Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой
— Слушаю вас, Иван Евгеньевич.
— Давайте попробуем сделать вот что: вы поедете с визитами к Елизавете Павловне, в институт, примете у себя нескольких человек и всем расскажете одну и ту же историю: вы привезли графу копию дневника вашего мужа, а оригинал остался у вас. Причем копия неполная, вы не успели к приезду Викентия Григорьевича сделать полный список. И ни слова более. Умному достаточно. Преступник у нас не дурак! Ох, не дурак, и от этого и поймать его не легко. Но мы поймаем, если вы нам поможете.
Я обмерла… Как Кроликов мог догадаться, что я отдала графу подделку, а не настоящий дневник мужа? Или это простое совпадение? Он что, хочет сделать из меня подсадную утку? Если я соглашусь, моей жизни будет угрожать опасность! А я совершенно одна в своем доме, не считая горничной и приходящей кухарки. Николай целыми днями в полку, меня навещает только по вечерам или когда выдастся свободный денек. А что, если преступник нападет на меня и я не смогу защитить себя? Нет, я не согласна! Ни за что не хочу быть замешанной в этом деле.
Все, о чем я думала, так отразилось на моем лице, что Кроликов понял: я боюсь.
— Не бойтесь, дорогая госпожа Авилова. Вашей жизни ничто не угрожает. Мы дадим вам охрану, которая будет всецело находиться в вашем распоряжении. Причем, никто из чужих не догадается о ней — мы умеем конспирироваться.
— Как это? — я не поняла следователя.
— Очень просто, один из наших людей побудет у вас дворником, другой затаится в засаде напротив вашего дома. Все продумано. Соглашайтесь.
И я согласилась, Юленька. Если уж N-ская полиция не может без меня, то надо помочь ей найти преступника.
На этом заканчиваю писать. Будут новости — сообщу немедленно.
Не сердись на меня за безрассудство — так надо.
Твоя подруга Полина.
* * *Анастасия Губина, N-ск — Ивану Губину, Москва, кадетский корпус.
Ванечка, здравствуй!
Со мной все в порядке, не волнуйся. Я продолжаю учиться, скоро экзамены, нужно готовиться. Марабу меня больше не дергает, а Аня Нелидова из первого отделения подарила мне маленький флакончик духов. Правда, она всем девушкам в классе подарила, ей отец сказал принести и раздать, но я все равно была очень рада.
В городе опять убийство. На этот раз убили приезжего графа, гостя тетушки Полины, Марии Игнатьевны. Тетушка лежит при смерти, к ней никого не пускают, а Максимова из первого отделения сказала, что графа, так же как и попечителя, убили масоны. Она постоянно говорит с надменным видом всякую ерунду, потому что ее отец заведует «Губернскими новостями» и она считает, что обо всем знает больше всех.
Ванечка, меня беспокоит Полина. Последнее время она очень странная. Непонятно себя ведет. Вот уже два дня подряд она ездит с визитами и меня берет с собой. Нас везде принимают с распростертыми объятиями: еще бы, Полина рассказывает о званом вечере в доме Марии Игнатьевны, о том, как она привезла графу дневник ее покойного мужа и была последней, по словам полиции, кто видел графа живым. Она так сокрушалась! «Только возвратившись домой, я поняла, какую ошибку я совершила! — говорила она. — Я по недоразумению передала графу в руки не сам дневник, а его недописанную копию». Эта копия так запала ей в душу, что она чувствует вину перед покойным графом и поэтому рассказывает всем о своей оплошности.
Полина внезапно приехала к нам в институт, зашла в комнату учителей и попросила послать за мной. Когда я вошла туда, то увидела, как ее обступили учителя словесности, ботаники и французского, а также две пепиньерки и Марабу, и слушают, как она рассказывает про графа Кобринского. Увидев меня, Полина извинилась, прервала свой рассказ и спросила у Марабу, не может ли та отпустить меня на этот день с ней под ее, Полинину, ответственность. Такого не было никогда! Полина много раз твердила мне, что учеба для меня — самое важное дело. Марабу, скрепя сердце, согласилась, и мы поехали с визитом к Елизавете Павловне. У нее сидели три старые дамы, которые вцепились в Полину и не отпускали ее, пока она им все не рассказала: и о меню обеда, и о том, как выглядел покойный граф, и о дневнике.
