Дункан Кайл - Комиссар Его Величества
– Не оставил имущества?! Ему же платили по пятьдесят тысяч в год!
– Я хочу сказать, Лоренс, он не оставил имущества во Франции или Англии. Во всяком случае, никаких следов обнаружить не удалось.
– Что еще нам известно?
Мэлори внимательно разглядывал начищенный носок своего ботинка.
– Я тут обзавелся одним придворным историком. Вот что он мне рассказал, Лоренс. Судя по всему, в самом начале первой мировой войны царь переправил из России за границу огромные денежные средства. В основном это были его личные капиталы, а напомню вам, что Николай Романов был самым богатым человеком своего времени на планете.
– Я вас умоляю, Хорейс, только не рассказывайте мне про романовские миллионы, разбросанные по всей Европе и Америке! Не будете же вы кормить меня этими старыми баснями?
– Баснями кормить не буду. Однако я накормлю вас, воспользовавшись вашим же выражением, отчетом профессора Бернара Паре премьер-министру Ллойд-Джорджу. Отчет процитирован в мемуарах Ллойд-Джорджа. Речь идет об отношениях между Британией и Россией, точнее, о кризисе в союзнических отношениях, возникшем, когда концерн «Викерс, Максим и К°» не сумел выполнить обязательства по поставкам оружия.
– Кто такой Бернар Паре?
– Ученый с амбициями политика. Ллойд-Джордж отправил его с миссией в Россию. Вы знаете, кто представлял тогда «Викерс, Максим и К°»?
– Неужели Захаров?
– Именно он.
Пилгрим устало потер лоб.
– О'кей, я, кажется, понимаю. Вы думаете, что Захаров надул царя.
– А почему бы и нет? Точно так же он надул тысячи людей, многие из которых были куда практичнее Николая Романова.
– При чем же тут Дайкстон? Вы в этом уже разобрались?
– Меня беспокоят две вещи, – мягко сказал Мэлори. – Во-первых, некий документ, бумага сэра Бэзила. Действительно ли подписал его царь? А если подписал, то что это была за бумага?
– А вторая вещь?
– Еще серьезнее. Лоренс, вот вы только что перечислили всех, с кем встречался Дайкстон. Однако кое-кого вы все-таки забыли.
– И кого же?
Мэлори слегка улыбнулся.
– Все мы люди, в том числе и Дайкстон. Он пишет, что встречал в своей жизни людей высоких и людей низких. Скажите мне, Лоренс, кто, по-вашему, произвел на Дайкстона самое большое впечатление?
Пилгрим задумался.
– Вы имеете в виду ту девчонку, великую княжну?
– Мэри. Она произвела на него огромное впечатление. Наш Дайкстон был буквально сражен. Они разговаривали всего час, и он запомнил ее на всю жизнь. Что же произошло потом?
– Я не понимаю, к чему вы клоните.
– Не понимаете? Девушку убили, – сухо заметил Мэлори. – Поэтому я считаю, что нам совершенно необходимо разыскать картину, о которой упоминает Дайкстон. Вы со мной согласны?
* * *На сей раз инструкции Дайкстона были изложены от руки: "Вам надлежит смотреть в оба и не пропустить одно имя. Очень скоро оно появится в каталоге одной из ведущих компаний по торговле произведениями искусства – «Кристи», «Сотби» или, возможно, «Филипс».
Имя художника Мэллард. Боюсь, вам придется купить картину, ибо рукопись спрятана в раме".
– Большое спасибо, что это не Рембрандт, – горько вздохнул Пилгрим. – Имя художника вам знакомо, Хорейс?
– Вроде бы нет. По-моему, «мэллард» – это какая-то порода уток. И если я не ошибаюсь, так называлась модель паровоза.
– Боюсь, нам придется побегать за этим паровозом.
– Надеюсь, что нет.
Мэлори отправился в свой кабинет и заглянул в «Оксфордский энциклопедический словарь». Словарь подтвердил, что «мэллард» – это порода уток. Кроме того, так называется фестиваль, который ежегодно 14 января отмечают в колледже «Всех душ» в Оксфорде. Художник с таким именем в словаре не значился.
Тогда Мэлори послал за Фергюсом Хантли.
– Хантли, меня интересует один художник. Его звали Мэллард. Выясните про него все, что удастся. Да, и еще свяжитесь с устроителями аукционов фирм «Кристи», «Сотби» и «Филипс». Мне нужны их каталоги.
Хантли кивнул:
– А вам что-нибудь известно об этом художнике?
– Ничего, – сухо ответил Мэлори. – Может быть, это и не художник вовсе. Кто знает, вдруг это название картины.
– Там что, утка изображена?
– А почему бы и нет! Был такой художник Питер Скотт. Он только и делал, что уток писал.
– Вы совершенно правы, сэр Хорейс.
