Роберт Харрис - Помпеи
Аттилий сглотнул, стараясь подавить рвотный позыв. Он сразу же понял, что это Экзомний. Этот человек пришел сюда две недели назад или чуть больше того. И кто другой отправился бы сюда в августе? Но как он может быть уверен? Он ведь даже никогда не встречался с пропавшим акварием. Аттилию отчаянно не хотелось спускаться вниз, к этому смертному ложу, но он все-таки заставил себя присесть на краю ямы и вглядеться в почерневшее лицо. Он увидел оскаленные зубы, напоминающие косточки, что выглядывают из лопнувшего плода, и тусклые полуприкрытые глаза, глядящие в сторону вытянутой руки. Никакой раны не видать. Хотя тут все тело — сплошная рана, ушибы да нагноения. Что же убило его? Может, он умер от жары? Аттилий наклонился пониже, пытаясь потыкать труп палкой, и тут же почувствовал приступ дурноты. Перед глазами у него заплясал хоровод ослепительно белых пятнышек, и он едва не рухнул вниз. Ему каким-то чудом удалось оттолкнуться от пыльной земли, и Аттилий упал назад, на спину, судорожно хватая ртом воздух.
«В земных глубинах таится множество смертоносных веществ...»
Голова Аттилия раскалывалась. Его вырвало — горькой, отвратительной на вкус жидкостью. Акварий еще продолжал откашливаться и отплевываться, когда впереди послышался хруст иссохшей травы у кого-то под ногами. Аттилий очумело поднял взгляд. На другой стороне ямы, в каких-нибудь пятидесяти шагах от него, обнаружился человек. И он шел через вершину, направляясь к Аттилию. Сперва акварию почудилось, что это видение, вызванное отравленным воздухом; он с трудом поднялся на ноги, пошатываясь, словно пьяный, и сморгнул пот с глаз, пытаясь разглядеть идущего. Человек никуда не исчез. Он шагал к Аттилию, пробираясь меж шипящими струями серы, и в руке у него поблескивал нож.
Это был Коракс.
Аттилий был сейчас не в том состоянии, чтобы драться. Разумнее всего было бы бежать. Но он едва держался на ногах.
Надсмотрщик осторожно подошел к яме; он двигался скользящим шагом, пригнувшись, широко расставив руки и не сводя глаз с аквария, как будто ожидал от него какого-то подвоха. Он метнул взгляд на мертвеца, нахмурившись, взглянул на Аттилия, потом снова посмотрел вниз.
— И что все это значит, красавчик? — негромкопоинтересовался он. В его голосе проскользнули оскорбленные нотки. Он так тщательно спланировал свое нападение, проделал ради него такой долгий путь, прождал целый день и целую ночь, следовал по пятам за своей жертвой — должно быть, это и был тот самый всадник, которого я тогда видел позади! — наслаждаясь предвкушением мести, и все ради того, чтобы в последний момент его планы пошли наперекосяк. «Это нечестно!» — было написано у него на лице. Жизнь в очередной раз воздвигла препятствие на пути у Гавия Коракса. — Я тебя спрашиваю: что все это значит?
Аттилий попытался заговорить. Но голос его сделался хриплым, и слова звучали невнятно. Он хотел сказать, что Экзомний был прав, что здесь таится чудовищная опасность, — но у него ничего не вышло.
Коракс со злостью взглянул на труп.
— Упрямый старый ублюдок! Надо ж было в его возрасте переться сюда! Гора его, видите ли, беспокоит! И чего он добился? Да ничего! Только свел нас с тобою здесь.
Коракс снова сосредоточил все внимание на Аттилии.
— Всякий гребаный умник из Рима будет нас учить, как нам работать! Что, красавчик, прикидываешь свои шансы? Что-то ты сделался молчаливым, как я погляжу. А что будет, если я прорежу тебе еще один рот? Давай попробуем, а?
Коракс пригнулся, перебрасывая нож из руки в руку. На неподвижном лице читалась готовность убивать. Он двинулся в обход ямы. Все, что мог в этой ситуации сделать Аттилий — захромать в противоположную сторону. Когда надсмотрщик остановился, остановился и Аттилий, а когда тот двинулся в обратную сторону, инженер поступил точно так же. Так продолжалось некоторое время. Но подобная тактика явно раздражала Коракса.
— Чтоб ты сдох! — рявкнул он. — Я не собираюсь играть в твои дурацкие игры!
И внезапно он ринулся к добыче. Раскрасневшийся, тяжело дышащий от жары, он подбежал к краю ямы, спрыгнул вниз и бросился наперерез Аттилию. Он уже почти добрался до противоположного края, как вдруг остановился и изумленно взглянул на свои ноги. А потом попытался сделать шаг, другой — чудовищно медленно; он хватал воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба. Потом он выронил нож, упал на колени, несколько раз взмахнул руками и рухнул ничком.
