По понятиям Лютого - Корецкий Данил Аркадьевич
– Буду-у-у!!!
Опять телестудия с глобусом, после всех этих ужасов такая уютная, безопасная…
– Ну вот, мы только что рассмотрели очередную язву на теле капиталистического общества, – объявил комментатор, и тут на его суровом лице впервые проступила улыбка, улыбочка, довольно двусмысленная. – Всё еще молодом и всё еще прекрасном теле, товарищи.
Из-под стола, рядом с левым локтем комментатора, выклюнулась женская голова. Светлые волосы слегка растрепаны, яркая помада размазана, но мордашка пресимпатичная, превеселая, преблудливая и, кажется, похожа на эту, как ее… «Мэрилин Монро!» – выдохнул Студент. Американская актриса! Что она там делает, черт побери, в советской телестудии, под столом у комментатора?!
Между тем ведущий небрежно похлопал ее по щеке, Мэрилин довольно муркнула в ответ («mo-o-or!»), встала – она была голой, абсолютно и однозначно голой, вплоть до темных кудряшек на лобке и еле заметных следов от резинки на животе и ягодицах, – послала зрителям воздушный поцелуй и удалилась подиумным шагом.
– Полное разложение нравов, что тут сказать, – заметил комментатор и откашлялся. Заглянул в бумажку перед собой, скривил губы, отложил. – Так вот, о язве, товарищи. О рэкете… Все это печально, гадко и с моральной точки зрения совсем ни в какие ворота не лезет. Но как говорится, кому война, кому мать родна! Одна только семейка Карло Гамбино зашибает на рэкете пятьсот миллионов в год. Не рублей, заметьте, – долларов, крепких, ядреных, свободно конвертируемых долларов. При этом палец о палец не ударяя – если не считать пары-тройки ударов ломиком по головам особо тупых и строптивых барыг. Обратите внимание: не нужно за каждой копейкой лазить в чужие форточки и вскрывать сейфы, не нужно рисковать и подставляться. Просто ходи и коси бабло по определенным числам месяца. Говоря научным языком, это сродни переходу от эпохи охотников и собирателей к эпохе земледелия. Неизбежный исторический процесс. Эволюция. Очень ништяковая тема, товарищи! И перенять этот полезный опыт, я считаю, будет не впадлу. Кукурузу, вон, мы у американцев переняли, хоть она у нас ни хрена и не растет… А рэкет будет расти и цвести и давать богатый урожай. Спасибо за внимание. Всего доброго.
Заиграла энергичная бравурная музыка, как всегда в конце и в начале этой передачи. Ведущий собрал бумажки со стола, обстучал с боков, формируя аккуратную стопку. Затем снял темные очки и широко улыбнулся в камеру.
Конечно, это был Лютый собственной персоной… Конечно, он. Только в пиджаке и при галстуке, и прическа правильная, скучная, волосок к волоску, как у главного инженера. Студент с каких-то пор уже догадывался. Во всяком случае, не удивился. Может, просто устал удивляться. Устал… Отупел…
Заседание Совета министров. Подготовка к отопительному сезону… На мелких рысях скачет информационная программа «Время». Доярки. Шахтеры. Американская военщина. Гастроли Большого театра… Все как всегда. И ведущие как ведущие. Студент, как дурак, пялился в экран, ожидая увидеть какой-нибудь очередной финт. Вот строгая ведущая сейчас закурит и матюкнется. Или вылезет из-под стола какой-нибудь там…
– Дзинь, дзинь, дзинь, дзинь…
Он вскочил, открыл глаза. За окнами было темно, на экране с шипением мелькали серые полосы. Глянул на часы – начало четвертого. Звон продолжался, не стихал. Настырный, как будильник. Это был фарфоровый китаец. Кивал своей маленькой фарфоровой башкой: «Делай, что тебе сказали! Делай!»
Студент потянулся, помассировал затекшую шею.
– Да понял я всё, не тупой, – бросил он в пустоту. – Ништяковая тема… Посмотрим. Заценим, раз папочка так рекомендует…
Дзиньканье сразу прекратилось. Снимая на ходу рубашку и брюки, Студент пошел спать. Прежде чем провалиться в сон, успел подумать: «А может, это всё тоже мне приснилось?» И сразу захрапел. По большому счету это не имело большого значения.
– По мне, так проще поднять его хату, или где он там бабло свое ныкает, и вынести все, что там есть. Чем ходить каждый месяц с протянутой рукой, как дед какой-нибудь за своей пенсией.
