Джон Робертс - Святотатство
Бани, в которые привел меня галл, были построены совсем недавно. Они примыкали к дому Милона, также служившему и местом сбора банды.
Оставив Гермеса сторожить вещи, я вслед за беззубым галлом отправился в парную, где в окружении своих людей восседал Милон. Увидев меня, он расплылся в улыбке.
— Теперь я и сам вижу, что это правда! — воскликнул он. — Весь Рим судачит о том, что ты один держал оборону против Клодия и его шайки и завершил драку прямо на заседании суда, под носом у Октавия!
Милон разразился хохотом, таким заразительным, что я непременно присоединился бы к нему, если бы не ноющие швы.
— Что за ирония судьбы — вернуться с военной службы без единой царапины и заработать боевые шрамы на улицах Рима! — провозгласил Милон.
— Если верно служишь сенату и народу Рима, без шрамов не обойтись, — заметил я, осторожно опускаясь на каменную скамью.
Оглядевшись по сторонам, я понял, что мои скромные шрамы вряд ли могли служить поводом для гордости в подобном обществе. В прошлом люди Милона выдержали множество боев на арене, и тела их покрывала такая густая сеть шрамов, словно из их кожи нарезали полосы. Один из бывших гладиаторов наклонился, чтобы рассмотреть мое плечо.
— Аккуратные стежки, — заметил он. — Узнаю руку Асклепиода.
Я подтвердил, что его догадка верна.
— А я так считаю, настоящий мужчина никогда не будет заниматься штопкой, как этот грек, — проворчал другой ветеран гладиаторских боев. Он указал на широкую багровую полосу сморщенной кожи, которая тянулась от его правого плеча к левому бедру. — Прижигание каленым железом — вот самый надежный способ остановить кровь. Самнит по имени Атлас едва не разрубил меня на две половины. Кстати, он был левшой.
— Хуже нет, как сражаться с левшой, — подал голос еще один громила.
Милон повернулся ко мне, а все прочие, напротив, отвели взгляды. В присутствии этих вышколенных бандитов мы могли говорить без утайки, словно были наедине.
— Как прошла твоя встреча с Фаустой? — без обиняков спросил Милон.
— Превосходно, — заверил я. — Я передал ей твое предложение, и она отнеслась к нему весьма благосклонно. Насколько я понял, мужчины ее круга нагоняют на нее скуку, а ты сумел произвести на нее впечатление человека неординарного. Думаю, когда ты отправишься ее навестить, тебя ожидает теплый прием.
— Рад слышать, — кивнул Милон.
— А я был рад оказать тебе услугу, — откликнулся я.
— Можешь не сомневаться, я в долгу не останусь. Подонкам Клодия уже известно — всякого, кто поднимет на тебя руку, ожидает немедленная смерть. Мои люди будут охранять тебя на улицах. Разумеется, до тех пор, пока ты будешь оставаться на виду. Если же, по своей привычке, начнешь петлять по темным закоулкам, вынюхивая, где пахнет жареным, то я не гарантирую тебе безопасности.
— Я способен и сам о себе позаботиться, — слегка задетый, ответил я.
Милон придвинулся ближе.
— По-моему, на лице у тебя отметины зубов, — усмехнулся он. — Неужели у тебя завелись враги и среди обитателей бестиария?
— Я высоко ценю твою помощь, Тит, — изрек я, не отвечая на бессмысленный вопрос. — Но я не понимаю, что происходит вокруг, и на сегодняшний день в этом состоит моя главная проблема. Иногда мне кажется, что ключ к разгадке уже у меня в руках, но потом выясняется, что ключ этот не подходит к замку.
— Прежде всего, расскажи, что тебе удалось узнать за последнее время, — потребовал Милон.
Рассказывая, я не мог умолчать о Юлии, так как часть сведений получил именно от нее. Стоило мне упомянуть ее имя, Милон многозначительно ухмыльнулся и вскинул бровь. Усмешка сползла с его лица, когда я сообщил, что женщины окончательно сбили меня с толку, ибо показания их расходятся. Юлия утверждает, что в ночь ритуала Фауста находилась в доме Цезаря, в то время как последняя отрицает это.
— Надеюсь, Фауста не имеет к этому никакого отношения, — процедил он, всем своим видом показывая, что возражения не принимаются.
Если, кроме Клодии, мне придется выгораживать еще одну женщину, это вряд ли пойдет на пользу расследованию, отметил я про себя.
— Как это ни странно, мне кажется, они обе, и Юлия, и Фауста, говорят правду, — сказал я вслух. — Но пока я ничего не могу объяснить.
