Присцилла Ройал - Тиран духа
У Элинор вопрос готов был уже сорваться с губ, но отец поднял руку и продолжал.
— Как ты хотела, сегодня утром, когда сэр Джеффри пришел в зал позавтракать, я заговорил с ним о том, что он думает насчет убийства. Как я и предвидел, он повел себя как самый великодушный друг. Он сказал, что не может поверить в виновность моего сына и подозревает, что кто-то другой убил Генри. Роберт же просто наткнулся на тело не вовремя, так он сказал. Он нисколько не возражает, чтобы представить вниманию любого суда и другие возможности. Наиболее вероятным кажется ему, что в коридорах замка Генри столкнулся с пьяным солдатом, который прикончил его из-за какой-нибудь малости вроде пьяной ссоры или долгов. Известно, что Генри поигрывал в кости, и ему редко везло.
Благородный жест, но что он доказывает? Особенно после того, как допрос не привел ни к чему, подумала Элинор.
— Ничего из этого вы не рассказывали мне, пока я не спросила. Могу я узнать почему?
— Потому что это я — хозяин Вайнторпа! — прогремел он. — Это моего сына обвиняют в убийстве, а само убийство произошло в моем замке. Я и так слишком долго терпел твое вмешательство. Такие вещи не женского ума дело.
— Вы сперва обвиняете меня в том, что я ничего не делаю, чтобы помочь Роберту, и тут же гоните как слабую женщину, которая при всем желании не в силах ничего добиться. Так не может быть, милорд: или то, или другое. Что же до того, женского ума это дело или нет, осмелюсь напомнить вам, что в Тиндале я облечена всей полнотой власти, и там никому в голову не придет спрашивать, что я могу делать, а что нет. Кроме того, мне, очевидно, придется напомнить вам, что Роберт не только ваш сын, но и мой брат, которого я люблю со всей нежностью сестры, Исабель же, Юлиана, Генри и Джордж для меня все равно что родственники, каждому из них отведено место в моем сердце. Здесь, в замке, вы хозяин — кто спорит? — я же ваша дочь. А значит, именем любви, которая переполняет мою душу ко всем, так или иначе причастным к этому, у меня есть право вмешиваться и знать, что происходит.
Барон побледнел, потом с тяжелым стуком опустился на скамью. Спустя мгновение, он снова заговорил. На этот раз его голос звучал хотя и хрипло, но гораздо спокойнее.
— Давай не будем ссориться, дочь. Я не хочу с тобой спорить.
По страдальческой гримасе отца Элинор догадалась, что его терзает одновременно и телесная боль от застарелой раны и душевная мука от обвинений, выставленных против сына. Она набрала в грудь побольше воздуха и медленно выдохнула:
— Я тоже не хочу с вами спорить, отец. Прошу вас, расскажите мне все, что вы узнали от сэра Джеффри.
Адам вытянул больную ногу и принялся поглаживать ее.
— В том, что он сказал, пользы немного. Он говорит, что не помнит, чтобы Роберт в гневе кого-нибудь ударил, а знает он моего сына с тех пор, когда тому было меньше лет, чем сейчас моему внуку. Да, наши сыновья никогда не были дружны, но это происходило от разницы в возрасте и в характерах. С другой стороны, по его словам он ни разу не слышал, чтобы Генри первым бросился, на кого-то с мечом или с кулаками, хотя в последнее время мальчик сильно изменился.
— В тот день за обедом, на виду у всех, отец жестоко высмеял Генри. Случалось ли ему часто донимать Генри насмешками, пеняя ему за недостаток мужества?
Адам фыркнул:
— Джеффри не мог больше выносить, что мальчишка постоянно канючит. Генри вбил себе в голову, что получит в жены леди Исабель. Когда же Джеффри объявил, что сам женится на ней, мальчишка повел себя как младенец, у которого кормилица отняла титьку.
— Но после всех этих лет Генри имел причины не сомневаться, что рано или поздно Исабель станет его женой. Не исключено, что, повзрослев, он даже полюбил ее.
— Было время, я бы с тобой согласился, но, если мне позволено называть вещи своими именами, мужчина не будет насиловать женщину, которую любит. А Генри надругался над леди Исабель, разве нет? Конечно, если мы ей верим — ведь ты, насколько я понимаю, ей веришь?
Теперь настала очередь Элинор удивляться словам отца.
— Вы правы, милорд, я верю ее словам — хотя бы потому, что, рассказав, она ничего не выиграла.
— Вполне разумно. Я согласен.
— Что меня и вправду удивляет, так это почему Генри не поведал отцу, что сошелся с Исабель? Он мог бы ничего не говорить о насилии как таковом, но само событие помешало бы отцу жениться на этой леди и обеспечило бы счастливое исполнение его собственных желаний.
