Наталья Андреева - Мы поем глухим
— Никак вы решили нашего барина утопить? — крестьяне переглянулись и зашумели.
— Да что ты такое говоришь?! — вскинулась она.
— Сука французская! — выкрикнул кто-то. — Ишь, прикатила! Будто звали тебя сюда!
— Кто это сказал?! — ее голос зазвенел. — А ну, выйди!
Крестьяне угрюмо молчали. Из толпы никто не вышел.
— Тогда я велю вас всех наказать! Сегодня же!
— А ты нам не грози! — сказал бородатый мужик, сжимающий в руке топор, которым он, видимо, рубил окошко во льду, чтобы бабам было, где полоскать белье.
— Ты с кем разговариваешь?! Забылся?!
— Хозяин здесь знамо кто, — ощерился мужик и кивнул на маленького Мишу. — Вон он, наш барин! Граф Михал Алексеевич, и другого у нас нету!
— И не будет! — загалдели мужики.
— А я — его мать! — выкрикнула она.
— Ты отца его погубила, сука французская, — угрюмо сказал один из мужиков. — из-за полюбовника твоего сгинул наш граф. Хороший был барин!
— Хороший… — загалдели мужики. — Еще какой хороший…
— Да кто вам все это сказал?!
— Убирайся, откуда приехала!
— А барина нашего не трогай!
— Не дадим!!! — хором закричали мужики и тучей надвинулись на нее. Александра невольно попятилась.
— Барыня, вы бы ушли в дом, — дернула ее за рукав Мишина нянька. — От греха подальше.
В руках у мужиков были метлы и топоры, один сжимал вилы. Бородатые лица были злыми, при виде барыни некоторые даже шапок не поснимали, Александра только сейчас это заметила. Ей стало не по себе. Похоже на заговор. кто-то настроил крестьян против нее.
— Ну, хорошо же… — она развернулась и стала подниматься в гору по только что расчищенной тропинке. За ней нянька несла на руках Мишу.
Мари на конюшне осматривала новых лошадей.
— Ишь, игривый какой! — сказал она, оглаживая рыжей масти орловского рысака. — Тпру-у… Хорош…
— Мари, что происходит? — гневно спросила Александра, найдя наконец сестру.
— Ты это о чем? — неохотно обернулась Мария Васильевна. — Что случилось?
— Сейчас у озера я встретила крестьян. Они вели себя со мной непочтительно! Я хочу, чтобы их наказали!
— А что ты хотела? Тпру-у… — придержала Мари за повод жеребца. — Ты собираешься увезти их маленького барина в Париж…
— Кто им об этом сказал? Ты?
— Да зачем мне это надо? — пожала плечами Мари. — Слухами земля полнится.
— А про дуэль кто сказал? Про то, что на мне лежит вина за смерть Алексея Николаевича?
— Так ведь это правда, — неприятно усмехнулась старшая сестра.
— Это твоих рук дело! — уверенно сказала Александра. — Но у тебя ничего не выйдет! Я никого не боюсь!
Она резко развернулась и вышла во двор.
— Это только начало, сестрица, — все с той же неприятной усмешкой сказала ей вслед Мария Васильевна.
…Ночью Александра проснулась от звона разбитого стекла. В ее окно влетел камень, за ним другой. Она в испуге закричала и вскочила.
— Убирайся!
— Иноземная шлюха! — заорали под окном.
— Убийца!!! — истошно завопила какая-то баба.
Под окнами ее спальни собралась толпа. Ярко горели факелы. Мужики были с вилами и с топорами. Бабы выкрикивали оскорбления. Вдруг одна нагнулась и что-то подняла со снега. В окно влетел еще один камень, то есть окаменевший на морозе кусок конского навоза, на этот раз он задел и вазу, стоящую совсем близко от Александры, та упала и на ночную сорочку графини брызнули осколки, один поранил ногу, она закричала.
— Что случилось?! — в ее спальню вбежал Арман Рожер, высоко поднимая свечу в серебряном подсвечнике.
— Боже, Арман, вы видите?! Это же бунт!
— Убирайся!!! — вновь заорали под окном.
— Сжечь ее, ведьму!!!
Арман Рожер схватил ее за руку и потащил из спальни.
— Что вы делаете?! — запротестовала она.
— Вас того и гляди подожгут!
— Но это мой дом! Мои крестьяне! Я здесь хозяйка!
— Вы в этом уверены? — Арман Рожер притянул ее к себе и посмотрел прямо в глаза. — Эти люди озверели! Они вас растерзают!
— Что происходит? — в коридоре появилась Мария Васильевна. Она была в чепце и ночной сорочке, больше напоминающей саван. Александре она и напомнила смерть. Только что косы в руках не хватало.
— Мари, наши крестьяне взбунтовались!
— Я сейчас же выйду к ним и успокою.
— Не смей! Они тебя растерзают!
