Николай Свечин - Хроники сыска (сборник)
Как в этой клоаке проводить расследование? Исправник нужными сведениями не располагает: он забился в свою Балахну и там сидит. Урядник знает многое, но не скажет ничего. Вести наружное наблюдение не под силу даже самому Титусу. Деревня есть деревня, даже очень большая, и все новые люди здесь на виду. Выход один: агентурная разработка.
Утром следующего дня в кабак «Нечаянная радость», что на Песках, пришел широкоплечий молодой человек в фуражке с арматурой[50] механика. Попросил у целовальника чарку померанцевой и расстегай «с жирами»[51] на закуску. Расплачиваясь, положил на стойку вчетверо сложенный рублевый билет. Тщательно пересчитал сдачу, выпил с душой и убежал дальше по делам. Кабатчик вскорости заперся в нужнике, там развернул билет и обнаружил на нем две нарисованные карандашом цифры: 8 и 3. Это означало, что в восемь часов утра следующего дня он, заштатный агент сыскного отделения, должен быть на явочной квартире нумер три (лавка Архипова в Кунавине, на Пирожковой улице).
Встречался с целовальником лично Благово, и тому имелись особые причины. Заштатного агента звали Федор Ерусалимский. Из семьи священника, почти закончил семинарию, но был исключен из нее за воровство. Угодил в армию, где снова попался на краже. Получил четыре года военно-арестантских рот, которые отбывал в Бобруйской крепости. В России нет более тяжкого наказания, чем эти роты… Никакая сахалинская каторга с ними не сравнится, поскольку солдат и так существо бесправное, а наказанный солдат – просто великомученик. Не вынеся жутких условий содержания, Ерусалимский отрубил сам себе пальцы правой руки. За это ему добавили еще три года, но обнаружили у арестанта чахотку в последней стадии и отпустили умирать.
Федор на воле очень захотел жить, и случилось чудо. Семнадцать месяцев он провел у приятеля в Калмыкии и пил кумыс ведрами. Это ли помогло, или тяга к жизни была у него необыкновенно сильной, но бывший арестант вернулся в Нижний здоровым человеком. Приехал в Сормово, поступил в подручные к кабатчику Ситнову, женился на его дочери и после смерти тестя унаследовал заведение. Ерусалимский ловко управлялся с новым делом одной рукой: и водку разливал, и сдачу отпускал, и в морду мог при случае задвинуть. После военно-арестантских рот он уже ничего не боялся, и уголовные, чуткие к таким вещам, его уважали.
Пески – это часть Сормова, застроенная преимущественно рабочими казармами. Самый пьяный и опасный угол, здесь же и основные кабаки. Ввиду полного отсутствия полиции, Пески облюбованы преступниками, и местному человеку приходится жить по их правилам. Ерусалимский сам пришел в сыскное отделение и предложил свои услуги. Тогда же он объяснил и причины этого поступка. «С волками жить – по-волчьи выть, – сказал тогда Федор Павлу Афанасьевичу, – но неохота!» Ему приходилось скупать краденое – этим занимаются все кабатчики, деваться некуда. Попробуй откажись! Значит, хочешь остаться чистеньким, и тебя могут отселить за это на тот свет. Но обратно в тюрьму Ерусалимскому очень не хотелось. Подрастали уже два сына. И кабатчик предложил властям сделку: он маклакствует с ведома и разрешения полиции, а взамен сообщает сведения. Подумав, Благово согласился, хотя это было ему сильно не по душе. Но уж больно ценный агент: в самом сердце сормовского преступного мира, свой среди уголовных, полезный им блатер-каин…
За два года Благово хорошо изучил своего заштатного агента и даже подружился с ним. Как ни странно, Ерусалимский оказался честным человеком! Никогда не врал, от трудных заданий не увиливал; главное же – сама маклакская жизнь его угнетала. Федор мечтал убраться из поганого Сормова, переехать «на гору» и отдать сыновей в гимназию. Кабатчик отчаянно экономил на всем, копил деньги и просил коллежского советника через годик отпустить его с миром. И как ни было сыщику жалко терять такого агента, он обещал выполнить просьбу – Федор заслужил уже хорошую жизнь. Кроме того, оставаясь юридически вне власти нижегородской полиции, Ерусалимский был беззащитен перед полицией балахнинской. Случись что, он попадет под суд за дела, которые разрешил ему делать Благово – но не исправник! «На горе» же все становилось законно и для Федора покойно.
Коллежский советник встретился с кабатчиком в задних комнатах лавки Архипова. Михаил Архипов – осведомитель сыскной полиции в Александровской слободе, иначе именуемой Кунавином, был из отставных унтеров. В доме его царили поэтому чистота и строгий военный порядок. Хозяин выставил на стол самовар и ушел, чтобы не мешать разговору.
