Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай

Бетафуро заинтересовал сыщика по другой причине. Он начал службу в Двенадцатом пехотном Великолуцком полку, в Туле. И что-то там не задалось у молодого подпоручика. Два года оттрубил – и подал в отставку «по семейным обстоятельствам». Кинули при расставании звездочку на погон… Но про семейные обстоятельства пишут всегда, в том числе и тогда, когда причина ухода неприглядна и хочется ее скрыть.

А спустя год отставник вернулся в строй и попросился сюда, в Финляндию. Кто его взял? Почему новичок сразу попал в штаб? И как столь быстро получил следующий чин?

Лыков отправился к Новикову и задал ему эти вопросы.

Насчет Носовича генерал ответил:

– Что с того, что рижский уроженец? И знает хорошо язык. Фон Бринкен – немец, и фон Таубе тоже.

– Я понимаю, что в строю служат тысячи людей с немецкими фамилиями и русской кровью. Однако мы ищем пособника германских шпионов, а не китайских.

– Возможны еще и шведы, – напомнил Павел Максимович.

– Пускай шведы. Но проверить капитана следует. Я пошлю запрос в Ригу от имени Белецкого.

– А чем вам не угодил Бетафуро?

Питерец объяснил. Новиков стал тереть лоб:

– Сейчас припомню… Я имел с ним разговор об этом. У него не сложились отношения с товарищами по полку. Так бывает, и нередко.

– Бывает. Но подробности не помните?

– Ротный командир стал придираться, батальонный дал плохую характеристику, когда подпоручик попросил перевести его из Тулы в другой полк.

– Это следствия, а причины?

– Не помню. Но здесь Бетафуро служит отлично. Очень помог мне с мобилизационным расписанием.

– Я все же пошлю запрос в Тулу. От имени Таубе, чтобы быстрее ответили.

Потянулось время. Пока шли ответы, сыщик прощупывал других офицеров штаба, рангом пониже. Тоже ничего интересного…

Марченко как всегда быстро справился со сложным заданием. Никто из офицеров штаба Двадцать второго корпуса и мортирного дивизиона не делал крупных покупок, не имел вкладов в банках и не играл на бирже.

– А на ипподроме или в клубе в карты? – спохватился статский советник. Но финансист отпасовал, как выражаются футболисты и преферансисты:

– Это по вашей части, а не по моей.

Лыков отправился в КРО к Казанцеву:

– Дмитрий Леонидович, как там ваши отставные стрелки? Выразили готовность помочь отечеству?

– Да, четверо взяты в жандармское управление на испытание. Еще двое думают.

– А кто из них самый толковый?

Подполковник ответил не задумываясь:

– Мой ротный фельдфебель Елисей Фомич Лошадкин. Но этот как раз думает.

– Расскажите, что он за человек.

– Ответственный. Честный, что редкость среди фельдфебелей. Аккуратист, всегда у него все в порядке.

– А кем он сейчас? – не унимался сыщик.

– Магазинщик, торгует швейным прикладом: ткань, позумент, нитки-пуговицы. Вроде не бедствует. Женился на вдове из финок, родили они троих сыновей. Я иногда заглядываю к Елисею Фомичу в гости – кажется, там лад. А для чего вы интересуетесь?

Алексей Николаевич пояснил:

– Надо, чтобы умный человек, притом свой, а не приезжий, поговорил с окружением некоторых офицеров штаба корпуса. Домовладелец, лавочник, мелкий торговец, портной, сапожник, соседи, нянька, кухарка, денщик, квартальный обер-констебль… Для начала вот две фамилии: Носович и Бетафуро. Давайте сходим к вашему Лошадкину домой, поговорим втроем. Я хочу посмотреть на него в домашних тапочках.

Бывший фельдфебель, а ныне торговец оказался то, что надо. Размеренно-спокойный, башковитый, скромный. Елисей Фомич мигом сообразил, что от него требуется, и сказал:

– Навести справки? Можно. Будто бы я проверяю платежеспособность своих покупателей. Их жены ведь обе ко мне ходят, и я отпускаю в кредит.

– Отлично. Особенно важно потолковать с прислугой, с денщиками. Эти люди видят семейство изнутри.

– Попробую, ваше высокородие.

