Евгений Сухов - Марьяжник
Несмотря на заверение Цуревича о том, что им удастся сдержать прыть Матвея Головацкого, было видно, что он сильно нервничает. Если бывший преподаватель академии права уже сумел нарушить планы охранки, и господина Цуревича в частности, то не было никакой гарантии, что эти планы не будут нарушены снова. Звонарев мог понять волнения заказчика. Что касается его самого, то Степан был спокоен и хладнокровен, как и прежде. После разговора с Маронским и последовавшего за ним неприятного сна профессиональный убийца сумел взять себя в руки. Он резонно полагал, что в силах справиться с десятью такими хвалеными сыщиками, как Матвей Головацкий.
– Как я узнаю имя жертвы? – только и спросил он.
– Я отправлю вам его с запиской сегодня же. Будьте у себя на Гороховой и никуда не уходите. Вероятно, проблему придется решать в самом срочном порядке.
– Я буду дома, – пообещал Звонарев. – И буду ждать.
Он первым поднялся со скамьи, понимая, что разговаривать больше не о чем. Его примеру последовал и Цуревич. Не сказав друг другу ни слова на прощание, они разошлись в разные стороны.
Звонареву было о чем подумать, пока он пешком возвращался к себе на квартиру. Недавний укол в области грудной клетки имел под собой определенные основания. Интуиция подсказывала Степану, кем может оказаться тот человек, которому Назар Илларионович отважился отправить записку вчера вечером. Хотя ему искренне и хотелось верить, что его внутренний голос ошибается. В противном случае, как ему следует поступить? Исполнит ли он работу, если сегодня от Цуревича поступит заказ на Беллу Розенталь? Пока у Звонарева ответа на этот вопрос не было. А ведь однажды подобное уже случалось в его жизни…
Впрочем, главный вопрос заключался сейчас в другом: что именно было в той злосчастной записке? И зачем вообще он это сделал? Ведь Звонарев предупредил вчера профессора, что предателем из числа их общих знакомых может оказаться любой. Не поверил? Засомневался? Испугался? Напуганным Шевельков действительно был донельзя…
А что если записка была отправлена кому-то не из числа их общих знакомых? Кому-то, кого Звонарев не знал? Это в значительной степени облегчало задачу. Последнего заказа от Цуревича могло и не быть вовсе. Для этого достаточно было выяснить, что Назар Илларионович писал вчера племяннику (сводной сестре, кому-то из бывших студентов, дальнему родственнику по линии жены или еще бог знает кому). Подобная мысль немного успокоила Звонарева. Но червь сомнения исподтишка все же точил его…
Навстречу ему прошла пара. Молодой человек довольно бесцеремонно обнимал девушку за талию и, чуть склонившись, что-то нашептывал своей спутнице на ушко. Девушка счастливо улыбалась, и ее разрумяненное на морозе личико было сродни ангельскому. Степан невольно остановился, дождался, пока пара поравняется с ним, а затем еще какое-то время задумчиво смотрел им вслед. В душе убийцы шевельнулось нечто, похожее на зависть. С чего бы это? Никогда прежде ему не приходилось задумываться о том, что его собственная жизнь могла сложиться как-то иначе. Словно все заранее было предопределено судьбой. С того злополучного дня, когда он застал Аришу в объятиях отца, а потом без признаков раскаяния разрядил в родителя целую обойму. У него не было иного выбора. Просто не было! Судьба не дала ему ни единого шанса. Или все-таки шанс был?..
Звонарев энергично встряхнул головой, загнал ненужные мысли поглубже и вновь решительно двинулся вперед. Свернул на Гороховую. Ему хотелось как можно скорее привести нервную систему в порядок. Эмоции только мешали работе. Какого черта?! Степан прекрасно знал, что выполнит последнее задание сразу, как только Цуревич назовет ему имя жертвы. Кем бы эта жертва ни оказалась. Профессиональное нередко переплеталось с личным, но это ровным счетом ничего не значило. Первое неизменно одерживало верх над вторым. Так будет и в этот раз.
Поднявшись к себе в квартиру, Звонарев прямиком прошел к буфету, снял с верхней полки бутылку вина, откупорил ее и щедро плеснул красной, похожей на кровь, жидкости в стакан. Выпил в два глотка. В голове постепенно прояснилось. Степан налил еще, но пить не стал, а расположился вместе с наполненным стаканом в кресле возле окна.
Небо, с утра чистое, понемногу затягивалось черными тяжелыми тучами, угрожая Петербургу очередной нешуточной метелью.