— Это тебе они кричат: «Убирайся!», — намекнула Мари. — Это чтобы ты поняла, кто здесь настоящая хозяйка.
И она велела горничной:
— Феня! Одеваться, живо!
— Идемте со мной, — потянул Александру за руку месье Рожер. Она пошла, как слепая.
Он увел ее в гостевые комнаты, в то крыло барского особняка, где жил сам.
— Вы что, не спали? — догадалась наконец она. — Вы так быстро прибежали на мой крик…
— Я знаю, что случилось сегодня днем на озере. Разве я мог уснуть?
— Ах, вот вы о чем… — она без сил опустилась на кушетку.
Арман сел рядом.
— Вы же видите, что происходит, — мягко сказал он. — Не дай бог, эти крики услышит ваш сын. Он может испугаться. А вдруг они подожгут дом?
— Миша! — вскинулась она. — Господи, что с моим сыном?!
— Успокойтесь. Он под присмотром. Ему эти разгневанные крестьяне не сделают ничего плохого. Напротив, они им безмерно дорожат.
— Настолько безмерно, что готовы сжечь его мать? — горько усмехнулась она.
— Крестьяне вас не любят, вы правы.
— Не любят! Скажите лучше: ненавидят! Но почему?! Что я им сделала?!
— Вас не было почти год. А до того? Много вы о них думали?
— Да… Мари все здесь прибрала к рукам… И моего сына тоже… Арман! Помогите мне!
— Все, что я могу сделать, это спасти вашу жизнь.
— Уехать? Нет!
— Мадам, возможно уже через два дня будет поздно. Снег начал таять. На наше счастье, сегодня ночью ударил мороз. Путь еще достаточно крепок. Я велю Адель собрать наши вещи и приготовить припасы в дорогу.
— Нет! Никогда! Я поеду к губернатору! К предводителю уездного дворянства! Я потребую жандармов!
— Мадам, какие жандармы? Вам же говорят, что всего через неделю сюда уже не проедет никто. Вы останетесь заперты здесь, по крайней мере, на месяц, в окружении людей, которые вас ненавидят! Вы слышите? Они опять кричат и бьют стекла! Эти крики слышны даже здесь!
Она невольно вздрогнула. И вдруг все стихло.
— Я хочу знать, что там происходит! — сказала она и встала.
— Сударыня! Опомнитесь! Вы храбрая женщина, но их слишком много!
Не слушая месье Рожера, она побежала в другое крыло. Из окна кабинета покойного мужа Александра прекрасно видела парадное крыльцо и женскую фигуру на нем, одетую в лисий салоп. При виде Марии Васильевны крестьяне почтительно сняли шапки и притихли.
— Я прошу вас всех разойтись! Не бунтуйте! Успокойтесь и идите по домам! — увещевала их Мария Васильевна.
— Пусть она уезжает!
— Одна! Маленький барин останется с нами!
— Не отдадим ей нашего графа!
— Хватит с нее мужа! Это она Лексея Николаевича сгубила, барина нашего! Ведьма проклятая!
— Успокойтесь! — голос Мари зазвенел. — Моя сестра завтра же уедет!
— Не уедет — мы дом подожжем!
— Расходитесь по домам! Я вам приказываю!
Крестьяне нехотя разошлись. Александра спустилась вниз, к сестре.
— Ты все слышала? — устало спросила та.
Александра молча кивнула.
— В таком случае, мне нечего к этому добавить. Решать тебе.
— Я должна подумать… — упавшим голосом сказала она.
— Иди в гостевую комнату. В твоей спальне завтра утром наведут порядок. И вставят разбитые стекла.
Когда сестра ушла, Мария Васильевна спросила у месье Рожера:
— Ну как? Сильно она напугалась?
— Напугалась, но, кажется, не сильно. Надо будет на нее надавить.
— Вот деньги… — Мари протянула ему кошелек. — Надо раздать их зачинщикам бунта.
— А вы не боитесь? — насмешливо спросил Арман Рожер. — По самому краю ведь ходите, мадемуазель. А ну как они обратят свои вилы и топоры против вас?
— Это у нас семейное: ничего не бояться! — гордо вскинула голову Мари.
— Знаете, а вы лучше своей сестры. Она чаще пользуется своими женскими чарами, чем своим умом. В то время как вы полагаетесь только на него. Вы верно придумали: поднять против графини крестьян.
— Теперь ваш черед, месье Рожер. Вы должны ее увезти.
Тот молча поклонился и вышел.
…Утро выдалось хмурым. Солнце скрылось за тучами, снег словно набухал, становясь похожим на созревший сыр, в покрывающей сугробы жесткой корке появились дыры. Все предвещало оттепель и метель. Мокрый снег с дождем и пронзительный ветер. Сестры и месье Рожер завтракали. У всех троих были хмурые лица.
«Сегодня или никогда», — подумал Арман Рожер и переглянулся с Марией Васильевной. Та еле заметно кивнула.