Клементс Рори - Мученик
Болтфут появился в переулке, когда водонос снова водружал на плечи свою неуклюжую бочку.
— Куда он пошел?
Седовласый сутулый водонос указал направление и сказал, что беглец повернул направо в конце переулка.
— И двиньте от меня этому подлецу по носу!
Болтфут вытащил каливер, зарядил его и бросился вперед. В конце переулка он повернул направо и увидел спину Херрика. Между ними было примерно ярдов тридцать. Многовато для точного выстрела, но Болтфут понимал, что ему не догнать этого человека. Он остановился, опустился на колено, взял пистолет в правую руку, подставил под дуло левую, прицелился, настолько точно, насколько ему позволяло сбившееся дыхание, и выстрелил.
Херрик ощутил жгучую боль в боку, под левой подмышкой, и чуть не упал. На бегу он зажал правой рукой рану. Пальцы заливала кровь, но Херрика это не остановило. Скорее всего, пуля лишь разорвала плоть и отскочила от ребер. Ему повезло. Он побежал дальше.
Над похожими на лабиринт узкими переулками нависали эркеры домов, многие из которых так или иначе были связаны с основным занятием горожан: сдача жилья матросам, посещение пивных заведений и публичных домов, торговля в бакалейных лавках. Херрик, словно волк, спасающийся от пастуха, чьих овец он только что убил, бежал не останавливаясь. Наконец он миновал главную часть Дептфорда. Херрик пересек дорогу, затем другую, едва избегая столкновения со всадниками, вынужденными осаждать лошадей. Впереди показалась конюшня таверны, и он замедлил бег, перейдя на шаг.
Один из конюхов как раз выводил на булыжный двор его лошадь. Увидев Херрика, он поздоровался:
— Доброе утро, господин. Вы вовремя. Ваша лошадь готова для утренней прогулки.
Херрик отдышался. Он взял поводья и позволил конюху помочь ему сесть в седло. «Не спеши», — сказал он себе. Не надо вызывать подозрений. Он попытался улыбнуться конюху и вытащил из кошелька монету.
— Спасибо, господин. Похоже, вы ушиблись.
— Упал и напоролся на какую-то железяку, наверно, на старую спицу из колеса повозки.
— Немного перебрали, да?
Херрик рассмеялся.
— Возможно.
Из-за плеча конюха в отдалении он заметил приближавшегося к ним хромоногого, который только что в него стрелял; его походку он узнал бы из тысячи. Херрик ударил лошадь пятками в бока, хлестнул поводьями, развернулся и умчался прочь.
Глава 23
Повсюду раздавался приглушенный звук барабанов, напоминавший отдаленные раскаты пушечных выстрелов во время войны. Все дороги, ведущие через Лондон, были перекрыты. Улицы заполнили мрачные толпы, пришедшие отдать честь доблестному рыцарю и поэту сэру Филиппу Сидни.
Он умер от черной гнили, [48]после огнестрельного ранения в бедро, когда в прошлом октябре в Голландии, неподалеку от Зютфина, он и его войска попали в засаду, устроенную испанскими силами герцога Пармы. Его тело забальзамировали и привезли в Англию на корабле под черными парусами, а после оно несколько месяцев пролежало в Миноризе, близ Тауэра, ожидая первых государственных похорон особы некоролевской крови.
И вот этот день настал. Сэр Филипп был зятем Уолсингема, и господин секретарь выложил почти целое состояние на эту весьма расточительную церемонию. Было довольно символично: хоронили поборника протестантской реформы. Семьсот государственных представителей сопровождали кортеж, медленно двигавшийся по улицам от Олдгейта до собора Святого Павла. Во главе процессии, возвышаясь над всеми, двигался катафалк, покрытый бархатом, флагами и окруженный членами семей Сидни и Уолсингема. Присутствовали сильные мира сего, включая дядю сэра Филиппа, графа Лестера, усталого и изнуренного, словно и он вместе со своим пасынком графом Эссексом тоже являлся героем Голландской войны, омывшем свою славу собственной кровью. Из правящей элиты не хватало только самой королевы, — поговаривали, что она еще гневалась из-за казни Марии Стюарт в своих уединенных покоях во дворце Гринвич.
Толпа аплодировала похоронному кортежу, слезы текли по щекам людей, их эмоции подогревали новости о попытке покушения на жизнь другого их героя — Дрейка. Одни выкрикивали слова уважения Сидни, возлюбленному сыну Англии; другие призывали отомстить Парме, королю Филиппу и Испании.
