Леонид Девятых - Магнетизерка
— Весьма удобным, — нимало не смутился генерал-полицмейстер. — Стоит только к слову «вор» добавить еще две литеры: «не».
В 1746 году проект Татищева был одобрен Сенатом и высочайше утвержден государыней императрицей Елизаветой Петровной. А Юстиц-коллегия изготовила клейма.
* * *— А может, Магнетизер уехал? — спросил начавший сдаваться Овсов.
— Он в Санкт-Петербурге, ваше превосходительство, — твердо ответил обер-полицмейстеру Павел Андреевич.
— Вы уверены?
— Совершенно, — заверил Татищев. — Магнетизер беспрепятственно мог покинуть Санкт-Петербург сразу же после убиения господина адмирала де Риваса. Но он этого не сделал. Выходит, в столице его держит что-то еще. Не исключено, что он планирует новое убийство, от коего, с его способностями, не застрахован никто. Даже члены императорской фамилии. И на нашей с вами совести будет, ежели вдруг случится, что кто-либо из царствующего дома…
— Не надо продолжать, господин подполковник, — передернул плечами обер-полицмейстер. — Я понял. Значит, вы говорите, надлежит укрепить заставы на дорогах?
* * *В течение недели в управу было доставлено семь человек, не имеющих на руках ногтей. Шесть мужчин и одна женщина. Женщина была задержана так, на всякий случай, от шибкого усердия, как бывает всегда, когда от большого начальника исходит прямой и ясный приказ. К тому же, имелась ведь у того же Черного Чухонца привычка переодеваться в женское платье перед тем, как изнасиловать приглянувшегося ему мужчину! Вот тут-то, после сих задержаний, Татищеву и понадобилась Анна Александровна с ее магнетическими способностями. За ней послали, и Турчанинова тотчас примчалась в полицейское управление, где ее поджидал Павел Андреевич.
— А зачем задержали женщину? — спросила она Татищева. — Магнетизер положительно мужчина.
— Приставы малость переусердствовали, — усмех нулся тот. — Однако в нашем деле, сударыня, всегда лучше перебдеть, чем недобдеть.
В арестантской комнате все семеро сидели по лавкам.
— Экий произвол вы творите, господин подполковник, — поднялся им навстречу высокий худой мужчина. — Задерживаете честных граждан без всякого объяснения причин. Я буду жаловаться в Сенат.
— Ну, ежели вы честный человек, то вам совершенно не о чем беспокоиться, — заверил его Татищев, оглядывая всех семерых. — А жаловаться есть ваше неотъемлемое право. Кстати, почему на ваших руках нет ногтей?
— Я таковым родился! — с возмущением ответил худой и вызывающе посмотрел на подполковника. — И иметь мне ногти на руках или не иметь, это мое частное дело. У меня и на пальцах ног нет ногтей, так что, это является основанием к арестованию?
Женщина в углу хихикнула.
— Не арестованию, а задержанию, — поправил его Павел Андреевич и выразительно посмотрел на Турчанинову. Та отрицательно мотнула головой. — Впрочем, вы свободны.
— Благодарю вас, — с сарказмом произнес худой и вышел из арестантской, гордо подняв голову. — Приготовьтесь к неприятностям, господин подполковник.
— Всегда готов! — бодро ответил Татищев и снова повернулся к Анне Александровне. Та стояла около задержанной женщины и пристально смотрела на нее.
— Вы же сказали, что Магнетизер положительно мужчина, — тихо произнес Павел Андреевич, подойдя к ней.
— Ее надо срочно в клинику, — так же тихо ответила она.
— А что такое?
— Сифилис.
Татищева от этого слова натурально передернуло.
— Вы, тоже свободны, сударыня. Господин пристав, велите проводить эту барышню… в клинику.
— Не пойду я ни в какую клинику! — поднялась с лавки женщина.
— Выполняйте, — гаркнул Павел Андреевич и отвернулся.
— Его здесь нет, правда? — тихо спросил Анну Александровну Татищев, когда двое полициантов увели упирающуюся сифиличку.
— Нет, — согласилась Турчанинова. — Если бы был, я бы сразу это почувствовала.
— Ну, что ж…
Он обернулся к задержанным и вежливо произнес:
— Господа, прошу прощения за причиненное вам беспокойство. Вы все свободны.
— Черт знает что такое! — с возмущением воскликнул господин в круглой шляпе, до того сидевший смирно и безучастно. Но встретившись взглядом с Татищевым, тут же осекся и быстренько вышел из арестантской.
