Дмитрий Леонтьев - Петербургская баллада
— А кто сказал, что я его вообще видела? Верка? Так вы ее слушайте больше…
Беликова молчала, пристально глядя на девушку. Некоторое время в кабинете стояла тишина, потом Люба обреченно вздохнула и решилась:
— Ладно, иначе все равно не отвяжетесь… Только по судам я потом таскаться не стану — учтите сразу… Моя фамилия — Кузнецова, где и кем работаю — сами знаете. Приехала с Украины, живу здесь полгода… В тот день мы с Ленкой действительно рядом стояли. Подвалил ко мне этот козел на дребезжащей «копейке»…
— Номер не запомнила?
— Нет. Помню только, что он ещё старого образца… А так в машине ничего приметного, ни безделушек на стеклах, ни лайб… Мужик за рулем мне не понравился. Мы ведь чисто на интуиции работаем, на свой страх и риск, а потому клиента стараемся по возможности сразу определить… В смысле: чего от него ждать можно. А этот мне не понравился.
— Чем?
— Какой-то… Странный. Сам здоровый, как бык, а лицо словно маска, невыразительное, как мертвое… Глаза пустые. Такие обычно без бзиков не живут. То их выпороть просят, то сами под ремень пристроить норовят… да и какой с него навар? Тачка — барахло, одежда не лучше…
— Люба, — попросила Беликова, — попытайся описать его подробней: лицо, рост, одежда…
— Насчет роста врать не буду, я его только сидячим видела, а лицо, — задумалась девушка, — вот черт… Все больше его выражение, маска эта на память приходит… Сейчас… Значит, так. Глаза у него светлые. Кажется, голубые, но не черные и не карие — это точно. Морда квадратная. Подбородок такой… «американский», тяжелый. Волосы… негустые, русые. Нос явно сломан, но не сильно, так, чуть-чуть… Зубы хорошие, белые, значит, не курит или недавно от стоматолога… Говорит правильно, но как-то тяжело, словно слова подбирает… В плечах широк. Боюсь ошибиться, но, кажется, и роста он не маленького. Одет в серую куртку-ветровку… Вроде все.
— Люба, попытайся представить себе этого человека в рабочей одежде, в халате, в мундире… Какая униформа ему подошла бы больше? Кем его легче всего представить: врачом, учителем, грузчиком…
— Интересные у вас задачки, — хмыкнула девушка, но все же попыталась исполнить просьбу Беликовой, даже глаза прикрыла, вспоминая. — Так… Грузчиком — наверное, можно… Чувствуется, мужик не просто здоровый, но и руками за свою жизнь изрядно поработавший… Омоновцем могу его вообразить. Офицером каким-нибудь… Только жизнью потрепанным… Во всяком случае, не врач и не учитель — это точно… Говорила я тогда Ленке: не рискуй, плюнь на бабки, другой клиент подвалит. А она уперлась: деньги нужны… В общем, взял он ее и с тех пор я ее не видела… Мужика того — тоже…
— Спасибо, — искренне поблагодарила Беликова, — ты ведь и сама понимаешь, как нам того парня найти надо. И, если вдуматься, вам это куда выгоднее, чем нам… Под запись свои показания дашь?
— Дам, — пожала плечами Люба, — чего не дать… А по судам я бегать не буду — это я вам уже говорила… того ублюдка поймать вам обязательно надо — скольких еще девчонок эта мразь порезать может… В тот день ведь не только мне повезло, но и Кристине. Обычно она с Симонюк в паре работала, а в тот день на встречу со своим ментом убежала и место мне уступила — эта точка чуть повыгодней моей.
— Повезло, — задумчиво кивнула Беликова.
— Мы потом с Алябьевой неделю не просыхали, — поделилась переживаниями Люба, — как узнали о том, что могли бы вместо Ленки-покойницы с этим типом один на один оказаться…
— Алябьева? — встрепенулась Беликова. — Кристина Алябьева? Так это она работала вместе с погибшей Симонюк?
— Вы ее знаете?
— Доводилось общаться. Она раньше по саунам работала, потом спиваться стала, пошла «на понижение»…
— Зато фартит ей как никому, — с оттенком зависти сказала Люба, — и клиенты большей частью приличные попадаются, и насиловали всего пару раз, и парня себе нормального подцепила — тот даже не знал, чем она занимается, — и мента себе в качестве личной «крыши» надыбала…
— Подожди-подожди, — нахмурилась Беликова, — какого мента? Ты его видела? Как зовут — знаешь?
— Зачем вам? — вновь насторожилась Люба.
— Не бойся, к его начальству стучать не побегу, — успокоила ее Беликова, — просто есть кое-какие соображения… не из убойного отдела, часом?