Джон Шекспир понаблюдал немного за происходящим. Лицезреть Топклиффа во главе скорбящих было уже слишком. Их взгляды встретились, и ему показалось, что Топклифф ухмыльнулся, обнажив коричневые, похожие на клыки, зубы. Шекспир отвернулся: у него и без того много дел. Нужно еще раз увидеться с Кэтрин Марвелл и Томасом Вудом, а также съездить в Дептфорд и поговорить с теми, кто видел стрелявшего в Дрейка. А еще в Дептфорде он хотел переговорить с верховным адмиралом, когда тот вернется с похорон Сидни. Нужно узнать больше о леди Бланш. Когда Шекспир шел к Доугейту, запах горячих, поджаренных на жаровне каштанов соблазнил его, и он купил пригоршню, а затем зашагал дальше. Задрапированные черным барабаны глухо отбивали похоронный марш и медленно удалялись, растворяясь в дымке.
Кэтрин была дома, чего нельзя было сказать о Вуде. Похоже, ей не слишком было приятно видеть Шекспира.
— Странно, что вы не в соборе Святого Павла на похоронах героического сэра Филиппа, — сказала она. — Там сейчас весь Лондон.
— А вы, госпожа Марвелл, разве не считаете его героем?
— О, конечно считаю. Сэр Филипп был настоящим благородным рыцарем. Просто странно, что его похороны проходят именно сейчас. Полагаю, день выбрал лично господин секретарь Уолсингем. Так странно, что они состоялись сразу после того, как на тот свет отправили королеву Шотландии.
Шекспир уже слышал недовольные разговоры по поводу выбора даты. Он и сам об этом думал. Пышные похороны сэра Филиппа Сидни были просто удобным способом отвлечь интерес публики от казни Марии. Но одно дело думать, и совсем другое открыто об этом говорить, как Кэтрин Марвелл.
— Вам следует попридержать язык, госпожа, иначе привлечете нежелательное внимание к этому дому.
— Что, уже приняли закон о том, что называть себя католиком стало государственным преступлением?
Шекспир возмутился:
— Можете называть себя как пожелаете, если вы посещаете свою приходскую церковь и не укрываете священников, прибывших сюда из-за границы. Вы должны знать, что помощь католическим священникам на территории Англии приравнивается к измене.
— Что ж, господин Шекспир, значит, мне нужно позаботиться о том, чтобы не укрывать таких священников.
— А что касается королевы Шотландии, то я удивлен, что вы оплакиваете ее. Разве она не прелюбодейка? Разве не она хладнокровно убила супруга? Вы сомневаетесь в том, что она замышляла убийство королевы Англии?
— Пусть об этом судит Господь. Я верю, что она умерла христианкой.
Плохое начало. У Шекспира не было желания скрещивать с ней шпаги. Он, словно школьник, стоял в передней, не зная, что дальше делать или говорить. Джону не хотелось строить из себя сурового представителя государственной власти.
— Простите меня, господин Шекспир, — наконец произнесла Кэтрин, и улыбка озарила ее голубые глаза. На ней было длинное платье из великолепной темно-красной шерсти с корсажем в цвет и простой гофрированный воротник. Образ дополняли решительный характер, который читался в ее взгляде, и стройность фигуры. — Уверена, что вы пришли сюда не за тем, чтобы ругаться. Непростительно держать вас в холоде на пороге. Пожалуйста, входите.
Он поблагодарил ее и вошел в дом, где его тут же окутало тепло. Откуда-то из глубины доносились детские голоса: дети смеялись и играли.
— Это дети хозяина, господина Вуда. Хотите познакомиться с ними? Вдруг они укрывают священников.
Шекспир улыбнулся.
— Ваше чувство юмора, госпожа, вас погубит.
— Что ж, я такая, какая есть. Если из-за того, что я говорю, что думаю, меня отправят в Тайберн, то уверена, это будет камушек скорее в ваш с Уолсингемом огород, чем в мой.
Шекспир медленно вздохнул, как его старый школьный учитель, когда ученик пытался оправдать свое опоздание зимним утром.
— Но, как вы понимаете, не в этом дело. И не я подставлю вашу шею под топор палача. К сожалению, встречаются еще люди… люди, которые не отдают отчет своим действиям и не заботятся о своем благополучии.
— Возможно. Но ведь вы, господин Шекспир, из тех, кто отправляет людей на плаху, и вам не удастся выйти сухим из воды и не запачкать руки чужой кровью.
— Вам тоже, госпожа. Ибо вы должны знать, что римский священник Баллард замышлял убийство нашей государыни. Вы должны знать, что даже сам папа римский простил убийцу королевы и посылает молодых бунтарей из змеиного гнезда — Английского колледжа в Риме, чтобы посеять смуту в нашем государстве. Это с ними вы с радостью разделите постель?
