Джулио Леони - Закон тени
Это была она, незнакомка с портрета. Пико чуть не бросился к ним, но едва сделал первый шаг, как что-то его удержало: на лицах этих двоих он прочел молчаливый диалог, прервать который было бы святотатством. Кисть художника двигалась у холста, ища нужную точку, а глаза впились в лицо женщины, словно он ждал от нее какого-то знака, подкрепленного высшими силами, чтобы закончить мазок.
Повинуясь инстинкту, юноша поискал, где бы спрятаться. Справа от него наверх, на хоры, шла узкая винтовая лесенка, оказавшаяся в одном из немногих затемненных уголков нефа. Он на цыпочках, едва касаясь разноцветного мрамора, поднялся на несколько ступенек, хотя понимал, что опасается напрасно. Будь его башмаки подкованы железом, их цоканье не смогло бы отвлечь двоих от поглотившего их ритуала.
Он поднялся на хоры и спрятался в уголке, наблюдая за происходящим сквозь балюстраду. От женщины невозможно было оторвать глаз. Ее тело, которое Джованни раньше представлял себе только по намекам из рассказов очевидцев, теперь предстало перед ним в ярком свете как средоточие всей женственности мира. Лицо на рисунке приходилось домысливать из-за пятен крови, и в жизни он видел его лишь мельком. Зато теперь оно просто оскорбляло взор своим совершенством.
И тогда на ум ему пришло недавно прочитанное высказывание Альберти о красоте: в настоящей красоте ничего не прибавишь, не убавишь и не изменишь без того, чтобы не испортить. Сейчас он видел перед собой настоящую красоту, божественные пропорции.
Сердце Джованни бешено забилось. Он задохнулся, и все его тело охватил жар, какого Пико никогда не испытывал, сжимая в объятиях юных служанок в своем замке или тех девчонок, что тайком пробирались по ночам в комнаты студентов. Об этих женщинах он слагал стихи и страдал до слез, получая отказ.
Но теперь он помимо воли вписал свое имя в тайный реестр поклонников Симонетты. Все его былые влюбленности обратились в прах и ветер, в ничто.
Никогда он больше не забудет этой минуты. Вдруг раздался тихий стон. Это художник наконец-то сделал долгожданный мазок. Звук вывел юношу из созерцательного оцепенения. Боттичелли быстрым движением коснулся чего-то на столе кончиком кисти и снова вернулся к холсту. Теперь кисть задвигалась с лихорадочной быстротой, словно рухнул непреодолимый барьер между мыслью и действием, между воображаемой формой и ее воплощением.
Из своего укрытия Пико видел только часть фигуры на холсте. Он снова перевел глаза на тело женщины, на ее бедра, на две беспокойные складочки у вершины таза, там, где мускулы наливались силой, чтобы держать мощный торс, и в то же время плавно и мягко очерчивали линию боков. Лоно, которое она без стыда открывала чужим глазам, наверное, становилось предметом многих вожделений. Однако эти страсти никак не отразились на его форме. Наоборот, как и все тело, оно дышало благостью.
И тут впервые с того момента, как Пико вошел в капеллу, он вдруг заметил абсурдность всего происходящего и засомневался, не сон ли это.
Ну как то, что он видел, могло быть явью? Среди ночи, в средоточии власти понтифика. Ведь любой из гвардейцев мог случайно сюда войти и все увидеть… Да и сам Сикст IV мог нагрянуть неожиданно, из любопытства своими глазами посмотреть, как идут работы. Из его покоев сюда вел прямой коридор. Из каких соображений Боттичелли подвергал себя риску, который мог слишком дорого ему стоить? Зачем он привел сюда эту женщину?
Пико обвел глазами зал, словно ища ответ на свои вопросы. Но ответа не было. Может, художником движет смутная жажда святотатства? Почему она ему позирует? Если эта женщина действительно вернулась из царства теней и если под ее сладострастной оболочкой скрывается вызванный демон, то, может статься, с влюбленного художника запросили такую цену? Что это: вызов, испытание?
Дверь в капеллу так и осталась приоткрытой, молчаливо приглашая войти любого, кто случайно окажется в соседнем зале для аудиенций. Эти двое, должно быть, сошли с ума: нельзя же так рисковать! Пико даже пришло в голову, что стражники притворяются, будто не знают, что происходит в капелле, чтобы застать их врасплох.
Это ловушка! Художника хотят схватить вместе с загадочной сообщницей.
Юноше стало не по себе: он боялся быть застигнутым и попасть в ту же западню. Но то, что он видел перед собой, снова вернуло его на место.
