Элизабет Редферн - Музыка сфер
«Дни человека как трава; как цветок полевой, так он цветет. Пройдет над ним ветер, и нет его».
— Что ты тут делаешь? — прошептал Александр.
— Я ждал услышать от тебя что-нибудь, — сухо сказал Джонатан. — Ты попытался исполнить мою просьбу?
Александр заметно поежился.
— Тебе не следовало приходить сюда. Мне скоро снова играть…
— Просто ответь мне, хорошо? Прошло уже шесть дней. Ты что-нибудь узнал про Товарищество Тициуса?
— Прошу тебя, не так громко. — Голос Александра дрожал, как и его руки. — Я разок побывал там, в доме, где они встречаются. Но так недолго, что ничего не узнал…
Джонатан не поверил своим ушам.
— Ты был там и не сообщил мне?
— Это было вчера вечером… Я собирался связаться с тобой, Джонатан. Правда…
— Значит, я избавил тебя от лишних хлопот, — угрюмо отозвался его сводный брат. — Где они живут? С кем ты познакомился?
Александр заговорил так быстро, что у него заплетался язык:
— Живут они в Кенсингтон-Горе, а людей было так много, что имена их всех я не упомнил. Я познакомился с мадам де Монпелье. Она живет там со своим братом Гаем, и они вместе изучают звезды…
Джонатан обнаружил, что крепко сжал кулаки.
— А с братом ты познакомился?
Александр со страхом оглядел церковь, явно опасаясь, что настойчивость Джонатана привлекла к нему внимание.
— Нет, потому что Гай де Монпелье болен и к гостям не вышел.
— Насколько он болен? Покидать дом он может?
— Говорю же тебе, я не знаю. Я даже не знаю, чем он болен.
— Сколько ему лет?
— Он моложе, чем мадам де Монпелье.
— А ей сколько лет?
— Я не могу судить… Все еще молода… Наверное, ей и тридцати нет…
Джонатан опустил голову, яростно думая. Значит, Гай де Монпелье мог быть тем, кто увел Джорджиану из театра.
— Кто еще там был? — стремительно спросил он. — Доктора ты там встретил?
Александр удивился и заново испугался, что Джонатан уже столько знает.
— Доктора Ротье? Да, я с ним познакомился. Мы беседовали. Он был очень любезен…
— Опиши его мне.
— Темноволосый. Тяжелые черты лица. Одет в темное, высокий, тощий…
Бесспорно, тот самый доктор, за которым Джонатан следил в кабаке на Пиккадилли семь вечеров назад. Он принудил себя принять спокойный вид.
— Этот доктор лечит Гая де Монпелье?
— Да. Собственно говоря, его позвали к нему, пока я был там. Он крайне озабочен состоянием здоровья этого молодого человека…
— Ротье тоже астроном?
— Да… Он изучает величины наиболее ярких звезд.
Джонатан помолчал. Затем спросил с еще большей напряженностью:
— Кто еще был там?
Александр расстроенно покачал головой.
— Всех я вспомнить не в силах. Был еще священник, английский католический священник; он был знаком с ними в Париже и злоупотребляет коньяком… И еще привратник, который словно охраняет их всех… Господи, ну что еще я могу тебе сказать?
— Чем они занимаются? — Голос Джонатана был неумолим.
— Чем занимаются… Они принадлежат к Товариществу Тициуса. Ищут исчезнувшую звезду, как я тебе уже говорил. Называют ее Селена. Больше я ничего вспомнить не могу, Джонатан. Ничего. — Пересохшие губы Александра покрылись от тревоги брызгами.
Взгляд Джонатана был беспощаден.
— Тогда тебе придется снова побывать у них. И скоро, — объявил он. — Или я примусь навешать тебя почаще, когда ты играешь со своими драгоценными колоколами и пестуешь миленьких мальчиков своего хора.
Из глубины церкви донесся голос священника:
— «Все наши дни прошли во гневе Твоем; мы теряем лета наши, как звук».
Александр нервно сглотнул.
— Делай, что я говорю, — повторил Джонатан. — Посети этих людей, узнай побольше и сообщи мне во всех подробностях, будь так любезен. И побыстрее. Ты понял?
— Да, — прошептал Александр.
Хор шаркал ногами и откашливался, готовясь к следующему гимну. Александр поднял руки над клавишами, разминая пальцы и ошеломленно всматриваясь в ноты на пюпитре.
— Ну нет! Я еще с тобой не кончил. — Джонатан положил на ноты лист, исписанный названиями звезд и цифрами. — Погляди на это, братец, и скажи, когда кончишь играть, что это такое?