– Вчера застрелили Вовку Самодурова, – без предисловий начал Благово.
– Слыхал. Часовой хлопнул. Молодец, я бы ему за это лычку дал.
– А ему и дали. Но ты мне лучше про Вовку расскажи, что знаешь. Он ведь другого часового зарезал: хотел его винтовкой разжиться.
– Вот оно что… – задумался Федор. – Да… Теперь понятно, чего он три дня вокруг Битюга вертелся. Надо полагать, в банду просился. А тот, поди, велел ему без винтовки не приходить.
– Что еще за Битюг?
– Прозывается он Максим Иванов, но паспорт у него виленский[52]. Первый сейчас в Сормове между фартовыми. Серьезный дядя… При нем банда человек в двенадцать: разбойничают, лошадей в Кунавине воруют, еще что-то по мелочи. Но это лишь то, что на виду. Настоящих делов Битюга те, кому не положено, не знают, и я в их числе. Но ограбление серебряной лавки Телятникова с двумя убийствами – его рук. И подкоп под контору фон Мекка, говорят, тоже.
– А что ты говорил про винтовку?
– Иванов стал собирать оружие. Купил у Сомовича пару револьверов и просил при этом еще и винтовку, но тот не сумел. Где ж ее взять? После второго апреля совсем с оружием туго сделалось…[53] А Вовка Моща несколько дней вокруг Иванова ужом вился.
– Считаешь, тот и поручил ему добыть «бердану»? В качестве, так сказать, входного билета…
– Так точно.
– А зачем Битюгу винтовка?
– Не знаю. Готовит он что-то. Что-то большое… О прошлой неделе, говорили, он механика искал.
Упоминание об участии Битюга в ограблении лавки Телятникова сильно заинтересовало коллежского советника. Совершенные при этом убийства и были тем единственным тяжким преступлением, которое сыскная полиция не сумела раскрыть. Это случилось прошлым летом, в первый же день открытия ярмарки. Наплыва посетителей об эту пору еще не бывает. Только прибывшие загодя приказчики торговых домов неспешно раскладывают свой товар. Среди обеспеченных нижегородцев в этот день в обычае покупать в ярмарочном Гостином дворе серебро. Зная об этом, ярославский ювелир Телятников открыл свою лавку серебряных изделий раньше других конкурентов – и поплатился жизнью. Утром он со своим приказчиком были найдены зарезанными, а лавка их – ограбленною. По словам наследников, товара пропало более чем на семьдесят пять тысяч, одних часов увели до двух сотен!
Благово перешерстил тогда весь город, но убийц не нашел. Самолюбие его было сильно задето. И надо же: концы дела обнаружились теперь в Сормове! До сих пор начальник сыскной полиции ничего не слыхал про Битюга и его банду. А тут еще подготовка последним нового преступления с применением горячего оружия. Эх, Сормово… Как вести в нем расследование?
– Ты можешь подобраться к этому молодцу?
– Ей-богу, ваше высокоблагородие, не сумею! Только себя погублю, когда в знакомцы стану набиваться. Не принято это у них. Понадобишься – тебя позовут, не нужен – сиди тихо, занимайся своим делом. А начнешь суетиться, то и в ножи возьмут…
– Понятно. А могут позвать? Можешь ты Битюгу зачем-то понадобиться?
– Я – вряд ли. Подумаешь, блатер-каин с Песков, владелец «дешевки»[54] средней руки. Иванов со мной на одном поле, извиняюсь, гадить не сядет. После того, как зарезали Мусу, он стал в Сормове нумером первым. Цинковальный завод Износкова – на самом деле его завод. «Белая акация» и «Китеж» – лучшие здесь трактиры – тоже его. Три мелких промышленных заведения в Варях – опять его. Ну и плюсом банда, которая держит Мышьяковский выселок да, пожалуй, и всю округу. На этом берегу Оки сильнее его никого сейчас нет, да и «на горе» Максим не последний человек. Блатер-каином у него знаменитый Сомович, который пользует и Гордеевку, и Бугры[55]. Битюг часто катается в Москву и Питер, там у него связи в известных кругах. В Одессе имеет какие-то дела и, кажется, живал в ней ранее. Крупная птица, не моего полета.
– Где он квартирует?
– В Мышьяковке. Деревня такая возле Сормова, самый воровской притон.
– Как с ним сойтись новому человеку?
– Никак. Очень осторожный.
– А почему у него кличка такая – Битюг?
– Здоровья много, но к этому еще и очень не дурак.
– Ладно, я подумаю. А ты вот что ответь: куда бежал Вовка Моща с отнятой винтовкой? Он что, хотел отвезти ее домой в вагоне конно-железной дороги?