— По словам сэра Джеффри, Генри и в самом деле клялся, что познал Исабель.
— И несмотря на это…
— Когда Джеффри проснулся подле нее, простыни были в крови. Сокрушаясь о потере девичества, она обвинила в этом его, и он поверил.
— Размазать по простыне несколько капель куриной крови в доказательство девственности, когда ворота уже взломаны, — старый трюк. Удивительно, как человек с опытом сэра Джеффри так легко дал себя обмануть.
— Десница Господня, чему нынче учат в монастырях? — засмеялся Адам. — Если тебе известны такие вещи, значит… ну ладно. Раз уж ты открыла мне глаза на то, сколько монахини, выходит, знают о всяких мирских штучках, позволь и мне просветить тебя насчет того, что такое достойный муж.
— Прошу вас, — откликнулась Элинор. Возникшее было напряжение разрядилось, и она понемногу снова стала чувствовать себя свободно.
— В том, что касается женщин, мой дорогой друг — сама невинность. Хотя он и погулял, как положено, до женитьбы, я знаю, что, принеся с первой женой положенные обеты, он так ни разу и не изменил ей, даже когда ее беременность, казалось, давала ему законный повод искать утешения на стороне, хотя бы ради собственного здоровья.
— И все же он не мог не знать, что женщины используют подобные уловки…
— Он предпочел поверить словам Исабель и не поверить сыну, так он решил. Как я уже сказал, приемная дочь свела его с ума, а коли мы тут взялись говорить правду без прикрас, то даже не она, а мысль, что мужская сила вернулась к нему, и это он одарил ее ребенком.
— И поэтому он заодно решил, что его сын солгал. Нет, мужчины не могут быть такими дураками.
— Дитя мое, мы все смертные люди, как женщины, так и мужчины. Дураками мы были всегда и дураками останемся, особенно когда наши главные слабости пробивают брешь в бастионах нашего здравого смысла.
— Я ведь сужу по вам, милорд. Но прошу вас, продолжайте. Мне не хотелось вас прерывать.
Адам нежно улыбнулся дочери и продолжил:
— Вот и вышло, что, как только Джеффри женился на своей шлюхе, Генри стало уже ее не достать — неважно, влекла его любовь или вожделение. Как сказал мой старый друг, если мужчину сшибли с лошади, он должен подняться и найти себе другую лошадь, но Генри все хныкал и хныкал, как побитый щенок. Отец пытался дать ему понять, каким он стал посмешищем, и нарочно высмеивал, чтобы он это почувствовал. Вот и все. Но Генри упорно продолжал преследовать леди Исабель своими ухаживаниями, и это еще больше сердило Джеффри. Сын не должен бегать за женой отца, словно петух за курицей.
Элинор покачала головой.
— Если говорить начистоту, отец, прилюдные насмешки сэра Джеффри над Генри смотрелись так же неуместно, как если бы он избил несмышленого щенка. Вы бы стали так глумиться над одним из своих сыновей?
— Мои сыновья никогда не забывали о долге. А значит, у меня ни разу не было повода обращаться с ними, как Джеффри с Генри. Кроме того, могу сказать — и не без оснований — что и Хью, и Роберт пользовались уважением сверстников. У Генри же было немного друзей и еще меньше тех, кто им восхищался. Или ты забыла, что Генри настолько вывел кого-то из себя, что его убили? Кого-то, кто, верно, оказался не столь терпелив, как Джеффри, к его несносной натуре? Ему бы послушать совета отца и вести себя во всех отношениях, как подобает мужчине. Каким бы слепцом ни оказался Джеффри в том, что касается женщины, выбранной им в жены, он отвечает за все свои поступки, чему его сыну еще предстояло научиться.
Прежде чем высказать то, что было у нее на уме, Элинор на мгновение задержала дыхание. Ничего, что отец придет в бешенство — она должна высказать вслух свою мысль.
— А вам не кажется, что сэр Джеффри сам мог это сделать? — она не решалась смотреть отцу в глаза. — Вы не думаете, что он мог впасть в такую ярость от подлинного или предполагаемого надругательства, что собственной рукой убил сына — из мести или чтобы заставить его молчать, чтобы он не требовал признания незаконным брака, заявляя, что раньше отца познал свою мачеху?
Адам презрительно фыркнул.
— Нет, не кажется, дочь моя. Несмотря на всю свою слепоту в отношении жены, он человек зрелых лет, много страдавший и прошедший через достаточно суровые испытания. А Генри, наоборот, был начисто лишен твердости духа. А посему, коли на то пошло, это он, скорее, убил бы отца, чтобы отобрать лакомый кусочек.