В церкви стояла тишина. Хор ждал. Прихожане с любопытством поглядывали на угол, где сидел органист, и Александр, чье лицо залоснилось от испарины, заиграл «Славу в вышних» заметно хуже обычного, так как его глаза страдальчески возвращались к листу, который положил перед ним Джонатан. Письмо из Дувра. Едва музыка отзвучала и вновь началась торжественная молитва, Александр под сверлящим взглядом брата положил лист себе на колени и с тревогой начал читать. Потом взглянул на Джонатана.
— Не понимаю. Откуда ты его взял?
— Тебя это не касается.
— Знаю. Просто я бы никогда не подумал, что подобное может тебя заинтересовать. — Александр вновь посмотрел на письмо все с той же тревогой. — Как ты видишь, это список наиболее ярких звезд.
Джонатан внимательно слушал.
— Я так и подумал. О некоторых я слышал. Но что означают цифры, Александр?
Александр продолжал изучать список, недоуменно хмурясь.
— Должно быть, звездные величины. Кто-то изучал их с поразительной дотошностью, раз получил столь точные цифры. Только не понимаю, почему некоторые неверны.
— Неверны?
— Да, я уверен…
Джонатан словно окаменел.
— Объясни подробнее.
Александр уставился на брата. В сумрачном освещении церкви его слепой глаз отливал матовой молочностью.
— Некоторые, хотя и не все, неверны. Понимаешь, астрономы обычно группируют звезды по величинам от первой яркости до шестой. Но взгляни на цифры, указанные для звезды Адиль. — Он ткнул в ее название на густо исписанном листе. — Это звезда пятой величины, а цифры при ней в этом списке — два, запятая, один, один. А Эдасих помечена здесь как один, запятая, восемь, но это тоже неверно, поскольку это звезда третьей величины. Однако многие цифры точны, например, для Капеллы, и весь список составлен с большим тщанием. Так откуда взялись эти ошибки?
Сердце Джонатана забилось чаще: он научился слушать и терпеливо ждать ради именно таких минут.
— Я слышал, что некоторые звезды сильно колеблются в яркости, — сказал он. — Так, может быть, дело в этом?
Александр заморгал на него.
— О нет. Среди этих нет ни единой переменной. У каждой звезды, конечно, яркость может немного меняться от ночи к ночи в зависимости от условий погоды и качества телескопа. Но не в такой степени. Не на несколько величин, указанных здесь.
— Этому может быть только одна логическая причина.
— Если так, то мне она неизвестна.
Джонатан забрал письмо и медленно его сложил. Скорбящие прихожане вновь завершили молитву и поглядывали на органиста в ожидании музыки. Александр опомнился, протянул руку, поправляя ноты, а его короткие ноги потянулись к педалям. Его пальцы смахнули листы с паутинками нот на пол неряшливым ворохом. Кое-кто в хоре давился смехом, когда Александр нагнулся подобрать рассыпавшиеся листы. Джонатан повернулся и быстро направился к двери, оставляя церковную прохладу позади, меняя ее на слепящее полуденное солнце.
В дальнем углу кладбища двое могильщиков, опершись о заступы, ждали, когда принесут гроб. Их труды почти завершились. Никого больше видно не было. Джонатан медленно отошел в тень портика и сел на покрытую лишайниками могильную плиту. Потом снова проглядел письмо, все более убеждаясь, что имеет дело с шифром, как, видимо, заподозрил портовый агент.
Много лет назад одной из обязанностей Джонатана, тогда младшего клерка, было доставлять подозрительные документы вроде этого человеку по имени Джон Морроу, который не имел официального звания и был известен просто, но почти благоговейно, как Дешифровальщик. Хитрые способы шифрования, которыми пользовались иностранные посольства и посланники, а также более тайные враги королевства, были детской игрой для Морроу, прошедшего обучение в Ганновере, центре тонкого искусства шифровальщиков.
Как-то Дешифровальщик показал Джонатану шифр, над которым, сказал он, ему пришлось поломать голову, как ни над каким другим. Шифр этот придумал англичанин Дженкинсон, — картограф и вражеский шпион во время американских войн пятнадцать лет назад.
По виду это был список разных мест с их широтами, посланный картографу в Париже якобы для нового атласа, который тот составлял. В Лондоне Дженкинсон был уже на подозрении, и потому Морроу вручили для изучения копию перехваченного списка. Но Дешифровальщик оставался в полном тупике, и только когда его друг-географ сказал ему, что некоторые широты указаны неправильно — с ошибкой менее чем в градус, — Морроу наконец взломал шифр. Потому что только неверные числа прятали сообщение.