— Вы тоже свободны, — обратился Павел Андреевич к Турчаниновой. — И… благодарю вас.
Она широко раскрыла глаза.
— Что? — не понял тот ее взгляда.
— Ничего. Просто я не ожидала от вас такой… учтивости.
— Вы можете идти, сударыня, — сказал с каменным лицом Татищев.
— Полагаю, если снова понадобится моя помощь…
— Всенепременно, сударыня, — с легким поклоном ответил подполковник и отвернулся.
«Бурбон», — подумала Анна и пошла из арестантской, удивившись, что на сей раз она подумала о Татищеве беззлобно и даже как-то… с симпатией.
Впрочем, к делу поимки Магнетизера это не имело никакого отношения.
Глава восемнадцатая
— …Конечно, понятно, что вас тревожит вероятность новых, не дай бог, неприятностей от руки этого Магнетизера, однако я просил бы вас производить ваши розыскные действия как-то деликатнее, что ли. Кроме того, господин обер-прокурор обеспокоен возможностию появления в столице вредных толков об этом господине с его магнетическими способностями и не желал бы, чтобы сие дело было предано даже малейшей огласке.
— Я вас понял, господин обер-секретарь.
— И еще одно, Павел Андреевич, — Макаров вышел из-за стола и дружески улыбнулся Татищеву. — Сегодня у Милитины Филипповны, супруги моей, именины, так что прошу вечером пожаловать к нам на раут. К шести часам пополудни. И без опозданий. Ссылки на занятость и болезненное состояние не принимаются.
— Благодарю вас.
— И потом, — продолжил Макаров, — в подобных просьбах начальству не отказывают, верно ведь, Павел Андреевич?
— Точно так, — улыбнулся Татищев. — Не отказывают.
Павел не очень-то жаловал всякого рода светские сборища с их пустыми разговорами и тяготился основополагающим требованием света non seulement etre, mais paroitre[9]. Татищев не умел надевать приличествующие случаю личины, принуждать себя улыбаться и доброжелательно смотреть в глаза человеку, коего не уважал и не мог терпеть. Однако Макаров, по его словам, за дело свое радел по-настоящему, а не для виду, спину чаще положенного не гнул и своих подчиненных в обиду не давал. Сразу же после гибели агента Елизарьева, служащего четырнадцатого класса, он лично стал хлопотать о пенсионе его вдове. Таким начальникам, и верно, не отказывают. Посему в половине шестого пополудни подполковник Татищев надел вицмундир, придирчиво осмотрел себя в зеркале и отправился на раут.
Гостей было немного. Их встречала именинница, высокая, статная дама с гордым и независимым взглядом больших черных глаз, чем-то похожих на глаза Турчаниновой. Она благосклонно, как короткому знакомому, протянула Татищеву руку для поцелуя, и он, учтиво склонившись, прикоснулся губами к костяшкам пальцев, затянутых белой лайкой. Руки у Милитины Филипповны были тонкими и нервическими. Именно такие ручки, верно, и положено иметь сочинительницам поэтических виршей с чуткой душевной организацией, а ножки — так кто ж их видел, дамские ножки-то?
— Весьма рада лицезреть вас, Павел Андреевич, — мило улыбнулась Макарова. — Вы нас совсем забыли.
— Дела, — развел тот руками, припоминая, когда он мог забыть сие семейство, ежели за все годы службы под началом Макарова он всего-то не более трех-четырех раз бывал у них, а с Милитиной Филипповной виделся лишь дважды.
В гостиной было весьма светло: огромная люстра, висевшая в центре потолка, освещала все имевшиеся в комнате ниши и уголки, и блики от ее граненых стеклышек в виде пирамид плясали на фамильных портретах предков Макарова и Милитины Филипповны.
Довольно просторная гостиная Макаровых была убрана в старинном вкусе. Основательные мебеля простого крепкого дерева, декорированные в голубой и кремовый тона с белыми каемками, круглые столики перед креслами, софа и стулья с цветочками на обивке гнутых спинок. На софе, невзирая на гостей, дрыхла на спине, раскинув в стороны крохотные кривые лапки, мерзкая моська. Окна были украшены белыми миткалевыми занавесями, меж коими, под зеркалами в тяжелых рамах, стояли белые мраморные столики на вызолоченных полусогнутых ножках. На одном из них стояла китайская ваза, на другом — два китайских болвана при мечах, грозно смотрящих друг на друга.
