Андрей Добров - Последний крик моды. Гиляровский и Ламанова
Судя по вони немытых тел, стоявшей внутри, если в этой бане когда-то и мылись, то лет сто назад. Первым делом я споткнулся о ноги лежавшего бандита и удержался только, схватившись за край дощатого стола, на котором был расстелен порванный и засаленный номер газеты, заставленной пустыми бутылками из-под портера и водки. Тут же лежали растерзанная вобла, хлебные корки и несколько кружков кровяной колбасы.
Наверное, когда-то эта комната служила предбанником. Теперь по стенам были поставлены лежаки, застеленные всяким тряпьем. От бани осталась только печка, топка которой выходила прямо сюда. Прикрытая заслонкой, она чадила оттого, что трубу давно не чистили.
Арцаков сидел на табурете за другим концом стола и смотрел вниз. Подойдя к нему, я увидел лежавшего лицом вниз Болдоху. Правая рука его была завернута за спину, и Арцаков придерживал ее так своим сапогом.
— А третий? — спросил я.
— Отпирает чулан, — отозвался Петр Петрович.
Болдоха, услышав мой голос, завертел своей кудлатой головой, потом, вывернув шею, ухитрился поймать меня глазами.
— А! Ляксеич! — задушевно сказал он. — Ты? Так это что? Не полиция? Обманул, да?
Из угла послышался голос:
— Так! Теперь руки давай! Че, не понял?
Послышался глухой звук удара, и кто-то попросил:
— Не надо, дядя! На руки…
— Вяжи его покрепче, Степаныч, — приказал Арцаков, не спуская глаз с Болдохи. — Владимир Алексеевич, поди, посмотри, как там девочка.
Я подошел к углу, в котором оказался дверной проем, ведший в узенький коридорчик. Там, прижав к стене, Степаныч деловито затягивал тонкой бечевкой руки за спиной худому плешивому мужику в телогрейке, накинутой на голое тело.
— Где она? — спросил я Степаныча.
Он только кивнул в сторону покосившейся дверцы — маленькой, как делают для чуланов под лестницами. Наверное, раньше там была парная, которую потом приспособили под чулан. Я протиснулся мимо Степаныча и заглянул внутрь.
Темно.
— Аня, — позвал я. — Это Гиляровский. Владимир Алексеевич. Все хорошо, выходи. Никто тебя не обидит. Мы пришли за собой. Ответом мне была тишина, но через мгновение из чулана послышались сдавленные рыдания.
— Ну, ну, будет, — постарался я сказать как можно ласковей. — Сейчас поедем к Надежде Петровне. А то она вся извелась уже. Сама хотела сюда ехать — тебя выручать, но мы ее не пустили. Иди сюда, а то тут темно — боюсь наступить на тебя.
Послышался шорох. Аня вышла, судорожно застегивая свое пальтишко, не замечая, что половина пуговиц оторвана. Волосы ее были растрепаны, на мокром от слез лице — размазанные потеки грязи.
Я посмотрел на нее, не решаясь задать тот вопрос, который собирался. Наконец с усилием спросил:
— Они… не обидели тебя? Аня мотнула головой.
— Хотели.
Внутри у меня отпустило. Слава богу, значит, мы успели вовремя. Одной заботой меньше. Бедная девочка совершенно не заслуживала тех бед, которые на нее и так свалились.
Мы вышли в предбанник.
— Жива? — спросил Арцаков, взглянув на нее. Аня кивнула.
— Цела? Снова кивок.
— Это хорошо. Так, Степаныч, дуй на перекресток, встречай наших. Девчонку отправь с пролеткой на Дмитровку, а наших — сюда. Мы тут пока постережем, поболтаем с ребятами. Степаныч, сунув револьвер в карман, мягко взял Аню за локоть и подтолкнул к выходу. Когда они ушли, Арцаков приказал двум другим «ангелам»:
— Берите эту парочку — и в чулан. Нечего им тут слушать, о чем мы разговариваем. Посторожите там. Если начнут дергаться — стреляйте сначала по ногам. Ну а попадете не туда — не наша забота.
Наконец мы остались в предбаннике втроем — я, Арцаков и Болдоха, лежавший на полу.
Крякнув, Петр Петрович грузно опустился коленями прямо на спину громилы и, захватив его вторую руку, вывернул и ее.
— Гиляй, достань у меня из правого кармана бечевку.
Я сделал, как он приказал.
— Сможешь стянуть ему руки? Только вяжи покрепче.
— Обижаешь, Петр Петрович, — сказал я наклоняясь, — в войну турок вязал — научился. Тонкая бечевка была настоящей пыткой для бандита: она врезалась в кожу, причиняя боль при каждом движении. Чтобы он не порвал путы, я несколько раз обмотал бечевку вокруг его запястий, без какого-либо гуманизма — об этом я совершенно не заботился, помня, какой опасности преступники подвергали бедную Аню.