Аттилий ничего не мог поделать — ему оставалось лишь смотреть, как Коракс тонет в сухом жаре. Надсмотрщик пару раз слабо шевельнулся, словно пытаясь дотянуться до чего-то перед собой — в точности как когда-то Экзомний. А потом он сдался и затих. Дыхание его стало неглубоким и прерывистым, а там и вовсе прекратилось. Но Аттилий не стал дожидаться этого момента. Он уже ковылял прочь по вспученной, дрожащей вершине. Столбы серного дыма становились все более мощными, а поднявшийся ветер сносил их в сторону Помпей.
Внизу, в городе, легкий ветерок, поднявшийся в самое жаркое время дня, принес жителям Помпей долгожданное облегчение. Кавр устраивал крохотные пылевые вихри на улицах, опустевших в час сиесты, трепал разноцветные навесы у входов в трактиры и шуршал в листве огромных платанов, окружающих амфитеатр. В доме Попидия он поднял рябь на поверхности плавательного бассейна. Развешанные между колоннами маски, изображающие пляшущих фавнов и вакханок, закачались и зазвенели. Порыв ветра подхватил один из свитков, валяющихся на полу, и покатил его под стол. Голконий подставил ногу и остановил его.
— Что, собственно, происходит? — поинтересовался он.
Амплиату очень хотелось ударить Корелию, но он сдержался; если бы он принялся бить ее при людях, это, в некотором смысле, стало бы ее победой. Амплиат лихорадочно размышлял. Он знал о власти все, что только стоит знать. Он знал, что бывают моменты, когда разумнее всего держать свои тайны при себе — обладать знанием втайне, словно любовницей, которой не делятся ни с кем. Но он знал также, что бывают и другие моменты — когда искусно выданные тайны могут действовать подобно стальным обручам и привязывать других к тебе. И Амплиат в порыве вдохновения решил, что сейчас как раз настал именно такой момент.
— Читайте, — сказал он. — Мне нечего скрывать от моих друзей.
Он подобрал свитки и сгрузил их на стол.
— Мы лучше пойдем, — сказал Бриттий. Он осушил свой бокал и начал было вставать.
— Читай! — приказал Амплиат. Магистрат плюхнулся на место. — Простите меня. Но все-таки прочтите. Я настаиваю.
Он улыбнулся:
— Это свитки из жилища Экзомния. Думаю, вам пора об этом узнать. Наливайте себе еще вина, кто хочет. Я вернусь через минуту. Корелия, ты пойдешь со мной.
Амплиат ухватил дочь за локоть и развернул к лестнице. Корелия сопротивлялась, но отец был намного сильнее ее. Амплиат смутно осознавал, что жена и сын идут за ними следом. Когда они свернули за угол и, очутившись в саду их старого дома, скрылись от глаз магистратов, Амплиат до боли стиснул пальцы на руке Корелии.
— Ты что, и вправду вообразила, будто всякая девчонка вроде тебя способна причинить мне вред? — прошипел он.
— Нет! — отозвалась Корелия, пытаясь вырваться. — Но попытаться все равно стоило!
Ее самообладание привело Амплиата в замешательство. Он притянул дочь к себе.
— Да ну? И как же ты намеревалась это проделать?
— Показать эти документы акварию. Показать их всем. Чтобы все увидели, кто ты такой на самом деле.
— И кто же?
Они смотрели теперь глаза в глаза.
— Вор. Убийца. Существо презреннее раба. Последнее слово прозвучало словно плевок, и Амплиат вскинул руку. Теперь он точно ударил бы Корелию — но Цельзиний успел схватить его за запястье.
— Не надо, отец, — сказал он. — Довольно.
От изумления Амплиат на миг потерял дар речи.
— Что, и ты туда же? — Он вырвал руку и смерил сына разъяренным взглядом. — Тебе что, не хватает твоих религиозных ритуалов?
Амплиат развернулся к жене:
— А ты чего? Шла бы лучше помолилась покровительнице Ливии, чтоб та тебя наставила! Прочь с моей дороги, вы, оба!
Он поволок Корелию к лестнице. Цельзия и Цельзиний остались стоять как вкопанные. Амплиат проволок дочь по лестнице, потом по коридору и втолкнул в комнату. Она рухнула на кровать.
— Неблагодарная изменница!
Он огляделся, подыскивая подходящее орудие наказания. Но вокруг было лишь хрупкое женское имущество: гребень из слоновой кости, шелковая шаль, зонтик, нитки бус — и несколько старых игрушек, сохраненных специально, чтобы перед свадьбой поднести их в дар Венере. В углу на особой подставке сидела деревянная кукла с подвижными руками и ногами. Амплиат подарил ее Корелии на день рождения — давным-давно, когда дочка еще была маленькой. И теперь вид этой куклы потряс его и подорвал решимость. Да что с ней такое стряслось? Он так ее любил — ее, его малышку! — как же случилось, что эта любовь превратилась в ненависть? Амплиат почувствовал себя выбитым из колеи. Ведь все, все делалось ради них, ради сына с дочкой! Ради них он восстанавливал город, ради них выбивался из грязи, а они!.. Амплиат стоял, тяжело дыша; он чувствовал себя униженным. Корелия сверлила его яростным взглядом. Амплиат не знал, что сказать.
