Макс Коллинз - Сделка
– Долгое время.
– Даже раньше вашей бесплатной столовой? В тридцать втором профсоюз работников сцены, а точнее, профсоюз Брауна и Биоффа, открыл в Лупе, на пересечении улиц Рэндольф и Франклин, в двух кварталах к западу от Сити-Холла, бесплатную столовую. Сто пятьдесят рабочих, членов профсоюза, платили за обед по тридцать пять центов. К этим деньгам добавлялись пожертвования от других владельцев организации и продукты от местных торговцев. Благодаря этому двести пятьдесят безработных могли получать бесплатные обеды.
– Да, конечно, – ответил Браун. – Еще раньше Вилли занимался профсоюзом мясников – изготовителей кошера, а я – торговцами птицей.
– Но ты в то время уже был главой профсоюза работников сцены?
– Конечно. Моя «торговля птицей» была лишь побочной деятельностью. Нет, бесплатная столовая научила меня слушаться Вилли. Я понял, что у Вилли есть голова на плечах. Это была чудесная идея – организовать бесплатную столовую.
– У тебя появилось множество друзей, – согласился я. – Отличная реклама.
На обвисшей физиономии Брауна появилась гордая улыбка.
– И даже близость к Сити-Холлу не мешала нам. Вилли любит говорить: «Никогда не видел проститутки, которая была бы сытой, и никогда не видел политика, который не был бы проституткой. Так пусть политики сожрут друг друга. И репортеры».
Это кафе принесло много пользы нашим героям, особенно если принять во внимание, что повара под командованием Биоффа и Брауна готовили изысканные блюда для знаменитостей, политиков и журналистов. Их угощали, например, жареной уткой в апельсиновой глазури, отличной грудинкой и бифштексами. Но вот ведь черт: даже такой циничный тип, как я, отдавал им должное: ведь безработные получали у них еду, в то время как остальные обездоленные ели Бог знает где, если вообще ели. Хотя я всегда подозревал, что Биофф и Браун получали куда больше выгоды от всех этих дел, чем просто дружелюбное отношение к ним политиков и прессы.
Тремя бутылками пива позже мы въехали в Вествуд, который был почти таким же, как Беверли-Хиллз, с той лишь разницей, что там было больше транспорта. Поместье Биоффа, к которому мы свернули с подъездной аллеи, было огромным двухэтажным зданием из камня и дерева в стиле ранчо, которому (как сообщил мне Браун) Биофф даровал титул «Ранчо Лори» – в честь его жены. Мне не сразу пришло в голову сравнить его с особняком Монтгомери, но по сравнению с моей комнатенкой в отеле «Моррисон» это был настоящий рай. Маленький сводник с Саут-Холстед-стрит попал в Голливуд.
Я направился вслед за Брауном, и мы обогнули возделанные, слегка влажные земли. Одинокое дерево отбрасывало тень. А за ним, откинувшись на шезлонге, возле бассейна в форме фасолины и размером чуть меньше озера Мичиган, возлежал Вилли Биофф. Я всегда думал, что он был толстяком, догадывался, что он был жирным, но предполагал, что он не был таким отвратительным, как Джордж Браун. Его бочкообразная грудная клетка была покрыта жесткими верными кудряшками, как и его мускулистые руки и ноги; у него не было шеи, он был коренастым, крепким, как борец: не зря же, в конце концов, он боролся за профсоюз. Я помню, что раньше его тело под черными волосами напоминало иллинойское тесто, но сейчас оно было покрыто темным калифорнийским загаром. На нем были плавки цвета долларов, кроваво-красные домашние тапочки (на его теле не было ни капли воды: подозреваю, что он не очень-то много плавал) и солнечные очки. В одной руке он держал сигарету, а в другой – бокал воды со льдом.
Когда мы подошли к нему, он быстро поднялся, широко улыбнулся и протянул мне руку.
– Спасибо за то, что ты сюда приехал. Геллер. Мы пожали друг другу руки. Его рукопожатие было сильным, сильнее моего.
– Я удивился, когда ты меня пригласил, Вилли. Мы с тобой не самые близкие приятели.
Он замахал руками, взял с соседнего шезлонга бледно-желтый смятый бархатный халат и накинул его на себя. Биофф снял солнечные очки и надел обычные, в оправе восьмиугольной формы, которые он вытащил из кармана халата.
– Я однажды предложил тебе оставить прошлое позади. Я говорил это тогда и повторяю теперь.
– О'кей!
Вилли поднял тяжелый нехороший взгляд на Брауна и сказал:
– Я хочу поговорить с Геллером наедине.
– Конечно, Вилли. Я посижу у бассейна.
– Почему бы тебе не пойти в контору?
– Пятница – неподходящий день. Ты же знаешь.
– Ты должен быть там.
– Послушай, Вилли, я просто посижу у бассейна. Ты можешь послать боя за пивом?