— Если знаете, чего спрашиваете? Я про него толком не знаю. Видела один раз. Ничего себе мужчина, представительный такой. Кажется, майор. Она его Андреем называла.
— Интересное кино получается, — задумалась Беликова, — ладно, Люба, спасибо тебе. Сейчас тебя наш сотрудник еще раз, под протокол, опросит, и можешь идти… До свидания…
— Лучше бы: «прощайте», — вздохнула девушка и вышла.
А Беликова еще долго сидела одна, задумчиво выводя на листе бумаги какие-то вензеля и хмурясь…
Ближе к вечеру в дверь деликатно постучали, и на пороге возник улыбающийся Смоляков.
— Вы меня что, преследуете? — удивилась Беликова.
— Решил посмотреть, где вы работаете, — пояснил писатель, — без этого мое представление о вас было бы неполным.
— А как же детские фотографии, краткая биография, характеристики родственников? — притворно удивилась Беликова. — История первой любви, наконец?
— Это без надобности, — с улыбкой заверил Смоля-ков, — я создаю образ здесь, — он дотронулся до своего лба, — а не следую сформировавшемуся мнению. Ваш образ у меня почти сложился. Не хватало последнего штриха… А еще я хотел проводить вас до дома. Я сегодня на машине.
— Надеюсь, «Феррари»? — амбициозно приподняла бровь Беликова.
— «Волга», — смиренно потупился Смоляков, — зато в хорошем состоянии. Я ею редко пользуюсь…
— И «Хванчкара», наверное, уже лежит на заднем сиденье?
— Лежит, — признался писатель.
— Да вы, Владимир Иванович, Дон Жуан? Признайтесь, в молодости шампанское из дамских туфелек пили?
— Вот чего не было, того не было, — отверг с негодованием эту версию Смоляков, — за кого вы меня принимаете?! Самогон из кирзача — было, а до дамских туфелек все же не опускался…
По дороге он остановился у ресторана «Дворянское гнездо» и предложил отобедать.
— Забавно, — сказала Беликова, — я здесь сегодня уже была.
— С мужчиной?! — в притворном негодовании воскликнул Смоляков.
— Увы, с женщиной. С вашей коллегой, Симонюк… Хотя нет. Симонюк — это погибшая проститутка. А встречалась я с Галиной Сидорчук.
— Не поправляйтесь, не надо. По сути они — одно и то же…
— Какой вы все-таки злой, — вздохнула Беликова, — вы, наверное, скрытый женоненавистник?
— Почему же «скрытый»? — обиделся писатель.
Заметив их приближение, швейцар выскочил и услужливо распахнул двери.
— Добрый вечер, — приветствовал он Беликову, — ваш столик как раз свободен.
— Вот, значит, как, — задумался Смоляков, располагаясь за указанным столиком, — оказывается, вы втихаря ведете светский образ жизни. Передо мной швейцары так двери не распахивают. Да и «своих» столиков у меня до сих пор почему-то нет…
— Все куда проще, — таинственным шепотом пояснила ему Екатерина Юрьевна, — швейцар почему-то уверен, что я — скрытая миллионерша…
— Может быть, у него на это есть какие-то основания? Как продвигается ваше следствие по поиску маньяка?
— Медленно, но верно, — заверила его Беликова, — информации мало, но шансы на то, что Бортко удастся избежать обвинения в этих убийствах, все же растут.
— Вы затеяли все это только ради Бортко? Не волнуйтесь: он окажется на свободе быстрее, чем вы думаете.
— Почему вы так в этом уверены?
— Серийные убийцы тем и отличаются, что несколькими жертвами не ограничиваются. Рано или поздно он совершит еще одно преступление, и это будет лучшим алиби для Бортко.
— Так-то оно так, — вздохнула Беликова, — но именно это меня и пугает. Он ведь не остановится до тех пор, пока его не поймают.
— А если все же не сбрасывать со счетов мою версию? Если он выполнит свое предназначение и остановится… Вы и дальше будете его искать?
— Я в это не верю, — призналась Беликова, — вы из него прямо мученика делаете. А он — убийца. И каждый раз он будет задумываться над тем, что его миссия не закончена, что посеянный им страх недостаточен, что… Что еще не все наказаны. Почему-то некоторые люди считают, что высшая справедливость бога — это торжество дьявола. Кто он такой, чтобы судить, наказывать, пугать?..
— Критик, — улыбнулся Смоляков, — вы же его сами так прозвали.
— Я его так не называла, — запротестовала Беликова, — это журналисты. Для меня он — маньяк. Человек без имени, без лица и… без души.
— Посмотрите, какой поднялся ажиотаж на телевидении и в газетах… Неужели не видели и не читали?
— Нет времени, — призналась Беликова.