– Ну ты и тормоз, Султан! Я тебе сто раз объяснил, на бумажке нарисовал, ты все равно как дятел, мать твою, ни хрена не понял. – Студент остановил машину на светофоре, постучал пальцами по баранке. – Никто с протянутой рукой ходить не будет. Монголо-татары дань брали с русских князей, римляне брали дань с каких-нибудь, не знаю, с узбеков каких-нибудь покоренных – это что, с протянутой рукой, по-твоему?
Тронулись. Султан хмуро смотрел в окно, на пробегающие мимо дома.
– Это тебе видней, ты у нас Студент, ты человек ученый, – пробормотал он. – Хотя, как по мне, расклад такой: или сразу поднять сто тысяч, или сто раз ходить за одной тысячей… – Он изобразил на лице работу мысли. – По-моему, проще сразу.
– А то, что тебя менты за жопу возьмут – это ничего?
– Чего это они возьмут? Не возьмут. На то он и вор, чтобы рисковать. Где риск, там и фарт, а без фарта и жизнь не в масть. – В голосе Султана послышался нешуточный апломб.
– Охренеть! Да ты просто философ! – не выдержал Студент.
Он свернул на разбитую дорогу, в конце которой виднелись железный забор и приземистые бетонные коробки плодоовощной базы. Остановил машину у ворот. Взял Султана за шею, сдавил, притянул к себе.
– Главное не ляпни там что-нибудь, Сократ. Морду клином, стой, смотри, слушай, кивай время от времени. Если надо будет что-то делать, я тебе скажу. Без моей команды пасть не открывай. Понял?
– Ты Смотрящий, тебе виднее…
Эту базу Студент знал хорошо. Когда-то заведующим здесь работал Сазан – подпольный советский миллионер, сволочь, хапуга, при этом серьезный коллекционер русских икон и один из постоянных клиентов Студента. Сазан умер от сердечного приступа прошлым летом, а его место на базе занял Генрих Давыдович, бывший заместитель. Студент пересекался с ним пару раз, когда приезжал к Сазану на базу. Такой же хапуга, такая же сволочь, только что иконами не интересуется. Все «левые» дела по списанным огурцам, картошке и бензину – короче, все, на чем Сазан сколотил свои миллионы, – они проводили на пару с Генрихом, и тот был в доле.
– Валентин Иванович, какими судьбами?
Секретарша перешла к Генриху Давыдовичу по наследству вместе с кабинетом и обстановкой. Студента она узнала, расплылась в улыбке, шоколадку положила в ящик стола.
– Мы ненадолго, – сказал Студент. – Чай можешь не подавать.
Он пропустил Султана вперед, вошел в кабинет и закрыл дверь на защелку. Генрих Давыдович сидел, обложенный бумагами, маленький, лысый, руки в черных нарукавниках. На заостренном лисьем личике блестели умные осторожные глаза.
– Узнаешь? – сказал Студент.
– А, собственно, хм… Конечно, – кашлянув, сказал Генрих Давыдович.
Свою речь Студент уложил в пять минут. Тушить сигарету в глазу завбазы он не стал, объяснив все скользкие моменты на словах. Генрих выслушал его спокойно, не перебивая, даже, как показалось Студенту, с интересом. В конце он вежливо уточнил:
– Простите, Валентин Иванович, вы сами придумали эту схему?
– В «Науке и жизни» вычитал, в разделе «Полезные советы»! Тебе какая, к хрену, разница?
– Никакой. Все гениальное просто, я только это имел в виду. А насколько реальна эта ваша, хм… защита?
– Я – Смотрящий за городом. Это как председатель исполкома. Решаю любые вопросы.
– Так. Понял. И сколько я должен буду платить?
Студент покосился на Султана и сказал:
– Три тысячи в месяц.
Генрих слегка дрогнул лицом, но сказал только:
– Когда?
На обратном пути Султан вертел в руках пачки новеньких сторублевок, щелкал плотными, ровными обрезами, рассматривал купюры на свет. «Не, не фальшак вроде…» Все никак не мог поверить.
– А ты в самом деле в «Науке и жизни» это прочитал? – спросил он.
– Нет, в «Мурзилке».
– Да ну тебя, врешь.
– Конечно, вру. Сам придумал. Кто за меня станет думать? Включил мозг и придумал. Это просто. Сколько минут мы у него сидели?