Звонарев пригубил вина. Позже он и сам не смог бы сказать, сколько времени просидел вот так в кресле, не меняя положения тела и бездумно следя за тем, как за окнами неумолимо меняется погода. Однако глаза убийцы постепенно приобрели обычное неподвижно-холодное выражение. Губы сомкнулись в единую тонкую линию.
В дверь постучали. Звонарев ждал этого. Спокойно поставив опустевший стакан на подоконник, он встал и неторопливо пошел открывать. На пороге комнаты появилась хозяйка, сдававшая ему квартиру внаем.
– Вас там спрашивают, Степан Германович, – известила она постояльца глухим прокуренным голосом и не преминула при этом с подозрением зыркнуть по сторонам. – Какой-то уличный оборванец, но говорит, что дело до вас срочное.
– Да. Я сейчас спущусь. Спасибо.
Волнение снова вернулось, но лишь на долю секунды. Звонарев не позволил эмоциям в очередной раз взять над собой верх. Он накинул на плечи пальто и, не надевая котелка, спустился вниз. Оборванец лет четырнадцати, о котором говорила хозяйка, потягивал чинарик, постукивая ногой о ногу. На нем была порванная в двух местах телогрейка и залихватски сдвинутый на затылок треух. Звонарев неспешно приблизился к парнишке.
– Вы – Степан Германович? – спросил тот и щелчком послал чинарик в ближайший сугроб.
– У вас ко мне записка, я полагаю, – вместо ответа произнес Звонарев.
– Да. Держите.
Паренек протянул ему конверт с сургучной печатью. Денег за доставку со Степана он не потребовал. Видно, ему заплатил тот, кто отсылал записку. Звонарев сунул конверт в карман, развернулся и немедленно зашагал обратно. Вновь поднялся к себе. Сел в кресло. Умом он понимал, что дело, возможно, не терпит отлагательств и конверт, отправленный ему Цуревичем, следует вскрыть немедленно. Охранка нашла того самого пацаненка, с которым вчера вечером передал кому-то послание профессор Шевельков. Нашла, допросила и выяснила все, что необходимо. Имя очередной жертвы. С большой долей вероятности, последнее в списке…
Однако Звонарев медлил. Положив конверт на подлокотник, он некоторое время молча смотрел на него. Залпом допил вино. Тянуть и далее не имело смысла. Цуревич прав. Работу необходимо закончить как можно скорее. А затем уезжать. Уезжать из России и никогда больше в эту страну не возвращаться.
Звонарев взял конверт в руки, сломал сургуч и вынул сложенный пополам тонкий лист бумаги. Развернул его. На листе было написано всего два слова. Два слова, которые он и опасался обнаружить больше всего, – «Белла Розенталь». Ничего другого, кроме имени и фамилии жертвы, Цуревич не посчитал нужным добавить.
Звонарев решительно поднялся с кресла, скомкал лист бумаги и бросил его в камин. Ему надлежало во что бы то ни стало закончить это дело сегодня. Именно сегодня.
Степан не опасался преследования со стороны властей, не опасался преследования и со стороны Матвея Головацкого. На самом деле он боялся другого. Того, что завтра у него, возможно, не хватит духу.
Он неторопливо оделся, привычно пристроил «браунинг» в правом кармане пальто, подвесил на руку при помощи специальных стягивающих ремней на запястье остро отточенный нож с удобной гладкой рукояткой, подхватил саквояж и вышел из дому.
Метель еще не началась, но первые крупные хлопья снега, подгоняемые легким ветерком, плавно оседали на мостовую. Звонарев поправил котелок и двинулся к ближайшему перекрестку с намерением кликнуть извозчика. Как и в прошлый раз, Беллу следовало выманить из дому запиской. По мнению Степана, профессор Шевельков в своей записке к Белле передал содержание их разговора. Следовательно, от свидания она не откажется. А там… Прогулка в парке или еще где-нибудь поставит окончательную точку всему. Степан уже не сомневался, что все произойдет именно так.
Так думал он по дороге к дому Беллы Розенталь. Доехал минут за двадцать. Расплатился, вышел и привычно огляделся по сторонам. Судя по всему, в этот раз Цуревич не счел нужным устанавливать слежку ни за ним, ни за его потенциальной жертвой. Ни одной подозрительной личности в окрестностях нужного дома Звонарев не обнаружил.
Экипаж уехал. Вдоль тротуара, сосредоточенно глядя себе под ноги, брел какой-то оборванный нищий. Звонарев шагнул к нему:
– Эй! Милейший!
Нищий остановился.
– Вы не снесете записочку вот в этот дом, милейший? – Как обычно, в общении с малознакомыми людьми Звонарев широко и открыто улыбался. Социальное положение собеседника для него не имело никакого значения. – Скажите, что для хозяйки.