— А я припас еще один факт, над которым ты сможешь поломать голову, — сообщил Милон. — На следующий день после совершения святотатства Красс поручился, что все долги Цезаря будут выплачены. Теперь тот может покинуть Рим. Единственное, что удерживает его в городе, — грядущий триумф Помпея.
— Все это очень любопытно, — кивнул я. — Почему Цезарь так хочет присутствовать на триумфе Помпея, находится за пределами моего понимания. Спору нет, зрелище обещает быть грандиозным, но за свою жизнь Цезарь перевидал много подобных зрелищ. Мне казалось, единственный триумф, способный вызвать интерес Цезаря, — тот, на котором почести будут воздаваться ему самому. Правда, вероятность того, что он дождется подобного счастливого дня, весьма мала.
— Доживет ли Цезарь до своего триумфа — еще один вопрос, пока что не имеющий ответа, — важно изрек Милон.
— Если доживет, значит, мир сошел с ума. Что творится в Риме, Тит? — вопросил я, ощущая, что более не могу сдерживать своего негодования. — Впервые в истории человечества нам удалось создать жизнеспособную республику. Но ныне сами основы ее находятся под угрозой, и причина тому — подлые козни низких людей. А ведь до поры до времени наша государственная система работала безупречно. Народные собрания, собрание центурий, сенат и консулы решали абсолютно все проблемы, и мы прекрасно обходились и без царей. Время от времени, когда того требовали обстоятельства, у нас появлялись диктаторы. Но власть их была ограничена шестимесячным сроком, и когда тревожный период проходил, диктатор возвращал свои полномочия сенату и народу. А теперь делами в Риме заправляют военные авантюристы, подобные Помпею, плутократы, подобные Крассу, и демагоги, подобные Клодию. Как мы могли такое допустить?
Милон потянулся и склонил голову на сложенные руки.
— Времена меняются, Деций, и прошлого не вернуть, — неспешно произнес он. — Система управления, которую ты считаешь безупречной, идеально подходила для маленького государства, только что сбросившего власть чужеземных царей. Она продолжала работать и в могущественном городе-государстве, подчинившем себе почти всю Италию. Но нынешний Рим — уже не город-государство. Он превратился в огромную державу, которая простирается от Геркулесовых столпов до Азии. Испания, львиная доля Галлии, Греция, острова, южное Средиземноморье — Африка, Намибия, Мавритания. Все это владения Рима. И кто управляет всем этим? Сенат!
И Милон громко расхохотался.
— Человечество не знало более успешного органа управления, чем сенат, — изрек я с гордостью, вполне приставшей новоиспеченному сенатору.
— Чушь, — пренебрежительно отмахнулся Милон. — Ты знаешь не хуже меня, что в большинстве своем сенаторы — корыстолюбивые ничтожества, озабоченные лишь собственными интересами. Они стали сенаторами лишь на том основании, что их предки тоже были сенаторами. Подумай сам, Деций, разве эти люди достойны управлять колоссальным государством? Их единственная заслуга в том, что их прапрадеды были богатыми землевладельцами. По крайней мере, авантюристы, которых ты так презираешь, ставят перед собой хоть какие-то цели и из кожи вон лезут, чтобы их достичь. Да, они строят козни, но, по-моему, строить козни лучше, чем почивать на лаврах.
— Значит, ты согласен отдать власть в Риме Клодию? — саркастически осведомился я.
— Нет, не согласен. Но вовсе не потому, что это противоречит конституции. Я ненавижу Клодия и намерен в ближайшее время избавить мир от его присутствия. А ты, как ты собираешься от него обороняться? Помимо моей дружбы, есть у тебя хоть сколько-нибудь надежная защита?
— Далеко не все люди в Риме покупаются на демагогию Клодия, — заявил я. — Если его приспешники сунутся в мой дом в Субуре, мои соседи дадут им достойный отпор.
— Прости меня, Деций, твои соседи ценят твое бесстрашие и отвагу, а на твои республиканские убеждения им ровным счетом наплевать. Если Клодий достигнет желаемого, перейдет в плебейское сословие и получит должность трибуна, то вряд ли тебе стоит рассчитывать на лояльность живущих рядом простолюдинов. Всем гражданам Рима Клодий обещает бесплатное зерновое пособие. Вряд ли кто-то устоит против этого, друг мой.
— Не думаю, что свободные граждане падки на подобные обещания, — процедил я, сознавая, что говорю в точности, как мой отец.
— Свобода бедняков — всего лишь пустой звук, потому что бедность — одна из разновидностей рабства, — возразил Милон. — Времена, когда граждане Рима гордились своей свободой, остались в прошлом и не вернутся уже никогда. Ныне свободные граждане объединяются в банды и действуют соответствующим образом.
