Борис Камов - Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров
Что до Николая Полякова, то он был расстрелян, а после смерти Сталина оправдан. Друг же Полякова, Иван Конев, с которым Николай однажды познакомил Аркадия Петровича, дослужился до маршала, удостоился двух Золотых Звезд и ордена Победы.
Кем бы мог стать Поляков? Какова могла быть его роль в минувшей войне, останься он жив?
* * *Пути Господни неисповедимы. Прошло несколько лет после трагедии. У Натальи Петровны в годы Отечественной войны возник роман с генералом армии И. С. Коневым. Немалое время Наталья Петровна прожила в Ставке командующего фронтом, но завершился роман довольно грустно. Об этом свидетельствуют солдатские треугольники без марок — письма Конева. Они хранятся в фонде А. П. Гайдара в Российском архиве литературы и искусства в Москве.
История пятая. Арест Соломянской (рассказана Р. И. Фраерманом, Н. В. Богдановым и Л. Л. Соломянской)
Не успел Аркадий Петрович поселить на окраине Москвы сестру, как однажды на рассвете снова задребезжал телефон. Звонила бывшая теща. Гайдар не мог ее терпеть за многое. Прежде всего, за патологическую жадность. Теща, рыдая, спешила сообщить, что арестовали ее дочь, Лию Лазаревну Соломянскую, мать Тимура.
История семьи. Они поженились в 1926 году в Перми после короткого и бурного романа. Лиле было семнадцать. Она работала вожатой недавно созданного пионерского отряда. Организовывала для детей игры, факельные шествия, походы. Казалось, энергия, отпущенная на дюжину людей, досталась ей одной.
Лиля приносила в дом книги, которые любила сама. Она была младше на пять лет, но при этом руководила чтением Гайдара — в ту пору фельетониста газеты «Звезда».
Лиля оказалась первым человеком, кто заявил ему:
— Аркадий, нужно не только каждый день писать для газеты — пора подумать о крупных вещах. О книгах.
В ту пору Лиля энергично помогала его формированию как литератора. Затем в ее облике стали проступать черты, которые не обнаруживаются сразу. Больше всех на свете она любила себя. Обожала комфорт (в тогдашнем понимании). И денежные знаки. Желательно крупного достоинства. Все чаще в ее словах и поступках сквозила неискренность.
А Гайдар был добр, обаятелен, надежен. Любил жену, обожал сына, не мог нарадоваться, глядя на их наемный, малоуютный дом. Но человеком в быту он был нелегким. Сказывалось, что с десяти лет, когда отец ушел на войну, его воспитанием никто не занимался. И потом, по складу ума он был настоящий художник — эмоциональный, порывистый, лишенный расчетов. В противовес Соломянской, копить деньги он не умел, что осложняло отношения и быт.
Ему доставляло огромное удовольствие обменивать невзрачные бумажки, именуемые деньгами, на яркие, блестящие, обычно никому не нужные предметы. Его будоражил сам процесс покупания неважно чего. Выйдя из бухгалтерии издательства с изрядной по тем временам суммой, он мог явиться домой абсолютно трезвый, в автомобиле, набитом всякого рода чепухой, и с тридцаткой в кармане. Деньги тогда были такие: рубль, три, пять, десятка, тридцатка, сто. Гайдар дожигал-доигрывал свое рано повзрослевшее детство.
Аркадий Петрович мог выйти из дома в надежде купить что-нибудь остроаппетитное к обеду, увидеть на базаре лесорубов, которые отправлялись на лесозаготовки, и тут же, в чем стоял, записаться к ним в артель.
Сотовые телефоны тогда еще не придумали. Уличные автоматы уже придумали, но пока на улицах еще не ставили. Записку послать домой было не с кем. С тем и отправлялся в экспедицию неизвестно на сколько.
Сейчас это называется: «Журналист меняет профессию». Тогда это называлось: «Снова пропал Аркадий». Его искали тоже бригадами по злачным местам и в архангельской Северной Двине. Он возвращался спустя немалое время из глухомани в ободранной одежде, с накачанной мускулатурой, все на свете зная про рубку и пилку, а также про то, куда девается краденая древесина. А его приятели по артели не догадывались, что с ними рядом валил-пилил лес всему краю известный фельетонист. Большая местная знаменитость.
Газета получала очерк-«гвоздь». Гайдар получал (в данном случае абсолютно справедливо) оглушительный (на всю улицу) скандал.
В 1931 году семья жила в поселке Кунцево под Москвой. Незадолго перед тем Союз писателей выделил Гайдару крошечную комнатенку на Большой Ордынке. Обстановка была — доски и фанера и еще громадный портрет усатого Буденного, купленный на барахолке.
