Николай Анисин - Кремлевский заговор от Хрущева до Путина
Глава 11
Шаг к призраку из кремля
— Ку-ку, — позвонила мне Вера в четверг. — Это — вечно одинокая красавица. У тебя и у меня обязательства перед Евгением Петровичем. Так?
— Так.
— Но командовать парадом буду я. Тихон Лукич — очень занятой человек. Принять он нас может только в воскресенье — после полудня. Поэтому в 12.00 будь свободен, трезв и свеж.
— Куда я должен приехать?
— Сиди дома.
Без пяти минут двенадцать в воскресенье на моем телефонном аппарате высветился номер мобильника Веры:
— Парад — в повестке дня. Выходи из твоего замечательно зеленого двора. Напротив Введенского кладбища и магазина "Цветы" меня обнаружишь.
Худенькую Веру я узрел через открытое окно за рулем толстого лимузина. Сел рядом с ней на переднее сиденье. Она ненакрашенными губами коснулась моей щеки:
— Пора в путь-дорогу… В дорогу совсем не дальнюю.
От Введенского кладбища с Госпитального вала Вера
повернула на набережную реки Яузы, а оттуда — на Щелковское шоссе.
— Гляди, — указала она на лобовое стекло ее лимузина, — там наклеена карточка — пропуск к Тихону Лукичу. Он обитает в водоохранной зоне, куда въезд автотранспорту запрещен. Не было бы у меня той карточки, нас к нему б не пропустили. Учти: на ту дачу, на которую мы едем, Тихон Лукич редко кого приглашает. Все деловые переговоры он проводит либо в офисе на Якиманке, либо в особняке в Жуковке — в бывшем дачном хозяйстве Совета Министров СССР. Там он работает, а живет — в заповедном лесу. И в его обитель допускаются только избранные. Сообразил — что ты в их числе?
Мы миновали Преображенскую площадь. Я тронул Веру за коленку:
— Красавица-кукушка, мне Евгений Петрович столько уникального наплел про Тихона Лукича, что я впал в сомнение: не бредил ли он? Вера, кто есть Тихон Лукич на самом деле?
— Спроси что-нибудь полегче.
— Но ты ведь к нему вхожа. Что тебя с ним связывает?
— Любовь.
— Любовь со стариком, который родился в Первую мировую войну?
— Да. Я с пяти лет зову его Лукич любимый.
За мостом в Черкизове Вера перестроилась в левый ряд и резвее помчала к выезду из Москвы:
— Я родилась ущербной. Сна нормального не было ни днем, ни ночью. Сама мучилась и всех родных мучила. Из года в год. Рост, вес, ум набирала я успешно, но постоянно просыпалась от кошмаров и орала на всю квартиру: вот черная пантера с открытой пастью по пеплу на меня несется, вот зубастая акула плывет по воздуху, чтоб заглотить мою голову…
Когда мне исполнилось пять, бабушка Лена, мать моей мамы, в начале мая отвезла меня с няней на дачу к Тихону Лукичу. Он повелел няне: пусть Вера все дни ходит босиком и несколько раз в любую погоду окунается в пруду. А по вечерам Тихон Лукич приходил в мою комнату, зажигал свечи у икон и шептал что-то, шептал, шептал.
За лето кошмары ушли, и с тех пор я, крошка сопливая, увидав Тихона Лукича, почему-то стала говорить: "Здравствуй, Лукич любимый".
Мы пересекли мост над Московской кольцевой автодорогой. Вера не умолкла:
— Любовь к Лукичу передалась мне по наследству. От бабушки Лены. У нее, жены партийного работника, который потом станет членом Политбюро ЦК, был тайный роман. В семье у нас принято считать, что забеременела она от мужа. Но когда после смерти Сталина Берия прятал Тихона Лукича на даче внешней разведки, туда при строжайшей конспирации не раз доставляли молодую даму с де- вочкой-малюткой — мою бабушку с моей мамой.
Потом Лукич исчез, и следующая его встреча с бабушкой Леной состоялась почти через двадцать лет. В 1972-м. Она поведала ему о моих ночных кошмарах, и я оказалась с няней на его даче. Он отмолил меня от бесов, и вот уж много лет Тихон Лукич — просто мой Лукич любимый.
Мелькнул дорожный знак — "Долгое Ледово". Я спросил Веру:
— А Евгению Петровичу ты тоже про любовь рассказала?
— Ему-то это зачем? — повела она плечами. — С ним мы не о чувствах — о перспективах судачили. Его шпики, уверена, разнюхали, что моя с Надей фирма патронируется дружественной Тихону Лукичу структурой. Но он на то даже не намекнул. Беседу со мной начал с комплиментов: как растут ваши поставки парфюмерии и косметики в универмаги, какие свои классные специализированные магазины вы открываете. Вслед за комплиментами Евгений Петрович перефразировал Ленина: главная экономика — все-таки политика. И заключил: красивая женщина, состоявшаяся в бизнесе, очень на многое способна в политике, заполоненной унылым мужичьем с дефицитом внимания прекрасного пола. Уразумел — с какой фигурой ты сейчас едешь?