Статский советник вынул несколько «красненьких»:

– Тут сорок рублей, это вам за осведомление. Деньги Департамента полиции, официальные, напишете мне расписку за них. Вам будет легче тратить время на мои просьбы.

– Благодарствуйте, – отставник убрал червонцы в карман.

– Вот бы еще узнать каким-то образом, играют ли упомянутые офицеры в карты в азартные игры, и если да, то насколько успешно. Есть ли долги? Или, может, посещают ипподром и там оставляют много денег. А потом им приходится занимать, чтобы свести концы с концами.

– Понимаю, ваше высокородие. Кто в долгах как в шелках, того можно принудить к чему угодно… Вот только я сам на скачки не хожу и в карты на деньги не играю.

– Поищите тех, кто ходит и играет, – посоветовал питерец.

– Слушаюсь. Есть у нас на углу кухмистерская, хозяин ее тот злой до лошадей. Финляндец, а слабонервный. Как начнет рассказывать, какая кобыла какой приз выиграла, аж трясется.

– Подходящий человек. Сходите с ним разок как бы для развлечения, поставьте небольшую сумму, чтобы не жалко было потерять, и осмотритесь. И приятеля разговорите – часто ли заглядывают сюда господа офицеры, вы, мол, с ними служили, вот и любопытствуете…

Алексей Николаевич присматривался к новому осведомителю, и тот нравился ему все больше. Внутреннее убранство у него было чисто местное: кресло-качалка в гостиной, финская баня во дворе и трубка на подоконнике – три любимых радости любого суомца. Но иконы в киоте православные, а на видном месте – портрет государя. Вокруг бегали дети, жена подтаскивала закуски к коньяку. С сыновьями Лошадкин говорил по-русски, а с супругой – по-фински. Лыков впервые отведал палт – национальные лепешки, изготовленные из смеси крови и муки. Оказалось вкусно!

Магазинщик попросил на разведку три дня. Лыков продолжил изучение штабных офицеров, тем более вернулся Насников и стал ему помогать. Еще сыщик вторично навестил Клэса Лииканена. Он попробовал расспросить осведа насчет знакомств Эско Риекки. Ведь именно этот неугомонный студент принес в «Союз свободы» извлечения из секретной программы. Но конторист [47] отказался даже говорить на эту тему:

– Ничего я не знаю об этом, а начну нос совать – только провалюсь. Вы лучше послушайте новости.

И рассказал о том, что руководитель столичного отделения союза Каарло Тиландер зачастил в Гангё: активисты задумали там важную операцию. Они решили переправить через Швецию в Германию двух старых и опытных лоцманов. Эти люди всю жизнь водили суда в шхерах и основательно их изучили. До 1912 года промерные работы в фарватерах вел Гидрографический департамент Морского министерства. Ему помогала промерная экспедиция финляндского лоцманского и маячного ведомства. Она, собственно, и отвечала за картографические работы. А министерство их рассматривало и оплачивало. После того как экспедицию подчинили русским и в военном отношении, и в административном, финны все уволились в знак протеста. И теперь спешили поделиться своими секретными знаниями с противником.

– Говорят, море обмелело из-за жаркого лета, – вспомнил Лыков слова полковника Николаева. – И открылось много банок и рифов, о которых прежде никто не знал.

– Так и есть, – подтвердил директор конторы по изучению мхов. – Тиландер радуется: есть что продать немецкому командованию.

– Ждет десанта?

– Спит и видит.

Сыщик вынул блокнот:

– Фамилии лоцманов известны?

– Да.

Алексей Николаевич записал их и поднялся:

– Желаю удачи. Но как все-таки быть с Риекки?

– Без меня, – отрезал агент. – Это очень опасный человек, и я держусь от него подальше.

Опять потянулось ожидание. Наконец пришел Лошадкин и объявил:

– Чистые оба.

– Вы уверены, Елисей Фомич?

– Так точно. Ни долгов, ни подозрительных приятелей, ни азартных увлечений.

Увидев недоверие в глазах сыщика, агент пояснил:

– Финляндцы, надо сказать, славятся страстью к сутяжничеству. Вот прямо национальная болезнь. Почти каждый судится, и сразу в нескольких судах. И обязательно из-за сущей ерунды! Видать, им это просто нравится.