Вениамин Кожаринов - Завещание барона Врангеля
Бальмен видел, что генерала здорово заносит, и поэтому решил охладить его пыл:
— Барон, я не желаю обсуждать с вами поведение третьих лиц… — Бальмен имел в виду Лоу.
— Ах, граф, это нервы… Мы все здесь стали больными по милости… Извините, я опять за свое… Значит, вы отказываетесь от нашего предложения? Сожалею! В доказательство важности предлагаемого вам для передачи Александру письма Наполеон готов хорошо заплатить за пустячную услугу… Миллион франков!
Бальмен очень удивился, услышав о столь крупной взятке.
— Действительно, это очень большие деньги даже для Бонапарта, — согласился Бальмен. — Скажите, барон, сколько в таком случае стоит сама тайна?
Лицо Гранье сделалось небывало серьезным. Он вдруг перешел на плохой русский язык:
— Вы знает, куда Ростопчин отправляй сокровищ из Кремль?
В который раз за этот час Бальмен поражался вопросам Гранье.
— В Вологду… Нижний Новгород… А что?
— Сколько стоил весь сокровищ?
— Этого, господин барон, не знает никто. По крайней мере, точно не известно.
— Никому-никому?
— Я знаю одно: ценности Патриаршей ризницы, в денежном выражении, равнялись двадцати миллионам… Так утверждал Ростопчин.
— Хм, считайте, граф, что наша тайна стоит не меньше! — Гранье перешел на родной французский. Помните: пока интрига в ваших руках! Может быть, сама судьба дарит вам счастливый случай?!
Бальмен понял, что разговор исчерпан.
— Единственно, что я вам могу обещать, господин Гранье, так это передать наш разговор в Петербург. Постараюсь сделать это как можно скорее.
…По дороге домой Бальмен снова увидел за ближайшим холмом фигуру человека в черном. На этот раз, однако, граф не обратил на шпика никакого внимания. Мысли его были заняты другим: «Что же это за тайна, которая стоит миллион?»
13 февраля 1818 г.
Гранье более не искал встречи с Бальменом. В свою очередь, граф написал, как и обещал, в Петербург о своей беседе с генерал-адъютантом Наполеона, но умолчал в письме об интересе барона к пропавшим сокровищам древнего Кремля. Донесение Нессельроде Бальмен составил так, чтобы у Александра не возникло соблазна предпринять шаги к овладению тайной Бонапарта.
Отказ Бальмена исполнить поручение Наполеона имел далеко идущие последствия. Первой и главной сенсацией явился побег из Лонгвуда генерала Гранье. Формально причиной тому была ссора… Произошла она при свидетелях. Во время обеда, предавшись сентиментальности, Гранье вспомнил про мать… Он сказал, что обожает ее больше всего на свете.
Наполеон возразил:
— Вот что, барон… Уж коли я выбрал вас своим другом, вы должны быть привязаны только ко мне! Я не желаю делиться этой привилегией даже с вашими близкими!
— Ваше величество…
— Не перебивайте! Кстати, сколько лет вашей матушке?
— Шестьдесят семь.
— Бог с вами, генерал! Она умрет прежде, чем вы свидитесь.
Гранье поднялся из-за стола. Он был бледен и гневен.
— Ваше величество, я служил вам верой и правдой много лет. Я помогал вам обирать соборы Москвы и строить переправу на Березине. Перед Ста днями я кричал: «Да здравствует император!» — рискуя попасть на гильотину. Я спас вам жизнь при Бриене, а в Ватерлоо я хотел застрелить вас, чтобы вы не пережили своего позора… И вот награда?!
Наполеон недовольно поморщился:
— Я не забуду вашего усердия: вы получите приличную пенсию.
— Мне не нужны деньги! У меня достаточно всего, чтобы безбедно прожить в Европе остаток дней… Мой дневник в Англии оценят не меньше чем в пятнадцать тысяч фунтов, а ваши тайны… они стоят и того дороже.
Император молчал. Свита Наполеона была рада случаю, чтобы обрушить на любимчика адъютанта каскад оскорблений. После чего Гранье вызвал на дуэль Бертрана и Монтолона, но оба отказались, поддержанные Бонапартом. В тот же день Гранье оставил Лонгвуд и переселился в Плантешен-Гоуз. Вскоре он стал запросто бывать у сэра Лоу, поверяя ему некоторые подробности прежней своей жизни в окружении Наполеона.
Губернатор ликовал: наконец-то этому выскочке императору нанесен ощутимый укол! Лоу просил Гранье не оставлять Лонгвуд навсегда, а время от времени бывать там, чтобы знать о каждом шаге Бонапарта…
Бальмен смотрел на эту комедию со смешанным чувством недоверия и удивления. Он был готов принять внезапный «исход» Гранье за следствие его неудачной миссии к нему, Бальмену. Однако, зная почти собачью преданность Гранье своему патрону, Бальмен чувствовал, что здесь что-то не так…
26 февраля 1818 г.