— С будущим депутатом Госдумы. Евгений Петрович предложил тебе место в списке кандидатов от популярной партии, финансируемой его корпорацией, на ближайших парламентских выборах.
— Низко ты меня ценишь. — Вера снизила скорость лимузина и съехала с Щелковского шоссе на асфальт, проложенный в лесной массив. — Я позвана в верхнюю палату парламента — в Совет Федерации. От губернатора, обязанного своим постом финансово-промышленной группе, в которой Евгений Петрович — вице-президент. Он попросил меня обдумать это предложение и потом обсудить — линию моего поведения на верхотуре законодательной власти. Я согласилась на следующую встречу. Евгений Петрович показал мне фото Тихона Лукича, выходящего из офиса на Якиманке: "Вы знаете этого человека?" — "Знаю". — "Вам не заказаны по вашей просьбе встречи с ним?"— "Нет". — "Вы можете представить ему под любым предлогом своего знакомого журналиста?" — "Да". — "С этого мы и начнем наше сотрудничество".
Вера оторвала руки от руля на мгновение:
— Вот, миленький, я с нашей с тобой поездки в заповедный лес беру курс на взятие Совета Федерации, ты фактом общения с Тихоном Лукичом выручаешь вляпавшегося в долги твоего друга Сергея Потемкина. Мы двое — в выигрыше.
— А тебя совесть не мучит? Ты везешь с собой осведомителя. Я во благо Потемкина должен докладывать его кредиторам о моих разговорах с Тихоном Лукичом. И не выйдет ли это боком твоему Лукичу любимому?
— Ему невозможно навредить. Головушка Лукича крепка и свободна от страстей. Он никогда на запредельное не зарится и своих шансов никогда же не упускает. Тебя я предъявлю ему как человека, которого интересует прошлое — события сталинской поры. Потолкуйте о них. А как дальше сложатся ваши отношения — мудрый Лукич сам решит. Есть вопросы к командующей парадом?
— Нет.
— Замечательно.
Два шлагбаума на двух поворотах в заповедном лесу поднялись перед машиной Веры — пропуск на ее лобовом стекле у охранников водоемов подозрений не вызвал. На еловой аллее Вера свернула к воротам в высоком заборе. Посигналила в клаксон на руле. С вышки за забором спустился военный с автоматом Калашникова, остановился в калитке, взглянул на номера Вериного лимузина и открыл ворота.
За ними дорожка раздваивалась. Одна полоса асфальта шла к обнесенному забором участку леса влево, другая — к такому же участку вправо. Вера колеса лимузина направила направо. Мы подъехали к воротам, которые сами собой отворились и потом затворились. Открылся вид на двухэтажный деревянный дом с высоким крыльцом.
— Все, прибыли мы к Лукичу любимому, — Вера крутанула ключ в замке зажигания лимузина.
Я думал: встретит нас сейчас скрюченно-сгорбленный, весь в сединах-морщинах немощный столетний почти дед. Но из дверей дома по широким ступенькам крыльца нам навстречу шагал вниз босыми ногами стройный, русоволосый, чисто выбритый сильный сударь — в легкой черной рубашке с пояском и в черных же брюках.
Вера выскочила из машины, бегом кинулась к нему и повисла у него на шее, задрав ноги. Они троекратно расцеловались в щеки. Я выбрался из лимузина наружу. Вера прильнула к груди Тихона Лукича. Он погладил ее по спине:
— Подлая ты, Верочка, редко старика радуешь. Когда счастье мне привалило видать тебя последний раз?
— Лукич любимый, — подняла голову Вера. — Но ты ж втравил меня в коммерцию. Я кручусь-верчусь и сил приехать подышать с тобой соснами не остается.
Обняв Тихона Лукича за плечи, Вера уставилась на меня:
— Позволь, Лукич, представить давнего моего друга — журналиста Николая Анисина.
Он, тихо-нежно отстранив Веру, ступил ко мне и протянул крепкую руку:
— Здравствуй, мил друг Никола. Я тебя знаю. Кое-что из того, что ты пишешь, — мне запомнилось.
Глаза у Тихона Лукича были синие-синие. Точь-в-точь как у Веры.
По ступенькам крыльца из дома вышла высокая старуха в белом платке и длинном цветастом платье. Она обняла Веру, поклонилась мне и обратилась к Тихону Лукичу:
— Дядь Тихон, стол сразу накрывать?
Он кивнул:
— Да, Катюша.
И повел нас с Верой к беседке в соснах. Там он, на меня глядючи, молвил:
— Моя племянница Катя, мил друг Никола, родилась от дворян. Но выросла в крестьянской семье и разносолы стряпать не приучена. На обед она нам подаст суп из грибов, мной вчера собранных, жареных карасиков, на рассвете нынче мне в нашем пруду попавшихся, и море зелени с открытых солнцу моих теплиц.
