Николь Апсон - Печаль на двоих
— И все же вы у нее остались?
— Да, поначалу я платила миссис Сэч пятнадцать шиллингов в неделю, но потом она предложила мне проживание в обмен на работу.
— И миссис Сэч больше не возвращалась к вопросу об удочерении?
— Нет, больше не возвращалась. Она хорошо относится к нам обеим, и наши дети вместе играют. Да вы и сами видите.
Кид бросил взгляд на детей: угрюмое выражение лица Лиззи и близкое к истерике состояние младшей девочки не слишком сочетались с утверждениями Норы Эдвардс.
— И в чем же заключаются ваши обязанности?
— Да они самые обычные — убираю, немного готовлю, исполняю всякие мелкие поручения.
— А вы здесь встречали женщину по фамилии Уолтерс?
Он описал Энни Уолтерс, и Нора Эдвардс кивнула:
— Я видела похожую женщину, но ее фамилия была Лэминг. Я видела ее и тут, и в доме на Стэнли-роуд. Она обычно приходила, когда в доме рождался ребенок. Миссис Сэч посылала ей телеграмму.
— А между ними были какие-нибудь денежные отношения?
Нора бросила тревожный взгляд на Джейкоба Сэча:
— Были.
— А миссис Сэч когда-нибудь говорила вам что-либо о миссис Уолтерс?
— Она велела мне не говорить матерям, что она уносит их детей.
— А скольких детей миссис Уолтерс забрала отсюда за то время, что вы здесь?
— Я не помню. Я не считала.
— Пожалуйста, мисс Эдвардс, хотя бы приблизительно.
— Примерно восемь, я думаю. И как-то раз миссис Сэч попросила меня отнести ребенка и три фунта миссис Лэминг, то есть миссис Уолтерс, в Плейстоу.
— Спасибо, мисс Эдвардс.
Нора подняла с пола свою дочь и прижала к себе. Кид не отводил от нее взгляда.
— Миссис Уолтерс когда-нибудь говорила с вами о вашей дочери?
— Говорила, инспектор, и не один раз. Она говорила, что я сделала большую глупость, оставив ее.
После ухода полиции в доме наступила невыносимая тишина. Джейкоб сидел на кухне, снова и снова перебирая в уме вопросы, которые ему задавали о его жене, пытаясь совместить образ женщины, недавно уведенной из этого дома, и женщины, на которой он женился, но все его попытки были тщетны. Джейкоб налил себе еще стакан рома и понес его на задний двор. Ему отчаянно хотелось вырваться из этой комнаты, в которой он теперь чувствовал себя как в камере вроде той, где сейчас, по его представлению, находилась Амелия. «Она уже призналась? Или она и вправду верит, что невиновна?»
Он услышал шум у задней двери и, обернувшись, увидел Нору с его дочерью на руках. Свет из кухни упал девочке на каштановые волосы, и она напомнила ему Амелию в молодости. Вид этого невинного ребенка пронзил Джейкоба нестерпимым укором за все его провалы и неудачи.
— Забери ее, — боясь даже пошевелиться, тихо сказал он.
— Но, Джейкоб, девочка просится к тебе. Не отыгрывайся на ней, она ведь ни в чем не виновата.
— Я же сказал: забери ее! — заорал он и швырнул стакан в сторону двери.
Стакан ударился о стену и разбился. Нора в ужасе посмотрела на Джейкоба и, прижимая к себе ребенка, кинулась за дверь.
ГЛАВА 7
Джозефина обычно завтракала у себя в комнате, но в этом ограниченном пространстве во время долгой бессонной ночи переданный Мартой конверт настолько психологически довлел над ней, что она решила отправиться в столовую клуба, где если ее и втянут в беседу, то по крайней мере совершенно бессодержательную.
Столовая находилась в самом центре архитектурного ансамбля, на одинаковом расстоянии от «Клуба Каудрей» и колледжа медсестер, легко досягаемая с обеих сторон. Завтрак был выложен на столах вдоль одной из стен столовой, и Джозефина, приподняв крышку посудины с идеально пожаренными сосисками, вдруг поняла, что, кроме кофе, ей сейчас ничего больше не одолеть. Она села за столик в углу, наслаждаясь покоем и гармонией этой изумительно спланированной комнаты. Стены были отделаны дубовыми панелями, также дубовый густо-коричневый пол покрыт лаком, а высокий потолок поддерживали невероятной красоты, с точеными капителями коринфские колоны и пилястры. Дерево придавало комнате теплый осенний тон, который притягательным контрастом выделялся на фоне доминировавшей во всем здании бледно-кремовой эмалевой краски. Яркий свет струился из высоких окон и стеклянного купола, освещая главные украшения комнаты: четыре овальных портрета, по одному на каждой стене: виконта и виконтессы Каудрей, Флоренс Найтингейл и Эдит Кэвелл,[5] — постоянно напоминая присутствующим, где бы они ни сидели, что основатели этого заведения имели прямое отношение к медицинской профессии.
