Фрэнк Толлис - Смертельная игра
Молодой человек открыл глаза и посмотрел вверх, стараясь увидеть лицо Либермана.
— Герр доктор, у вас не найдется здесь бутылочки чего-нибудь горячительного?
— Нет, — ответил Либерман. — Не найдется.
— Трудно в это поверить. Я же знаю, что вы, медики, любите пропустить стаканчик-другой.
Либерман не ответил, а Браун снова опустил голову.
— Насколько я знаю, фройляйн Лёвенштайн встречалась с герром Уберхорстом наедине. Вы об этом что-нибудь знаете?
— Да, это верно. Он часто заходил к ней — за дополнительными консультациями. Честно говоря, мне кажется, она симпатизировала ему. Бедный Карл!
— Почему вы называете его «бедным»?
— Вы видели его?
— Нет.
— Если бы видели, то вы бы поняли, что я имею в виду. Жалкий человек, одинокий, страдает от повышенной нервной возбудимости. Конечно, это всего лишь мнение дилетанта, но я уверен, вы бы со мной согласились.
— Фройляйн Лёвенштайн жалела его?
— Да, конечно. Она могла бы надуть его, выманить у него все до последнего гроша. Но знаете что? Она довольствовалась двумя кронами за час своего времени.
— Она давала индивидуальные консультации другим мужчинам?
— Из круга?
— Да.
— Нет, насколько я знаю, только Карлу. Я говорил ей: «Что ты делаешь? Занимаешься благотворительностью?»
— И что она отвечала?
— Говорила, что он несчастный человек и ему нужна помощь. Эта черта ее характера редко проявлялась. Он такой маленький… Думаю, Карл вызывал у нее материнский инстинкт.
— Герр Браун, что вы собирались делать, когда родится ребенок?
— Какой ребенок?
— Вскрытие показало, что фройляйн Лёвенштайн была на третьем месяце беременности. У нее были бы близнецы.
— Должно быть, вы ошиблись, герр доктор. Лотта и я… мы прекратили все отношения. Мы не занимались любовью много, много месяцев.
— Уверяю вас, герр Браун, что в момент смерти Шарлотта Лёвенштайн была беременна.
Браун сел и, повернувшись, спустил ноги с кушетки. Его глаза гневно сверкали.
— Не пытайтесь меня одурачить, герр доктор. В этой комнате только один фокусник, и это не вы.
42
Швейцар поклонился и щелкнул каблуками, когда пара выходила из отеля «Бристоль». Райнхард дал ему щедрые чаевые и сделал это так ловко, что его жена, державшая его за руку, ничего не заметила. Если они шли медленнее, чем обычно, то виной тому был обед, которому они только что отдали должное. Он состоял из пяти блюд, последним из которых (к удовольствию Райнхарда) был потрясающий десерт — клецки из творожного теста с начинкой из абрикосов, обвалянные в хлебных крошках и зажаренные в сливочном масле.
Экипаж уже ждал их у дверей, возница невозмутимо поглаживал лошадь ручкой кнута. Райнхард открыл перед женой дверь и, подав руку, помог Эльзе ступить на подножку. Прядь каштановых волос выбилась у нее из-под шляпки. Хотя с годами ее лицо округлилось, оно сохранило некоторую девичью непосредственность, а фигура не вышла за пределы канонов женской красоты, установленных Рубенсом. Когда Эльза входила в карету, Райнхард взял на себя смелость и приподнял юбку ее платья, совсем чуть-чуть, чтобы она не споткнулась. Этот жест был сделан так тактично, что Эльза совершенно его не заметила, как и передачу чаевых.
Они поехали по Ринг-штрассе, мимо музеев искусства и естествознания, в западную часть города — Йозефштадт. Райнхард посмотрел в окно, а Эльза, утомленная впечатлениями этого вечера, положила голову ему на плечо. Коляска с грохотом катилась по мостовой, подпрыгивая на булыжниках, отчего ее голова моталась из стороны в сторону. Внутри стало тепло и даже душно. Мысли Райнхарда, как соринки в водовороте, постоянно двигались по сужающейся книзу спирали, возвращаясь все время к одному — Отто Брауну.
Райнхард решил, что Эльза уснула, поэтому удивился, когда его размышления были прерваны вопросом:
— О чем ты думаешь?
Райнхард быстро придумал шутливый ответ:
— О том, какая ты красивая в своем новом платье.
— Оскар, — сказала Эльза немного хриплым сонным голосом, — тебе пора бы уже знать, что я не из тех людей, которых можно обмануть лестью.
Инспектор хохотнул и повернулся, чтобы поцеловать ленту на шляпе жены.
— Хорошо, сдаюсь, — сказал Райнхард. — Я кое-чем озабочен. Но у меня нет ни малейшего желания портить нашу годовщину обсуждением расследования убийства.
— Нашу годовщину ничто не может испортить, — возразила Эльза. — Это был такой прекрасный вечер, и я очень, очень счастлива. — Сказав это, она поерзала, удобнее устраиваясь у него на плече.
— И тебе нравится новое платье?
— Очень.
Когда экипаж проезжал мимо равномерно расставленных фонарных столбов, все внутри освещалось мягким янтарным светом. Черная кожаная обивка заскрипела: Райнхард сел поудобнее, тяжело привалившись к стенке.
— Итак? — спросила Эльза.
— Что «итак»?
Периодически вспыхивающий свет почему-то действовал успокаивающе.
— О чем ты думаешь?
Райнхард заколебался, и Эльза продолжила:
— Это Леопольдштадское убийство, да? Ты думаешь о нем, верно?
— Да, — вздохнув, сказал Райнхард. — Сегодня Макс допрашивал главного подозреваемого, человека по имени Отто Браун. Он был членом спиритического кружка фройляйн Лёвенштайн, и его никто не видел с той ночи, когда произошло убийство. Он фокусник, и мы считали это важным, учитывая обстоятельства совершения преступления.
— И? — спросила Эльза с мягкой настойчивостью.
— Я надеялся, что он сознается. Но он ничего подобного не сделал. А комиссар проявляет все большее нетерпение.
— Вы отпустите Брауна?
— Придется.
— И что вы потом будете делать?
— Даже не знаю…
Экипаж замедлил движение, пропуская на перекрестке омнибус, а потом снова набрал скорость.
— Знаешь, — сказала Эльза, зевая, — на днях я прочитала очень интересную статью в «Дамском журнале».
— Да?
— О женщине по имени мадам де Ружмон, она живет в Париже. Она помогла французской полиции «Сюрте» раскрыть несколько преступлений.
— Как ей это удалось?
— Она тоже медиум, как фройляйн Лёвенштайн.
— То есть ты предлагаешь…
— «Сюрте» не стесняется пользоваться ее помощью, — резко сказала Эльза.
— «Сюрте»… они… они французы. Здесь, в Вене, у нас другие методы. Кроме того, мне страшно представить, что скажет Макс, когда я предложу это.
— Доктор Либерман не может знать все, — отрезала Эльза.
43
Либерман повернул за угол и столкнулся с профессором Вольфгангом Грунером. Оба они резко остановились и отпрянули друг от друга, как будто наткнулись на невидимую стену.
— Ах, доктор Либерман, — сказал Грунер, придя в себя. — Если у вас есть минутка, я хотел бы поговорить с вами в своем кабинете.
— Прямо сейчас? — неуверенно спросил Либерман.
— Да, сейчас, — сказал Грунер.
Либерман посмотрел на часы.
— В три у меня пациент.
— Я не отниму у вас много времени.
Двое мужчин молча пошли по коридору, идя в ногу, почти по-военному. В то же время они сохраняли заметную дистанцию, как будто каждый из них обладал магнитными свойствами, которые разводили их в стороны, как одноименно заряженные частицы. Через некоторое время отсутствие вежливых реплик, которыми при встрече обмениваются обычно все воспитанные люди, и их явная антипатия друг к другу сделали атмосферу напряженной. Либерман почувствовал сильное облегчение, когда они наконец дошли до двери кабинета Грунера.
Кабинет был мрачный и чем-то напоминал каюту подводной лодки. Слабые лучи мутного света пробивались между ветхими шторами, освещая пылинки, плывшие в воздухе с вялой грацией амеб. На полу в беспорядке лежали ящики с электрическими устройствами, напоминавшими сундуки с сокровищами, брошенные пиратами на дне Карибского моря.
В высоком стеклянном шкафу в несколько рядов стояли банки с желтоватым формальдегидом, в котором плавали губчатые части мозга с волокнами нервной ткани. Этот шкаф был похож на отвратительный аквариум. В одном сосуде, немного большем, чем остальные, находился предмет, взглянув на который, Либерман содрогнулся — это был разлагающийся плод с двумя головами. Желтоватые частички плоти собрались на дне банки, что указывало на солидный возраст содержимого банки. Эта медицинская диковина неизвестного происхождения являлась гордостью жуткой коллекции Грунера.
— Прошу садиться, — буркнул Грунер.
— Спасибо, — ответил Либерман, подвигая тяжелый деревянный стул поближе к огромному столу Грунера.
— Доктор Либерман, — начал Грунер, — насколько я понимаю, вы являетесь лечащим врачом гувернантки-англичанки мисс Амелии Лидгейт. Она должна проходить курс электротерапии для избавления от постоянного нервного кашля и сопутствующего паралича. Сколько вы провели сеансов электротерапии, доктор Либерман?
