Клод Изнер - Коричневые башмаки с набережной Вольтера
– Хочу спросить у нее, выйдет ли моя дочь замуж во второй раз и будут ли у меня наконец внуки.
– Ну, так или иначе, ничего, кроме неприятностей, вас не ждет. Если ваша дочь не найдет супруга, она так и будет сидеть у вас на шее, а если обзаведется семейством, то все семейство станет из вас деньги тянуть. Поверьте, нет нужды маяться тут в очереди и тратиться на консульта…
Договорить Жозеф не успел, потому что Виктор бесцеремонно потащил его дальше, к бутику, перед которым стояли полицейские.
– Отпустите сейчас же! Вы мне чуть руку не вывернули! – сердито пропыхтел Жозеф.
– Мне только что передался дар ясновидения: по-моему, с нашей модисткой случилась беда, – хмуро проговорил Виктор и направился к одному из полицейских. – Скажите, здесь работает Анни Шеванс?
– Работала, месье, работала. Ее убили, труп нашли на рассвете.
– Надо отдать вам должное, любезный шурин, вы и правда не лишены сверхъестественных способностей, – шепнул Жозеф.
– Проходите, господа, не задерживайтесь, вы мешаете полиции.
Сыщики-любители с неохотой отошли. Приметив поблизости бистро, Жозеф предложил зайти туда послушать, о чем судачит народ. И не напрасно. Все посетители и официанты столпились вокруг сидевшей за столиком пухленькой девицы в пальто с воротником из кроличьего меха. Девица была бледна и норовила упасть в обморок.
– Вот, выпейте теплого молока, Туанетта, вы такое пережили, такое!.. – хлопотала хозяйка с обширным бюстом.
– Молоко! Да ей коньяка бы дернуть не помешало! – бурчал хозяин.
Его жена разогнала любопытствующих мокрой тряпкой:
– Да оставьте вы ее в покое наконец! Бедняжка никак отдышаться не может, идите отсюда, идите!
– Ничего, мадам Клотильда, мне уже лучше, – подала слабый голосок девица. – Я просто испугалась, что полиция меня из дома мадемуазель Шеванс не выпустит. Но комиссар был довольно любезен. Правда, велел мне явиться завтра для дачи показаний – вдруг арестует?.. Ох, не забыть мне это воскресенье до конца дней!
– Никто вас не арестует, барышня, – заверил Виктор, приподняв шляпу. – Комиссар просто хочет проверить, есть ли у вас алиби.
Польщенная тем, что на нее обратил внимание такой респектабельный господин, Туанетта заерзала на стуле и распахнула пальто, явив взорам соблазнительные округлости, туго обтянутые платьем в горошек.
– Ну конечно, у меня есть алиби! Я весь вечер танцевала с Робером, моим дружком с улицы Гэтэ, а потом вернулась домой к родителям на улицу Бастош. Но эти флики смотрели на меня так, как будто я самая что ни на есть преступница. Так и зыркали, а взгляды у них какие – насквозь просвечивают, я себя прямо голой почувствовала!
Виктор встал слева от девицы, Жозеф справа, оттеснив любопытствующих посетителей.
– Стало быть, это вы нашли модистку? Говорят, она была без сознания, – закинул удочку Жозеф.
– Без сознания? Шутить изволите? Да у нее голова была проломлена, ужас просто. Это я чуть сознание не потеряла, когда ее увидела. Пришла на работу – а там замок сломан и дверь приоткрыта. «Что такое?» – думаю. Обычно, когда я прихожу, мадемуазель Шеванс уже на ногах. А тут… в спальне… на кровати… и голова вдребезги… – Туанетта залпом проглотила молоко, поразмыслила пару секунд и опрокинула в рот рюмку коньяка.
– Небось убийца сперва ее жестоко обесчестил, – с мечтательным видом предположила хозяйка заведения.
– Нет-нет, судебный врач осмотрел тело, и я слышала, как он сказал комиссару: «На первый взгляд никаких следов изнасилования».
– Ну, теперь репортеры вам проходу не дадут, мадемуазель Туанетта, – вмешался хозяин. – Попадете на первые полосы!
– Еще чего не хватало! Пусть только попробуют ко мне сунуться… Ох, боже-боже, бедная мадемуазель Шеванс, у нее лицо изуродовано, как будто по ней омнибус проехал! Флики увезли труп в морг, только бы не заставили меня еще раз на нее смотреть, у них же принято проводить опознание…
– Но ежели ее не изнасиловали, зачем тогда убили? – снова взялась за свое хозяйка. – Ограбить хотели?
– Я квартиру ее хорошо знаю, и господин комиссар заставил меня все осмотреть – не пропало ли чего. Уж я смотрела, смотрела, а все на месте – и книжки, и драгоценности, и прочие дорогие штуки. Потом поняла. Знаете, что украл убийца?