— Видик у вас ничуть не лучше моего самочувствия. — Джеральдин Эшби, не дожидаясь приглашения, уселась за столик Джозефины.
— Хорошо еще, что мой видик не сродни вашему. Чем же вы таким занимались? Или правильнее спросить «кем»?
Джеральдин усмехнулась:
— Раз уж вы заметили, признаюсь: вечерок вчера выдался буйный. Мы были в «Хэм Боун». Знаете это местечко?
Джозефина покачала головой. Она слышала об этом заведении от Ронни и Леттис и знала о его репутации — шикарный клуб с беззаботным богемным духом, каких в Лондоне становилось все меньше и меньше, — но сама там ни разу не была.
— Мы с вами как-нибудь туда заглянем. Потрясающее местечко, особенно когда там соберется правильная компания. А вчера вечером компания была как на подбор. Пришли Энид и Айлин — они помогают Туппи пережить ее позорный развод, — а потом мы все отправились провожать домой Поппи и Хони: они вчера здорово налакались. Проводить их мы просто были обязаны, но, конечно, от них невозможно уйти, не выпив еще по рюмочке, и не успела я опомниться, как уже рассвело.
Судя по затуманенному и несколько отсутствующему взгляду Джерри, в бессонной ночи виновата была не только лишняя рюмочка. Заметив темные круги у нее под глазами, Джозефина подумала, что дурные привычки явно брали свое и, стоило теперь Джеральдин побывать в «правильной компании», как она — а ей было чуть больше тридцати — сразу же выглядела существенно старше своих лет.
— И вам эти гуляния еще не надоели?
— Поверьте мне, дорогуша, в наши дни развлечения надо ловить за хвост, нельзя упускать ни единой возможности. Я бы отдала все на свете, чтобы вернуть двадцатые годы, когда Джон еще не успела написать свою занудную книгу — благослови ее, Господи, — после которой все стали побаиваться женщин, способных и в отсутствие мужчин получать от жизни удовольствие.
Джозефина нередко слышала рассуждения Лидии о том, как в последние годы изменилось отношение к лесбиянству. В театральных кругах оно никого не смущало, но во всех остальных, стоило женщинам поселиться вместе, как они тут же подвергались дискриминации. Джозефина помнила дух либеральности в начале двадцатых годов. Тогда девушки вроде нее, вдохновленные оптимизмом молодости и повышением социального статуса женщин во время войны, стремились к независимости, помогая друг другу: вместе работали, вместе снимали квартиры и при этом думать не думали, что кто-то может бросить тень на их тесную дружбу. А теперь женщин как «сословие» осуждают еще и за то, что они после войны продолжают жить как ни в чем не бывало и не выказывают особой благодарности мужчинам за их подвиги, хотя затеял всю эту заваруху вовсе не женский пол.
— Ну не парадоксально ли, — словно откликаясь на мысли Джозефины, снова заговорила Джеральдин, — что политики, послав на войну всех наших молодых мужчин, вырвали их из жизни, а потом заявили, что наше общество находится в опасности оттого, что женщины в отсутствие мужчин продолжают радоваться жизни. Ладно, хватит обо мне. Почему у вас такой изможденный вид?
— О, лучше и не спрашивайте. — Джозефина решила оборвать беседу о своей личной жизни еще до того, как она началась. Но вдруг передумала. Джеральдин ей нравилась, а Джозефине надо было посоветоваться с кем-то, кто к ее личным делам непричастен. Предложение Леттис было сердечным и искренним, но она предана и ей, и Лидии. И потом, вынуждать Леттис обманывать подругу — несправедливо. — Впрочем, раз уж вы проявили такой интерес к моей личной жизни, когда мне прислали этот несчастный цветок, вы можете задавать вопросы. — Джозефина подозвала официантку. — Что бы вы хотели выпить?
Джеральдин мгновенно оживилась и подмигнула молоденькой официантке.
— Крепкий кофе, дорогуша — ты знаешь, какой именно, — и горку свежих гренков. У меня вдруг ни с того ни с сего разыгрался аппетит. — Она повернулась к Джозефине. — У меня такое предчувствие, что я не пожалею. Дайте мне немного подкрепиться, и я поговорю с вами с превеликим удовольствием. — Через несколько минут Джерри вернулась с двумя тарелками, наполненными до краев омлетом, беконом и помидорами и поставила одну из них перед Джозефиной. — А теперь рассказывайте все как есть.