Боттичелли лихорадочно работал. Казалось, что кисть сама летает по холсту, а рука художника только повторяет ее движения. Пико слышал, как он то стонал, то что-то бормотал. Несколько раз он восторженно промычал имя Симонетта. Боттичелли выплескивал на холст всю ту любовь, которую хотел бы отдать живой женщине. А ведь та стояла в нескольких шагах от него. Восторженное поклонение она принимала с ледяным равнодушием. На губах ее играла еле заметная улыбка. Но она не походила на улыбку святой, которую посетило видение. Женщина улыбалась рассеянно, как улыбается тот, кто случайно оказался там, где оказался, и чьи мысли отсюда далеко.
Фигура на холсте вместе с цветом вбирала в себя все страдания художника. Пико не мог хорошо разглядеть результат работы, но ему показалось, что до завершения еще далеко. Холст вибрировал под кистью, как тело под ласками, но непохоже было, чтобы на изображении появлялись какие-то новые детали. Скорее всего, Боттичелли подправлял уже законченный портрет: добавлял тени, менял оттенки цвета.
В этот момент, может из-за дефекта воска, несколько свечей вдруг очень ярко вспыхнули, и Пико заметил то, чего не видел раньше. Боттичелли, охваченный лихорадкой работы, не прикасался к краскам, стоявшим на столе. Он машинально подносил кисть к горлышку банки с краской и, не набрав ничего, снова начинал рисовать. Он притворялся, что рисует!
Пико закусил губы, чтобы сдержать крик, но это не совсем ему удалось. По руке художника прошла дрожь, и лихорадочное шуршание кисти по холсту прекратилось. Оба, и художник и модель, разом подняли головы, как собаки при звуке волчьего воя, и быстро обвели глазами зал. Пико в своем укрытии сжался в комок, но женщина все же разглядела его сквозь балюстраду и встретилась с ним глазами. На миг он утонул в голубом озере, но она быстро отвела глаза, бросилась вниз с постамента, на ходу подхватила с пола накидку, закуталась в нее и, с проворством газели скользнув в боковую дверь, растворилась в темноте.
У юноши просто не было времени на какую-нибудь реакцию. Она исчезла так быстро, что он даже не успел подняться и показаться художнику, который так и застыл на месте с поднятой кистью.
— Кто вы? — раздался сдавленный крик. — Проклятье на вас, она сбежала!
— Я друг. Меня послал Лоренцо, правитель Флоренции.
— Лоренцо? Медичи? — переспросил Боттичелли неожиданно осевшим голосом. Весь его гнев сразу улетучился.
Пико быстро спустился по лесенке и подбежал к художнику. Тот успел накинуть на картину кусок ткани, но юноша его сдернул. Теперь он наконец-то смог хорошо разглядеть изображение. Стройное тело только что появилось из огромной раковины. По бокам виднелись еще какие-то едва намеченные фигуры, то ли ангелы, то ли божества, висящие в воздухе.
Боттичелли проследил его взгляд.
— Она удивительна, правда? Кто лучше нее смог бы стать бессмертной Венерой?
Пико вгляделся в холст. Вокруг, вместе с запахом воска, еще витал пьянящий аромат. Он пытался сравнить работу художника с моделью, только что стоявшей на помосте у него перед глазами. На миг ему показалось, что он находится перед зеркалом, настолько велико было сходство. И в то же время фигура словно отражалась в воде: по ней проходила живая вибрация, свойственная поверхности жидкости. На память ему вдруг пришла легенда о Нарциссе, который погубил себя, любуясь собственным отражением.
Так вот в чем было дело — в воде! Если бы Нарцисс смотрелся в зеркало, совершенство образа не потрясло бы его фантазию. А течение реки заманило его иллюзией реальности, которая рождается только из неопределенности линий. Боттичелли удалось придать этому стройному телу ту самую вибрацию, как если бы модель отражалась в поверхности чистого родника. Матовая белизна кожи нарушалась только в одном месте. На шее, подчеркивая ее стройную линию, блестело украшение: тщательно выписанный в мельчайших деталях медальон, тот самый, что нашли возле тела Фульдженте.
— Что хочет от меня Великолепный? — раздался голос художника.
— Хочет знать, кто эта женщина.
Художник помедлил в нерешительности, потом наклонился к Пико и зашептал, запинаясь, словно его кто-то глушил:
— Это она! Она вернулась! Но вы не скажете об этом Великолепному. Они не отнимут ее у меня еще раз!
— Отчего вы так уверены, что это она? Вы нашли книгу с ритуалом?
Пико уже не отдавал себе отчета в том, что говорит.
— Нет, она вернулась из страны теней… — только и прошептал художник, и Пико показалось, что он не услышал вопроса.