Аркадий Петрович спешил закончить повесть «Дальние страны» — про жизнь мальчишек на будто бы тихом полустанке. Сделать это в Москве оказалось невозможно. В крошечной комнатенке каждый день возникали скандалы. Гайдар взял Тимура и уехал с ним в пионерский лагерь «Артек».
Лагерь в Крыму считался местом легендарным. Туда посылали отдыхать детей, которые чем-либо отличились, быть может, даже совершили подвиг. Туда же администрация приглашала знаменитых взрослых: летчиков, героев-пограничников и полярников, конструкторов подводных лодок, художников. Получить такое приглашение считалось делом очень почетным. Знаменитости и герои, которые отдыхали поблизости в санаториях, ехали к детям охотно.
Самые лучшие дети страны встречались с самыми лучшими взрослыми. Для многих мальчишек и девчонок поездка в «Артек», знакомства с незаурядными сверстниками и выдающимися учеными, авиаконструкторами, артистами становились толчком к стремительному духовному развитию.
Но и в «Артеке» покоя, необходимого для работы, Гайдар не нашел. От Соломянской не было писем. Она отделывалась загадочными телеграммами: «Милый, приедешь — все объясню».
«Пробовал работать — сорвано», — занес Аркадий Петрович в дневник.
Из Севастополя отец и сын выехали поездом. Заранее дали телеграмму. В Москве, на платформе Курского вокзала, их никто не встретил. Отец и сын вышли на площадь. К ним подлетел (в Москве, в 1931 году!) новенький «форд» с брезентовым верхом. Из автомобиля выскочила Соломянская. Не здороваясь, ни о чем не спрашивая, как бы даже не замечая мужа, она схватила Тимура и его маленький чемодан, впрыгнула с ним в авто и укатила в неизвестном направлении. Гайдар в состоянии полной растерянности продолжал озираться по сторонам, будто произошла неумная шутка или он участвовал в съемках несмешного чаплиновского фильма.
Однако «форд» не вернулся. Из машины никто со смехом не выбежал. Аркадий Петрович отправился на Ордынку. Домой. Там его встретили мать и отец Соломянской. Они охотно рассказали: из Архангельска их вызвала дочь. Сама она переехала к мужу.
— Пока вы с Тимуром отдыхали в «Артеке», Лиличка вышла замуж, — поделилась радостью теща.
Но спасибо теще — дала адрес новобрачной.
Дверь открыла Соломянская:
— Знаешь, милый, я вышла замуж, — не без гордости заявила Гайдару его жена.
— Поздравляю. Очень рад за тебя. Желаю счастья. Только ты могла бы сообщить мне о таком событии как-нибудь по-другому, — вежливо ответил Гайдар. — И коль скоро у тебя новый муж и новая отдельная квартира, то возьми к себе и родителей, которые живут в моей комнате. Ведь я получил ее от Союза писателей. Пусть родители радуются твоему счастью вместе с тобой.
— Нет, — решительно ответила Соломянская. — Ты один, ты как-нибудь устроишься.
За каких-нибудь два часа Гайдар оказался без семьи, без сына, которого любил больше всех на свете. И без крыши над головой. Комнату на Ордынке Аркадий Петрович мог отсудить, но не стал этого делать[56].
Соломянская жила в гражданском браке с крупным литературным чиновником. Он принадлежал к обеспеченным по тем временам людям: отдельная квартира, солидный оклад, продуктовый паек; новинка тех лет — патефон с пластинками — и старинный китайский чайный сервиз. Соломянская приглашала к себе общих с Аркадием Петровичем друзей, угощала их чаем из сервизных чашек под патефонную музыку.
Это был другой уровень существования, нежели в крошечной комнате на Ордынке.
Соломянская планировала строить новую, прочную семейную жизнь. Во имя этого она не позволяла Тимуру встречаться с родным отцом. Деликатный во всяких денежных расчетах, Гайдар пригрозил, что перестанет платить алименты.
Терпеть это все не было сил. Аркадий Петрович уехал работать в Хабаровск, в газету «Тихоокеанская звезда».
«Наконец, — читаем в его дневнике, — получил первую за четыре месяца телеграмму из Москвы. Тимур у Лили»[57]. Из следующих телеграмм становилось известно, что «Тимур в Емце на Севере», в Жаворонках под Москвой и в других замечательных местах. Отца мальчишка не видел долгими месяцами, но и с матерью встречался не больно-то часто.
Когда Гайдар возвратился в Москву, Соломянская продолжала делать все, чтобы оторвать от него Тимура. Те немногие дни, которые удавалось провести вместе с сыном, были для Гайдара самыми счастливыми в жизни. Об этом свидетельствуют шутливые стихи:
