Unknown - Сокрытый в Тени Крыла (СИ)
Обзор книги Unknown - Сокрытый в Тени Крыла (СИ)
Uingukage. Сокрытый в Тени Крыла.
Часто задают вопросы по поводу порядка, в котором нужно читать данный фанфик.
Поэтому здесь будет размещено содержание в месте со ссылками на отдельные файлы.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11. и Раздлено, чтобы файлы не превышали 200 кб.
12. .
13. .
14. .
15. .
16. .
17. .
18. .
19. .
20. и Раздлено, чтобы файлы не превышали 200 кб.
АРКА 1.
Глава 1.
Умирать было чертовски болезненно. Нет, серьезно. Сейчас, болтаясь в мире Смерти, осознавать это уже не так больно и страшно. Но все же...
И умирать было страшно. Сейчас я крайне смутно помню, что-либо из своей жизни, в основном лишь смутные образы, сознание не может сосредоточиться на чем-то конкретном. Это логично, я лишь бесплотная душа, заброшенная в мир мертвых. Заброшенная, но мимо, не достигшая цели. Даже как-то глупо, но вместо того, чтобы делать то же, что делают все остальные души, я повис в легкой неопределенности. Вообще, тут страшновато, где бы это "тут" не находилось. Огромная спираль невообразимых размеров, которая бесконечно тянется. Просто тянется откуда-то куда-то. Мне не дано что-либо осознать здесь. И по этой спирали бредут души, перемещаясь с одного конца в другой. А я болтаюсь в пустоте, как-то не особо желая к ним присоединяться. Ну не развит у меня стадный инстинкт, хоть убейте. Уже мертв, сам знаю, но это дело не меняет. В общем, повис. То, что меня вначале выплюнуло оттуда же, откуда идут остальные души, это я понимаю и возвращаться туда не вижу ни малейшего смысла. Но и лететь дальше желания нет. Нет, можно поверить, что это вроде как перерождение, и я должен забыть свою прошлую жизнь, что уже почти произошло, и начать новую с нуля. Это все просто замечательно, если это так. А если нет? Паранойя - она мое второе я, а может и первое, это как посмотреть.
Но, как оказалось, вечно терпеть мою бестелесную, хм, тушку, в этой прекрасной обители не собирались. Нахальным образом некая пакость, на которой я не мог сфокусировать взгляда, взяла, да и швырнула меня в направлении новой жизни. Я сопротивлялся, но это практически ничего не дало. Несколькими таким зашвыриваниями меня и дотолкали до врат новой жизни. Ну, врата, это весьма условно, просто туманная пелена, куда, собственно, и уплывали все души. Туда же запихнули и меня...
Было больно. То есть, сначала вообще ничего не было, я даже самого себя осознавал с категорическим трудом. А вот потом стало невыносимо. Болело тело, которое без всяких нежностей вытащили на собачий холод, а когда укутали, все равно ничего не изменилось. Глазам, не привыкшим видеть, и ушам, не привыкшим слышать так же было больно, да и всему остальному тоже. Теперь понятно, почему дети сначала плачут. Я тоже плакал, долго плакал. Сколько прошло времени, пока тело не перестало протестовать и успокоилось, я без понятия, часов мне никто не давал. Какое-то время заново учился смотреть и слушать. Нет, глаза открывались и видели прекрасно, но вот сфокусироваться получалось не всегда. Картинки были такими размытыми, что достаточно хорошо я различал только два лица, наиболее часто опускавшихся ко мне на расстояние вытянутой руки, моей коротенькой детской вытянутой ручонки. В упор, можно считать. Два лица, к которым я практически ничего не испытывал. Какой-то мужик, лет тридцати, наверное, с бородкой, усами, растрепанными черными волосами, и со стойким запахом дерева. И женщина, несколько моложе, с длинными темными волосами, и ничем более выдающимся. Не красавица, сразу уточняю. Совсем не красавица, худощава, бледновата, черты лица неровные. То, что это моя биологическая мать, я отлично понимал, но вот никаких волнений это у меня не вызывало. Ну, родился, это даже хорошо. Жить оно вообще лучше, чем мертвой душой болтаться в... так, я уже забываю, где я был. И что я был где-то до этого, забываю еще быстрее. Мозг маленький, чтоб его, надо срочно чем-то занять, а то со скуки точно стану ребенком.
Но вот от этого чувства я никуда не делся. Это была не просто скука. Это была душераздирающая тоска!
Безделье - это со-о-о-всем не так хорошо, как кажется на первый взгляд. Вот лежу я в своей ма-а-аленькой кроватке, и ни-и-и-чигошеньки не делаю. Убиться об стену хочется, честное слово. Говорить со мной никто особо не пытается. На мой рев обычно лишь проверяют пеленки и, бросив пару фраз, оставляют без дела. Ах**ть! Жаль, даже повеситься нельзя, не на чем. День лежу, думаю, что делать. Второй. Пятый. Голова вроде что-то соображает, значит надо себя чем-то занять. Лежу, дрыгаю руками, ногами, пытаюсь перевернуться, встать на четвереньки. Естественно, организм месяца примерно отроду на такие выкрутасы пока мало способен, но попытка - не пытка, только первые три-пять тысяч раз. Потом надоедает. Тело крепнет о-о-о-очень медленно, поэтому приходиться переключаться на окружающий мир. Говорят, в этом мире мало и на непонятном языке. Но я все равно прислушиваюсь, мне еще самому тут жить и со всеми ими разговаривать на этом же языке. Фрагмент потолка над кроватью меня уже порядком начинает бесить. Деревянные доски, и все как бы. Большего мне ничего не видать, ну, разве что, когда мама берет меня на руки, покормить. Квартира маленькая, небольшая комнатка, через дверь которой видна кухня. Ничего привычного глазу нет. Кровати немного странные, слишком низкие, мебель тоже какая-то не такая. Вроде все шкафы, но все равно непривычно. И чего-то не хватает. Вот точно должно еще что-то быть, но этого нет, что-то такое родное и знакомое, но вспомнить никак не получается. На окне занавесь. Занавеской назвать не могу, это нечто иное. Маленькие тоненькие палочки, складывающиеся в цилиндр, связанные веревкой. Понятия не имею, как называются. Мать, обычно, в этаком халате, но не совсем на него похожем, что-то отдаленно знакомое, но названия тоже не помню. С отцом все понятно, тот ремесленник какой-то. Опилки на руках, фартук этот, который он отчего-то не оставляет на работе.
И вот, что странно. Есть кое-что, что мне вообще категорически непонятно. Какая-то штука, к которой я все пытаюсь прислушаться, но не выходит, ну, вот есть она, это точно говорю, а что это, без понятия. Ничего подобного в скудных остатках воспоминаний нет. И вот лежу я большую часть времени, помимо дерганья конечностями, еще и прислушиваюсь к этой непонятной штуке.
Долго прислушивался. Вставать на четвереньки научился куда раньше. Неуклюжее слабое и неповоротливое тело держало меня плохо и с явной неохотой. С телом я боролся и заставлял больше шевелиться. Вот, что я нового ощутил, так это просто жуткий страх перед смертью, меньше всего на свете хотелось умереть еще раз. И этот инстинкт самосохранения давил на психику постоянным желанием саморазвития. До кучи ко всему, мой мир, то немногое, что я помнил, был переполнен различной информацией. А здесь ее были крохи. И скука медленно перерастала в настоящий информационный голод, который с каждым днем становился все более и более сильным. Неспособность общаться заставляла меня повторять те слова, которые я слышал. Недостаток контакта с внешним миром заставлял шевелиться и развивать тело, пока способное самостоятельно проползти лишь пару метров, да и отпускали ползать меня крайне редко. К тому же, это странное ощущение, не покидающее меня, идущее откуда-то из тела, тоже покоя не давало.
Через какое-то время мои бесконечные попытки заговорить были услышаны, и теперь мама постоянно о чем-то со мной разговаривала, она по несколько раз произносила слова, а я, как мог, их повторял, абсолютно не понимая смысла. Вскоре разобрался с самыми простыми словами. Ну, там: мама - папа - кушать. Первичные желания удовлетворять, так скажем, но молчать я не собирался ни в коем случае. Доболтался, ага, мама начала жаловаться папе, что я ее уже достал. Ну, не так открыто, конечно, но довольно близко по смыслу. Теперь отец, приходя вечером домой, читал мне сказки. Точнее, он рассказывал легенды, которые до моего понимания доходили лишь отчасти. Примерно в то же время я начал вставать и пытаться удерживать тело на ногах.
Первый раз пришлось задуматься об излишней нетерпеливости, когда мать пригласила врача, сказав, что ее ребенок ведет себя несколько необычно; встает, отпускает руки, шлепается мордой в пол, кряхтит, но не плачет, поднимается и повторяет все это заново. И так далеко не по разу. Ну, и еще ряд мелочей непонятных на ее материнский взгляд. Этот, хм, врач, а одет он был как-то слишком странно для врача, подошел ко мне, и...
Мать Моя Гвардейская Кавалерийская Дивизия!!!
У этого недоделанного Гудини рука засветилась, и он мне свою эту конечность засунул прямо... Нет, благо в живот. Покопался там, пощупал, от чего мне сразу стало ну очень не по себе. Вытащил, и сказал что все нормально, ребенок здоровый, ну, это насколько я его понял. А еще есть что-то, что я не понял, и что надо будет потом еще проверить. Ох, ты ж, мама, роди меня обратно. Куда это меня занесла нелегкая? Нет, живой, это, конечно, спасибо. Но вот так голыми, не проспиртованными руками шариться в чужом тельце без наркоза и анестезии, это вам совсем не шутки.