– Ее белье? – оживилась хозяйка.
– Ее конфитюры! – торжественно объявила Туанетта, гордая от того, что повергла всех в изумление.
Жозеф дернул Виктора за рукав.
– Да, представьте себе, – продолжала девица. – Она сама их делала, и подружки ей дарили. Ах, и еще пропал моток красной бечевки.
– Убить за конфитюры – ну это уж слишком! Куда катится мир? – воскликнула хозяйка.
– Ваша правда, – вздохнула Туанетта, сгорбившись на стуле. – А мне теперь что делать? Придется искать новую работу…
Жозеф и Виктор вышли из бистро и неспешно зашагали мимо рынка Сен-Кантен, погруженные в свои мысли.
«Моток красной бечевки… – думал Виктор. – Эта красная бечевка меня преследует. Она есть у Фюльбера и у Жоржа Муазана… А еще тот убитый книготорговец Ларше – уж не красной ли бечевкой его связали?..»
Жозеф тем временем вспомнил, что на томике в марморированном переплете, который его матушка по ошибке получила от Филомены Лакарель, были вмятины, как будто его перевязывали бечевкой. «Нет, сначала нужно все проверить, а потом уже расскажу Виктору. Хотя он, конечно, дико разозлится из-за того, что я раньше не сказал…»
– Странное дело!..
– Ничего не понимаю!..
Заговорив одновременно, они остановились и уставились друг на друга.
– Конфитюры! – выпалил Виктор.
– Мотив всех убийств! – подхватил Жозеф.
Виктор поморщился:
– Не смешите меня, Жозеф. Вы сами-то смогли бы убить ради конфитюра?
– Еще как смог бы – если бы мне было пять лет и меня держали на хлебе и воде. Ладно, про конфитюры – это я так, в качестве предположения, но ведь у королевы мармеладов, Филомены Лакарель, тоже украли все горшочки с вареньем. Я уже беспокоюсь за матушку – она большая охотница до сладкого…
– Жозеф, помолчите, вы мне совсем голову заморочили. Я собирался сказать что-то важное… Ах да, любопытно было бы побеседовать наконец с Жоржем Муазаном, букинистом по кличке Тиролец, когда он вернется из Кана. Фюльбер рассказывал мне о нем в день вашего рождения. Что, если убийца – Муазан? Он пользуется красной бечевкой – извините, что не сказал вам об этом раньше. И еще я подобрал обрывок красной бечевки в доме Филомены Лакарель…
– Ну здорово! От меня утаивают важнейшие улики! Отличная у нас команда получается!
– Будет вам дуться, Жозеф. Мы с вами напарники, и я только что поделился сведениями. Ведь поделился, а? Просто раньше к слову не приходилось, и в конце концов лучше поздно, чем никогда… Кстати, у чесальщицы-то тоже конфитюры украли…
– У Ангелы Фруэн? Но насколько мне известно, она пока еще жива и здорова.
– Что говорит не в ее пользу, если можно так выразиться. Выглядит она простушкой, конечно, но… Когда я еще бегал в коротких штанишках, Кэндзи сказал мне, что есть на свете люди, подобные часам, которые показывают одно время, а вызванивают другое. Это называется «двуличие».
Жозеф, охваченный чувством вины, молчал. «Вот прочитаю этот чертов дневник, который Филомена перепутала с „Трактатом о конфитюрах“, и непременно ему все расскажу!» – мысленно пообещал он, не замечая порывов холодного ветра.
Амадей поздравил себя с тем, что проявил доблесть в борьбе с холодом и не убоялся явиться на памятное собрание в честь столетия со дня рождения Огюста Конта, основателя позитивизма. Он там отдохнул душой и телом после целого утра блужданий в окрестностях Райской улицы.
Сейчас он бродил по галереям «Одеон» под свист ледяного ветра. Как и многие библиофилы, Амадей не обращал внимания ни на стужу, ни на упреки книготорговцев, которым не нравилось, что все подряд хватают их драгоценные издания и швыряют обратно на прилавок, ничего не купив. В данный момент Амадея интересовали труды по топографии Парижа, и он, останавливаясь у прилавков, листал все, что попадалось по этой теме. Он думал о том, что уже приблизился к разгадке тайны Средины Мира, упомянутой в записках Луи Пелетье, вплотную и не хватает какой-то малости. Нет, не какой-то, а очень важной малости – главной детали. Пока он с точностью не определит это место, невозможно будет прервать череду убийств. Цена разгадки, конечно, росла со страшной скоростью, но Амадей не испытывал угрызений совести. Ведь не его вина в том, что эти пешки сами влезли на шахматную доску тайны.
Средина Мира… Что-то забрезжило на краю сознания. Оттуда снова пришли слова: «Поиски Средины Мира… завершатся где-то рядом… там под сводом галереи… муж стоял вооруженный… некогда стоял на страже…»