— Добро, — кивнул Арцаков. — Теперь давай-ка его к стене посадим. Мы оттащили Болдоху от стола и привалили его спиной к стене. Сидел он неудобно, но поделать ничего не мог, а только смотрел на нас изпод спутанных волос. Впрочем, смотрел спокойно, вероятно, прикидывая, как будут развиваться события.
— Ну что, — сказал Арцаков, отдуваясь и садясь обратно на табуретку. — Поговорим?
— Поговорим, — ответил Болдоха. — Че надо? Арцаков обернулся ко мне:
— Что нам надо, Владимир Алексеевич?
Я молча смотрел на Болдоху, думая. Потом пододвинул лавку и сел напротив него. В моей голове наконец сложился план дальнейших действий. План, за который Маша меня по голове не погладила бы. Но он давал надежду поймать Ренарда с поличным и одним махом закончить всю эту историю.
— Ты ведь в бегах? — спросил я громилу. Тот кивнул. — И если я тебя передам в полицию как похитителя девушки, то загремишь по полной, точно? — Точно.
— Хорошо, что ты это понимаешь, — сказал я. — А вот если я тебя отпущу. Болдоха удивился, хотя и старался не показывать этого.
— Вы ведь Ренарду еще не успели сообщить ничего.
— Нет.
— Тогда слушай.
Когда я изложил свой план, не только Болдоха, но и Арцаков посмотрели на меня как на сумасшедшего.
Вероятно, я и сам бы так посмотрел на человека, изложи он мне такой же нелепый и опасный план.
21
Дерзкий план
Добравшись утром до дома, я попытался лечь спать, но все ворочался в постели — был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Мало того, что в голове постоянно крутились картинки последних событий, весь я был словно лошадь перед скачками или как мальчик перед свиданием: сердце стучало часто, кровь не бежала, а буквально неслась по жилам. Наконец я задремал, а может, просто задумался о своем сумасшедшем плане, но буквально через четверть часа постучалась Маша и сказала, что в гостиной меня ждет сыщик Архипов. Я тут же вскочил с постели, натянул поверх пижамы свой халат и быстро вышел в гостиную.
— Захар Борисович, вы уже вернулись? Со щитом или на щите? — буквально завопил я.
— Со щитом, со щитом, — улыбнулся Архипов. Он все еще был в дорожном платье — мятом и несвежем — вероятно, даже не успел заехать домой переодеться.
— Новости? Чаю? Позавтракать?
— И то, и другое, и третье.
Маша уже пошла на кухню — готовить. Я сел за стол напротив Архипова.
— Начинаю привыкать, что вы у меня завтракаете, Захар Борисович. Пожалуй, надо сказать Маше, чтобы теперь каждое утро ставила еще один прибор. Захар Борисович явно смутился.
— Простите ради бога, Владимир Алексеевич! Это я не нарочно.
— Полно. У меня есть что вам рассказать. А у вас?
— И у меня есть что, — сказал Архипов, принимая от Маши чашку чая. — Хотя я и не знаю пока, насколько это важно.
— Тогда начинайте вы, — предложил я.
— Хорошо.
Он аккуратно отпил исходящий паром чай и начал:
— Я был в Дубках под Можайском. Помните — это родная деревня Ренарда?
— Да.
— Для начала посетил можайское уездное управление полиции и попросил поднять мне архивные дела по Дубкам за последние двадцать лет.
— Ого, — удивился я. — А как же вам это удалось? Вы ведь в отпуске, не на службе? Архипов вздохнул:
— Ну… я не сообщил им этой подробности.
— И много набралось? — поинтересовался я. Архипов удивленно посмотрел на меня.
— За двадцать лет? Всего три дела.
— Тихо живут…
— Да нет, — пожал плечами Захар Борисович. — Просто по мелочам местные в полицию не обращаются — разбираются сами. Так что три дела за двадцать лет — это нормально. Два дела — сущая ерунда — поджог и побои. Все по пьяному делу. А вот одно — убийство. Пятнадцать лет назад обнаружено тело местной крестьянки Пелагеи Смирновой, шестнадцати лет, со следами издевательств. Девушка была изнасилована и задушена.
— А Ренард в то время еще был в деревне? Архипов кивнул.
— Так-так. Убийцу не нашли?
— Почему? Нашли. Осудили и сослали на каторгу. Это — родной брат-близнец Ренарда, Лисицын Антон Игнатьевич.
— Брат-близнец? — спросил я задумчиво. Архипов погрозил мне пальцем.
— Э-э-э, Владимир Алексеевич! Ну-ка перестаньте! — Что?
— Вы уже пытаетесь встроить брата-близнеца в ваши теории?
— Как вы догадались? Вернее, я только начал думать в этом направлении.
— Не стоит, — покачал головой Архипов. — Хотя они и братья-близнецы, но при этом совершенно не схожи друг с другом.