Поздно ночью Наполеон лежал в теплой ванне, а Маршан читал ему Вольтерову «Генриаду». В третьем часу дверь неслышно отворилась… Это был генерал Гранье.
— Ваше величество, я прибыл… Кажется, ни один пес не учуял мои следы!
Наполеон сделал знак рукой, Маршан удалился.
Гранье был, как всегда, эмоционален:
— Ваше величество, Лоу спятил с ума от радости. Он готов носить меня на руках и даже отменить помолвку падчерицы с русским комиссаром в мою пользу. Это уж чересчур!.. Ваше величество, Монтолон считает, что я переигрываю роль. Он говорит, что иногда ему кажется, будто я в самом деле хочу убить его на дуэли, — Гранье тихо засмеялся. — И все же, ваше величество, если вы еще раз публично оскорбите мою матушку, я точно застрелю вас!
Наполеон с видимым удовольствием слушал болтовню генерала и восхищался талантами, отпущенными богом этому человеку. Ведь Гранье был превосходным математиком, профессором фортификации, отлично владел пером и умел заразительно рассказывать всяческие истории.
«У него есть все задатки, чтобы стать «вторым Бонапартом», — подумал Наполеон. — Если бы не было «первого», — император обрадовался удачному каламбуру.
Наполеон вылез из ванны: нескладный, коротконогий, с болезненно вздутым животом. Крупные брызги разлетались по сторонам, когда он отряхивался от воды. Гранье услужливо накрыл императора широкой простыней. Теперь Бонапарт стал похож на древнегреческого философа… Наполеон знал, что его частенько сравнивают с Сократом. Гордился этим и не упускал случая подчеркнуть — пусть внешнее — сходство с великим человеком древности.
Прошагав босиком до двери, Бонапарт окликнул Маршана и приказал подать вина:
— И проследите, чтобы ни одна муха не залетела сюда, пока я разговариваю с бароном!
Потягивая любимый рейнвейн, император сидел на софе, подвернув по-турецки ноги…
— Гаспар, вы не можете себе представить, как наша «ссора» отражается на моем самочувствии! В угоду подлому Лоу мы вынуждены приносить в жертву все святое, что есть между нами. Историки, пожалуй, могут истолковать это превратно… Вас сочтут моим врагом.
Гранье отставил в сторону недопитый бокал с вином и сказал:
— Ваше величество, если надо, я готов хоть трижды быть проклят потомками! Вам я отдал всю мою жизнь и не жалею об этом. Не будь вокруг так много трусов — Франция правила бы миром безраздельно и прекратила распри в Европе! Только всемирное правительство может удержать народы в повиновении.
— Благодарю, Гаспар! — Наполеоном овладела меланхолия. — Сказать по правде, я проиграл… Время ушло. Конечно, мне кое-что удалось… И все же… Когда Александр Македонский завоевывал Азию, он смело назвал себя Юпитером. Современники восприняли это за чистую монету. Не нашлось никого, за исключением мудрейших поэтов и нескольких афинских философов, кто решился бы возразить ему. Поверил весь Восток! А что бы стало, объяви я себя пророком? Отъявленная блудница — и та не поверила бы мне. Нет, друг мой, мне нечего больше делать в этом мире. Разве спасать бренное тело от медленного гниения под алчным взором ублюдка-губернатора?!
Гранье почел за лучшее не перечить императору. В отличие от своего господина, для которого политика была средством достижения неограниченной власти, Гранье упивался самим ходом ее. В данный момент он ожидал инструкций для продолжения начатой Бонапартом интриги и помалкивал только из вежливости.
Наполеон осушил еще один бокал. Желтоватая кожа его лица слегка порозовела. По мере того как хмель ударял ему в голову, взгляд императора прояснялся.
— Гаспар, эту ночь нам не придется спать. Я принял решение не медлить с вашим отъездом в Европу. О'Меара сообщил, что в середине марта на остров прибудет фрегат «Камден». Вы уедете на нем!
— Ваше величество, я не хотел бы ссорить вас с доктором, но, по словам Лоу, он подозревает меня в неискренности… Не испортит ли этот эскулап задуманное вами предприятие?
— И вы туда же!.. — Наполеон укоризненно посмотрел на генерала. — Если бы это сказала женщина… но вы?!
— Ваше величество, я лишь передал слова губернатора. Наушничанье доктора ему претит. Лоу считает, что вы специально подослали О'Меару, чтобы оклеветать меня.