– Почему бы тебе не посидеть в твоей машине и не попить своего собственного пива?
Похоже, Браун был больше огорчен, чем смущен этой перебранкой. Он ушел, не говоря больше ни слова. Вилли пригласил меня в дом. Мы прошли через стеклянные двери в большую белую современную кухню.
– Ты должен меня простить за этот разговор с моим партнером, – промолвил Биофф. – Он иногда бывает дурак-дураком. Хочешь чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо.
– Я дал служанке выходной, – заявил Биофф, как будто была необходимость объяснять мне, почему на кухне и в доме никого не было. – Моя жена с детьми уехала в наш дом в Канога-Парк. Я присоединюсь к ним сегодня позже, на весь уик-энд. Но сначала я хотел встретиться с тобой.
– Почему, Вилли?
– Дойдем и до этого. Пошли со мной. Для места, называемого «Ранчо Лори», где все было напоказ, здесь было по-настоящему красиво. Мы прошли по роскошному ковру в официальную гостиную: антикварная мебель, никакого тебе раннего американского стиля, картины в духе старинных мастеров, китайские вазы. Кстати, казалось, что они установлены на что-то неподвижное.
В жизни не предполагал, что я когда-нибудь окажусь в спальне Биоффа, но что бы я там себе ни думал, спальня была выполнена в стиле Людовика XV. Он провел меня в небольшую комнатку, где хранилась его одежда. Там висели десятки, дюжины сшитых портными костюмов, на обратной стороне двери висели галстуки, которые, кажется, перевешивали дверь. Галстуков были сотни – разных цветов, разных форм, моделей. За всем этим наблюдали модные шляпы, уложенные на длинной полке вдоль стены. Ботинки, сверкающие, как черные зеркала, закрывали почти весь пол. Я было подумал, что Биофф хочет переодеться, но это было не совсем так.
– Что ты думаешь о моих галстуках? – спросил он, поводя рукой вдоль рядов одежды.
– Они отличные, Вилли.
Биофф посасывал сигарету, улыбаясь, с чувством огромного удовлетворения. Потом он проговорил:
– А как тебе нравятся мои костюмы? – Отличные. И шляпы тоже. Как и твои ботинки. Он взглянул на меня и улыбнулся – слегка. – Я не просто показываю все это. Я хотел поделиться всем этим с тобой. Ты ведь сам был бедным чикагским пареньком. Ты можешь оценить, какой сладкой стала моя жизнь по сравнению с тем, каким дерьмом она была раньше.
– Конечно.
Мы вышли из гардероба, и я присел, пока он в ванной надевал брюки и белую рубашку с короткими рукавами. Я, задумавшись, курил. Потом мы спустились вниз и вскоре оказались в обшитой сосной библиотеке, которая неприятно напоминала кабинет Монтгомери. Единственной разницей было то, что у Биоффа не висели фотографии со сценами охоты. Вместо этого Вилли украсил стены снимками с пейзажами («Это я снимал», – гордо сказал он мне). Кожаная мебель была нормальных размеров и черного, а не коричневого цвета. На диване корешком вверх, как бы занимая место для кого-то, лежала книга:
«Капитал» Маркса. Не думаю, что такую книгу можно было бы увидеть у Монтгомери. Впрочем, я и здесь не ожидал ее увидеть.
Я сел рядом с книгой.
– Ты это читаешь, Вилли?
– Великий человек написал эту книгу, – сказал он, смутившись. – Мы обязательно будем жить так, как писал он.
И тогда у нас у всех будут огромные шкафы, набитые костюмами, галстуками, шляпами и ботинками.
– Так почему я здесь, Вилли? Кроме того, чтобы посмотреть твои костюмы, галстуки, шляпы и ботинки.
Он уселся рядом со мной.
– Ты ведь все еще думаешь, что я низкий, грубый мужик, правда?
– Вопрос не в том, как ты приобрел китайские вазы, Вилли. Вопрос в том, чем ты за них заплатил.
Биофф насмешливо улыбнулся: таким я его помнил.
– Ты уверен, что ты из Чикаго? Господи, Геллер ты же знаешь, что я прошел трудный путь. Я спал в каком-то закутке за дверью, и мой пустой живот ворчал, как бродячая собака. Кто-то хорошо сказал: хлеб дорог, когда у тебя пустые карманы. Я учился зарабатывать деньги любыми способами. Но теперь я живу по закону. Я много делаю для здешних профсоюзов, забочусь о членах этих организаций.
– Почему ты считаешь нужным оправдываться передо мной? Я просто бывший коп, который однажды взял тебя.
– Именно поэтому. Я хочу, чтобы ты понял, что я не держу против тебя зла. Ты выполнял свою работу. Я выполнял свою. Черт, это была, по сути, одна и та же работа.
– Почему ты так считаешь?
Он пожал плечами.
– Мы оба поддерживали закон и порядок. Просто я делал это в публичном доме.
