Наталья Андреева - Мы поем глухим
Арман Рожер сел на диван, на почтительном расстоянии от своей собеседницы.
— Садитесь ближе, сударь, я вас не съем, — улыбнулась Мария Васильевна и похлопала рукой по дивану рядом с собой. — Я не питаюсь мужчинами, в отличие от моей младшей сестры.
Он придвинулся ближе и спросил:
— Вы хотите ей досадить? А причина?
— Причина в том, что Бог и так дал ей слишком много, обделив меня и остальных ее сестер. От одной ее улыбки мужчины сходят с ума, в ней есть какой-то животный магнетизм. Сама я далека от этого, сударь, я — старая дева. В то время как я должна была выйти замуж первой, согласно нашим обычаям, поскольку я старше. Но разве онастала бы ждать? Если хотите, она отбила всех моих женихов, и не только моих! Жюли вышла замуж лишь потому, что Александрин отказалась от мужчины, который сначала посватался к ней. Но вы, месье Рожер, не вполне правы. Я не хочу ей досадить, когда не отдаю ей сына. Я просто выполняю свой долг. Потому что я уверена: со мной Мишелю будет гораздо лучше. Государь тоже так думает, именно поэтому он доверил опекунство маленького графа мне. Я действую согласно закону. А вы, сударь, должны понимать, что такое закон, и уважать его.
— Прекрасно понимаю, — кивнул Арман Рожер.
— Вы ведь не случайно поехали с ней? Я знаю свою сестру: ей сам черт не страшен. Она не нуждается в защитнике. Я помню случай, когда отец запер ее дома, а она выстрелила в него из пистолета!
— Я верю, что эта женщина способна на все, — вновь кивнул он. — Вы совершенно правы: моя миссия состоит в том, чтобы привезти графиню обратно в Париж.
— Барон Редлих ее так любит? — с интересом спросила Мари.
— Безумно!
— А вы? Я видела, как вы замерли возле ее портрета, высоко подняв свечу!
— Я смотрел не на графиню, а на брошь.
— О! Понимаю! Вас заинтересовал алмаз! Камень весьма примечательный! Однажды (это было при мне) его украли. Из этого дома, кстати. Но потом, видать, нашли. Мою другую сестру, Долли, обвинили в краже, и бедняжка от стыда утопилась. Я знаю немного, но перед своим отъездом в Париж Александрин была со мной откровенна. кое-что из семейных тайн она мне порассказала.
— Откуда у нее этот алмаз?
— Он принадлежал Алексею Николаевичу, ее покойному супругу. Господи, какой прекрасный был человек! Моя сестра его погубила, — грустно сказала Мари.
— А он как заполучил эту поистине сказочную драгоценность?
— Во время французской кампании. Была какая-то история. Вроде бы все случилось на поле брани. Граф убил французского офицера, при котором и нашел этот алмаз.
— Вот как? — месье Рожер смертельно побледнел.
— Дело прошлое, Алексей Николаевич уже год как умер. Это был, статься, единственный бесчестный поступок, который совершил этот кристально честный человек, настоящий аристократ. Сейчас таких уж нет, — тихонько вздохнула Мари. — Потому-то он и посоветовал жене избавиться от алмаза.
— Что за бесчестный поступок?
— Французский офицер перед смертью просил передать камень некой даме. Я могу ошибаться, но, кажется, моя сестра назвала именно это имя: Селеста дю Буа.
Арман Рожер еле заметно вздрогнул.
— Как я понял, граф не исполнил волю умирающего? — еле слышно спросил он.
— Вы же сами видите, сударь, алмаз украшает парадное платье моей сестры. — Мария Васильевна кивнула на портрет.
— И как ваша сестра поступила с алмазом?
— Как странно: мы как раз говорили с ней об этом сегодня днем. Александрин сказала, что велела разбить алмаз на несколько частей и продать их.
— Кому велела? — сдавленно спросил Арман Рожер.
— Своему жениху.
— Барон Редлих приказал разбить алмаз на несколько частей?! Этого не может быть! — заволновался он. — Нет, этого никак не может быть! Потому что… — он резко замолчал.
— Почему, сударь? — удивленно спросила Мария Васильевна.
— Этот камень уникален. Второго такого нет.
— И что?
— Нет, ничего. Простите меня, мадемуазель, за то, что я переменил тему. Мы говорили о маленьком графе.
— О нем и о его матери. Итак, вы намерены увезти ее обратно в Париж?
— Да. Я поклялся в этом своему другу.
— Это непросто будет сделать. Моя сестра намерена остаться.
— Но, надеюсь, вы мне в этом поможете? Это ведь и в ваших интересах, мадемуазель?
— Нас с вами двое против нее одной, — улыбнулась Мари. — Я полагаю, сударь, мы справимся.
— Я ваш союзник. Нам надо действовать сообща. У вас есть план?