Хантли отправился на Сент-Джеймс-сквер, в Лондонскую городскую библиотеку. Однако, сколько он ни рылся в альбомах, художника по имени Мэллард обнаружить ему не удалось. В каталогах никаких картин, изображавших диких уток, которые выставлялись бы в скором времени на продажу, тоже не было.
Хантли доложил о неудаче сэру Хорейсу Мэлори.
– Никаких следов, увы.
– Вот как? – задумчиво пробормотал Мэлори. Перед ним стоял почти опустевший стакан имбирного виски. – У меня есть знакомые в мире искусства?
– Ну, я не знаю. У вас столько знакомых. Как знать, среди них вполне могут оказаться и люди, принадлежащие...
Хантли споткнулся на полуслове и замолчал. Почему-то общество Мэлори всегда вызывало у него настоящий словесный понос.
– Ах да, я же знаю одного историка искусства. Вы тоже знаете этого субъекта. Малосимпатичный тип. Предатель, да еще и педераст. Ну и сочетание!
– Ах, вы имеете в виду этого! -воскликнул Хантли.
ЭтогоМэлори обнаружил в клубе. Оба они состояли каждый в нескольких клубах, но лишь в одном их членство совпадало. Историк искусства получил известность не только как ученый, но и как изменник родины. Каким-то образом ему удалось избежать уголовного наказания, хотя, по глубокому убеждению Мэлори, этому субъекту самое место было в тюрьме. Пересекая просторное, обветшавшее помещение со сводчатыми потолками, потертыми кожаными креслами и изъеденными молью афганскими коврами, Мэлори размышлял о том, что среди его знакомых довольно много людей, которым самое место в тюрьме. Половину Сити запросто можно посадить за решетку. В конце концов и сам он, сэр Хорейс Мэлори, если как следует покопаться...
Мэлори улыбнулся и сел рядом с этим.Когда возникала необходимость, старый банкир великолепно изображал выжившего из ума идиота.
– Дружище, сколько лет, сколько зим! Господи Боже, какая встреча! Мы все стареем, не так ли?
Историку искусства стукнуло почти восемьдесят. Он был весь скрючен от ревматизма, но пронзительные глазки смотрели настороженно.
– Выпьете со мной виски? – стрекотал Мэлори. – Как это чудесно. Нет, насколько я помню, вы предпочитаете коньяк, не так ли? (Глазки смотрели на него холодно и внимательно, полускрытые морщинистыми веками.) Я бы и сам с удовольствием выпил рюмочку «бискита». Моя первая рюмочка сегодня, ха-ха!
Мэлори пустился в рассуждения о том, кто из них двоих дольше состоит членом клуба. Вскоре стюард принес коньяк, и к тому времени изменник родины решил сменить гнев на милость и слегка подобрел. Тут-то Мэлори и задал свой вопрос:
– Меня жена тут спросила про одного художника. Ей-богу, не знаю для чего – возможно, для кроссворда. Как только я вас увидел, сразу понял – вы в два счета решите задачку. Имя Мэллард вам что-нибудь говорит?
Морщины на лице старой рептилии стали еще глубже – историк искусства заулыбался.
– Никогда не слышал о художнике с таким именем.
– Может быть, так называется картина?
– Многие художники рисовали диких птиц. Никакой известной с таким названием я не знаю. Вы сказали «Мэллард»?
– Да-да, Мэллард. – Мэлори хлебнул коньяку. – Все равно спасибо, дружище. Я так и скажу своей старушке.
Мэлори встал и зашагал прочь, но историк окликнул его:
– Постойте-ка, Мэлори.
– Да?
– Вы сказали «Мэллард»?
– Ну да. А что?
– "Мэллард" или «Мэллорд»?
Мэлори задумался. В самом деле? Ведь Дайкстон писал от руки. Может быть, там было "о", а не "а"? Вполне возможно.
– Может быть, и Мэллорд. А что, художник по имени Мэллорд есть?
– В общем, да. Правда, это не фамилия. Во всяком случае, под этим именем художника вы не найдете. Это одно из его христианских имен.
– Кто же это?
Морщинистое лицо вновь залучилось улыбкой.
– Полностью художника звали Джозеф Мэллорд Вильям, а фамилия...
– А фамилия?
– Тернер. Вы, конечно, слышали новость?
Мэлори побледнел:
– Какую новость?
– Только что обнаружили неизвестную картину Тернера.
– Не может быть. Когда?
– Это часто случается. Тернер столько всего понаписал!
– И что, дорогая картина? – спросил Мэлори, заранее зная ответ.
– Но ведь это Тернер. У него, конечно, есть работы разной ценности, зависит от качества, размера, периода. Иногда можно купить небольшую работу за восемь или десять тысяч.
Мэлори слегка расслабился.
– Но новое открытие разрядом покрупнее. Во всяком случае, так мне рассказывали.
– Ах вот как, – вежливо покивал Мэлори. – И что же вам рассказывали?