. – Интересно, что мистера Малберри при всем его уме не удивило то, каким образом Эмма и я умудрились просуществовать с конца апреля до конца июля. В противном случае он многое бы понял. Но я отвлекся. В числе пяти знатных господ, подавших на меня жалобу, был лорд Франсис Орфорд. Вечером, в день моего увольнения, он прислал за мной карету, потребовав моего присутствия в доме номер 36 на Сент-Джеймс-сквер.
Смейтесь надо мной, если хотите, но я решил, что Фортуна повернулась ко мне лицом! Я мечтал, что смогу расстаться с нуждой, покупать подарки Эмме… Но карета – если мне будет дозволено поправить мистера Малберри, чьи слова я подслушал, – остановилась не у этого дома, а в стороне от него, чтобы темное закрытое здание, куда лишь изредка входили через заднюю дверь, выглядело заброшенным. Копыта лошадей были обмотаны тряпками, чтобы они издавали как можно меньше шума. В этой комнате я увидел лорда Франсиса.