— Конечно! Сударь, подвигайтесь еще ближе, я буду говорить очень тихо. Моя сестра ведь может в любой момент войти, а слух у нее чуткий, как у какой-нибудь тигрицы, охраняющей и, как ей самой кажется, спасающей свое дитя. Слушайте меня внимательно…
Александра была в отчаянии: ее старшая сестра оказалась непреклонна. Вот уже несколько дней графиня и ее спутники находились в имении, а Мария Васильевна наотрез отказывалась обсуждать вопрос об их отъезде. То есть сестру обратно в Париж она отпускала охотно:
— Ты можешь ехать хоть завтра, — каждый раз говорила Мари. — Я распоряжусь, чтобы тебе дали лучших лошадей. А о том, чтобы Мишенька ехал с вами, и думать не смей!
«Скоро снег начнет таять, и дороги развезет. Мы ни на чем отсюда не уедем, ни в карете, ни на санях!» — волновалась Александра, слушая, как звенит мартовская капель.
Видимо, месье Рожер думал о том же.
— Когда вы собираетесь в путь, мадам? — напрямик спросил он, когда они остались в гостиной наедине.
— Я не уверена, что не останусь хотя бы до лета.
— До лета?! А как же барон Редлих?!
— Сударь, я мать! Мне не отдают моего ребенка! Как я могу уехать без него?! Арман, я вас умоляю… — она впервые назвала месье Рожера по имени. — Помогите мне его украсть!
— Украсть маленького графа?!
— Барон говорил мне о том, что вы — надежный человек. Вы прекрасно владеете оружием. Вы храбрый солдат…
— Помнится, вы всячески высмеивали мою храбрость и мою стойкость, — усмехнулся месье Рожер.
— Простите меня! Я буду вашим другом на всю жизнь, всем, чем вы хотите! Только помогите мне!
Казалось, месье Рожер заколебался. Теперь он начинал понимать Эрвина Редлиха. Графиня была так обольстительна, когда молила о помощи. Она пускала в ход все свои женские чары, ее глаза блестели от слез, а щеки розовели от стыда. Ведь она умоляла о помощи мужчину, обещая ему все, что угодно! Даже себя!
— Сударыня, я не всесилен, — сказал наконец месье Рожер. — Даже в том случае, если нам это удастся, уехать ночью, тайно, забрав ребенка, нас все равно догонят, за нами пошлют верховых, или же, если мы поедем другой дорогой, пошлют срочную депешу на пограничную заставу. И там нас все равно остановят. Закон на стороне вашей сестры. А вы у вашего императора, насколько я понял, в немилости.
— Но есть же какой-то выход!
— Вам надо уехать, — мягко сказал Арман Рожер.
— И оставить Мишу здесь?! Никогда!
— Значит, вы решили остаться?
— У меня нет другого выхода. Я соберусь с силами и поеду в Петербург. Я буду молить государя о прощении…
— Но тогда вам придется стать его любовницей! — вырвалось у месье Рожера.
— Ради сына я на это соглашусь!
— А что будет с Эрвином?
— Если он любит меня, то будет ждать.
— Мадам, вы, должно быть, забываете, о ком идет речь. Чтобы барон Редлих стал дожидаться, когда женщина, на которой он решил жениться, освободится? И потом: женятся на вдовах. Но не на надоевших любовницах. Да сама мысль об этом оскорбительна!
— Тогда пусть забудет меня.
— Сударыня, опомнитесь, — покачал головой месье Рожер. — От отчаяния вы наделаете глупостей. И уже никто и ничто не сможет вас спасти.
— Ведь вы же меня ненавидите! Вы радоваться должны, что такое со мной случится!
— Я дал слово своему другу, — тихо сказал Арман Рожер. — Я дал слово, что вы вернетесь в Париж. И вы туда вернетесь. А дальше… Вам я не даю слово, что не буду действовать против вас. Вот видите, мадам, как я с вами откровенен, — с иронией сказал он.
— Но чем же я перед вами так провинилась?
— Вам лучше не знать об этом. Готовьтесь к отъезду.
— Нет.
— Ну, как вам будет угодно, — он поклонился и вышел.
Мария Васильевна, которая дожидалась его в своей комнате, нетерпеливо спросила:
— Ну что? Вам удалось ее уговорить?
— Нет. Эта женщина упряма, как ослица!
— А я вам что говорила?
— Начинайте действовать, мадемуазель Мари. И чем скорее, тем лучше.
…На следующий день, на прогулке, спускаясь с Мишенькой к озеру, Александра встретила человек десять крестьян.
— Вы бы не ходили на лед-то, барыня, — хмуро сказал один из них. — Чай, весна, не январь месяц! Как бы в полынью не угодить!
— Опомнись, голубчик, лед еще крепок! — запротестовала она.