Потом мы взяли извозчика и поехали в кондитерскую Китаева — там всегда Полина покупает самые вкусные в городе эклеры и меренги. А для меня гадательную карамель. Мне так нравятся эти конфетки, что я сразу съела две. На обертке нарисованы карты и написано: «Карамель гадательная фабрики С.Е. Клюшина в Торжке», а внутри — пожелание: будет мне прелестное обожание и счастливое предложение. Я была так рада! И еще мы часто там пьем в кондитерской горячий шоколад — это так приятно в зимнюю стужу. К Китаеву ходит весь город. Его кондитерская находится в самом центре, на Манежной площади, рядом с городской думой и управой, и мы с подругами часто забегаем в магазин купить монпансье-ландрин, самый дешевый, по копейке кулек. Вот и сейчас я стояла и ждала, пока сам владелец кондитерской упакует нам покупку и перевяжет ее нарядной ленточкой (он очень уважает Полину). А Полина и ему рассказала историю с дневником, высоко поднимая брови от ужаса.
Выйдя на улицу, Полина вдруг изменилась лицом, повеселела, протянула мне коробку с пирожными и сказала:
— Хватит на сегодня, достаточно мы с тобой, Настенька, побегали по городу, словно две сороки. Поехали к вам чай пить. Веру угостим, она меренги очень уважает.
Что-то тревожно мне за нее, Иван. Для чего она это делает? Как ты считаешь, рассказать о моих страхах Лазарю Петровичу? Или не стоит?
Целую тебя крепко,
Твоя сестра Настя.
* * *Штабс-капитан Николай Сомов — поручику Лейб-Гвардии Кирасирского Его Величества полка Алексею Красновскому, Москва.
Алеша, здравствуй!
Пишу в ту же ночь, чтобы ничего не забыть.
За те три дня, что прошли с моего последнего письма, случилось множество событий, и самое главное то, что графа Кобринского задушили удавкой. Убийца прокрался ночью в его комнату на втором этаже дома статской советницы и задушил. Никто не понимает, как он пробрался на второй этаж. Потолки в доме высоченные, стена отвесная, зацепиться не за что. Этот малый обладает ловкостью обезьяны, раз залез на такую высоту.
После убийства пропал фальшивый дневник, который Полина принесла ему (я писал тебе об этом), и больше ничего преступник не взял. Тогда Полина сказала мне:
— Николай Львович, тайна в дневнике. Поймем, что ищет преступник, найдем убийцу. Жду вас вечером у отца. После ужина я начну читать дневник вслух, может, что-нибудь выяснится. Не опаздывайте, прошу вас.
Ничего особенного я от этих чтений не ждал. Мне бы лучше с Полиной наедине остаться, но раз она просит — не смею прекословить.
Вечером я пришел в дом Лазаря Петровича. Горничная провела меня в столовую, где за большим овальным столом уже сидели Полина, ее отец и Настя. Я поздоровался и присоединился к ним.
— Ну вот, все в сборе, — сказал господин Рамзин. — Полина, начинай читать.
Скажу тебе, Алексей, я заслушался. Полина читала так проникновенно, с такими глубокими интонациями, что я внимал, не отрываясь. Но отец Полины, постоянно прерывал ее, заставлял перечитывать те или иные куски, и я удивлялся, как у нее хватает терпения и стойкости не раздражаться, а снова и снова читать одно и то же.
Чтение затянулось заполночь. Мне даже было неловко за покойного мужа Полины, когда она вслух читала куски, посвященные его встречам с прекрасной островитянкой, но на лице г-жи Авиловой не дрогнул ни один мускул; она не говорила «Ах, оставьте, это личное», потому что понимала, — любое слово может служить ключом к раскрытию тайны.
Полина закончила читать и закрыла дневник. В наступившем молчании вдруг раздался Настин голос:
— Полина, можно я принесу из твоей комнаты шкатулку с бусами, которые тебе подарил Владимир Гаврилович?
— Конечно!
Настя убежала и спустя минуту вернулась с палехской шкатулкой, с портретом Ивана-царевича на крышке. Она открыла шкатулку, и по комнате разошелся едва заметный пряный экзотический аромат.
— Вот как они выглядят, плоды пандануса ароматного, — сказал Лазарь Петрович и осторожно достал коричневый блестящий шарик. — И запах очень своеобразный. Как если бы корицу смешать с пачули…
— Нет, papa, ну что ты! — возразила Полина. — Какие пачули? И близко нет. По-моему, похоже на сандал, но есть еще что-то неуловимое.
— Отвратительный запах! — мы с удивлением посмотрели на Настю, которая достала кружевной платок и прижала его к носу. — Мне не нравится. Пахнет гнилой клубникой.
— Так пахли руки убийцы, поэтому ты считаешь этот запах отвратительным, Настенька, — голос Полины был мягок, но в нем прослушивалась тревожная нотка. — Сейчас я закрою крышку, и тебе не придется вдыхать его. Не волнуйся.
А я ничего не понимал, запах, как запах, стоило из-за него столько разговаривать. Так в деревне у матушки пахнет скошенное сено, прибитое дождем. И никакой гнилой клубники или пачулей.
