Охота за наследством Роузвудов - Рид Маккензи

– Мне бы хотелось, чтобы это оказалась еще одна из ее игр, – заключает она.

Я смеюсь, и смех звучит громко и жестоко в бетонном гараже. Но это только потому, что я понятия не имею, как реагировать, не выдав ей все.

– Да, хорошо, если бы это было так.

Дэйзи сердито хмурится, и момент, когда мы обе предавались общим воспоминаниям, обрывается, будто гаснет свет. Она качает головой, сев на красное кожаное сиденье «Белой розы» и захлопнув за собой дверь.

– Значит, это все? – спрашиваю я, когда она запускает двигатель и начинает выезжать. Я выхожу вслед за ней на подъездную дорогу. – Ты просто собираешься проигнорировать это все и сбежать?

– Это лучше, чем торчать здесь с тобой, – презрительно бросает она сквозь открытое окно.

Я знаю, что заставила ее замолчать, но мне не хочется, чтобы она уехала. Не хочется оставаться одной в этом большом пустом доме, который мне даже не принадлежит. Отчаяние заставляет меня крикнуть:

– Надеюсь, что Кев, по крайней мере, стоит того!

Шины «Белой розы» визжат, когда она вдруг разворачивается и несется прямо на меня. Я почти на сто процентов уверена, что она собирается переехать меня. В мозгу звучит ее угроза, когда она застала меня в своей комнате. «Ты сильно об этом пожалеешь». Сейчас я определенно об этом жалею.

Она резко поворачивает в последнюю секунду и останавливается, так что ее дверь оказывается рядом со мной.

Я пытаюсь извиниться:

– Дэйзи, мне не стоило об этом говорить. Я…

– Во-первых, не твое дело, какие отношения между мной и Кевом. Во-вторых, если бы ты была способна использовать свои два нейрона для чего-то, кроме кражи моей одежды, ты бы знала, что отец Кева – бухгалтер нашей семьи, а посему в его кабинете могут находиться бумаги, объясняющие, куда подевались наши деньги. – Она высовывается из окна и тычет пальцем мне в грудь. Ее карие глаза горят в свете заката. – Я знаю, что ночью во вторник ты тайком выбралась из дома и встретилась с Лео. Я слежу за его геолокацией, а он совсем не умеет врать и выдал себя, когда я спросила об этом. Так что если бы ты перестала трахаться с моими лучшим другом, это был бы просто класс.

У меня отвисает челюсть.

– Я не… – Но уже поздно. Она поднимает окно, давит на газ и стремительно уносится, оставив меня задыхаться от выхлопных газов. – Мы не… Он не… Мы с ним вместе работаем над решением задачи! – кричу я в темноту.

Что глупо, ведь это и есть то, чего она никак не должна узнать.

Я с силой поддаю ногой несколько маргариток [10], растущих на лужайке, захожу в пустой дом и поднимаюсь на второй этаж, чтобы пройти в ванную, и снимаю в коридоре обувь. Одежда словно прилипла ко мне. Я стаскиваю ее с себя и включаю душ, сделав его максимально горячим. Но вода не унимает гнев. Я никогда, никогда не стану трахаться с Лео ДиВинченци. Дэйзи может оставить его себе.

Я все еще трясусь от гнева, вытирая полотенцем волосы и выходя в комнату. И, включив свет, останавливаюсь как вкопанная.

– О боже.

Я бросаюсь к кровати, едва не уронив полотенце. Дрожащими пальцами я открываю черную коробочку для драгоценностей, стоящую на пуховом одеяле. В ней лежит кулон со знаменитым рубином Роузвудов, величиной с ноготь моего большого пальца, великолепным, как всегда. Я аккуратно достаю кулон из коробочки и застегиваю золотую цепочку на шее. Он тяжелее, чем я ожидала. Пальцы скользят по его гладкой поверхности, и я вижу свое отражение в зеркале туалетного столика. Совсем как бабушка.

Слезы щиплют глаза. Тут я замечаю на полу большую спортивную сумку и мою любимую сумку на плечевом ремне от французского коньяка, в которой я храню аварийный набор для шитья. Привезли мои вещи из особняка. По крайней мере, часть из них.

Надев любимые лосины и знакомую старую футболку, я сразу же начинаю чувствовать себя лучше, особенно когда прячу рубин под одеждой. Есть и хорошее в том, что Дэйзи сказала о Лео и мне: она явно ничего не подозревает о наших поисках. Раз она занята разнюхиванием того, что может быть известно отцу Кева, и к тому же считает меня полной дурой, значит, она находится в полном неведении. Только что, когда она предавалась воспоминаниям о том Рождестве, мне на секунду захотелось рассказать ей все. Но это было до того, как она обвинила меня в том, что я сплю с ее лучшим другом, и заявила, что у меня в голове только два нейрона.

Она бы получила подсказку, если бы бабушка хотела, чтобы она тоже знала. Я рада, что ничего ей не сказала. Если бабушка ей не доверяет, то и я тоже.

Я выключаю свет, ложусь в кровать и проверяю, нет ли сообщений от дяди Арбора или от «Балбесов», но ничего не обнаруживаю. В нем вообще почти не осталось заряда, но я вывожу на экран фотку подсказки, которую сделала, прежде чем Лео высадил меня. Записку на всякий случай мы решили оставить у него.

Я перебираю в уме возможные варианты. На куске карты Лео значится загородный клуб, известный самыми вкусными устрицами. Бабушкины любимые. Но бабушка вообще любит поесть. Она также обожает тосты по-французски, то есть ломтики хлеба, вымоченные в смеси молока и взбитых яиц и поджаренные на сковородке, подаваемые в закусочной «Трельяж», и, если бы могла, бесконечно бы лакомилась засахаренным миндалем из бакалеи Уильямса. А еще есть «Какао-Шоколатье», где она покупает трюфели, как тот, который я съела на той вечеринке…

Я не осознаю, что погрузилась в сон, пока вдруг не просыпаюсь и не вижу, что комната окутана длинными тенями. Я нащупываю телефон, и экран ослепляет меня. На нем я читаю предупреждение, что осталось менее пяти процентов заряда. Сейчас три часа ночи.

Я снова накрываюсь одеялом, когда меня резко возвращает в явь звук, видимо, тот же самый, который и разбудил. Скрип шагов на деревянных ступеньках.

– Дядя Арбор? – тихо спрашиваю я, сев и окончательно стряхнув с себя сон.

Но я знаю, что это не он. Эти звуки не похожи на тяжелую поступь дяди Арбора или почти беззвучные шаги Дэйзи. Сердце сжимает страх. Шаги поднимаются, вот они уже на лестничной площадке, приближаются по коридору. Останавливаются перед моей дверью.

И дверная ручка поворачивается.

Глава 13

– Убирайтесь! – кричу я, когда дверь начинает открываться.

Я перекатываюсь по кровати так быстро, что ноги запутываются в пуховом одеяле. Если бы моя комната здесь была так же велика, как спальня в особняке, я бы ничком приземлилась на ковер, но вместо этого ладони с силой врезаются в дверь, и под моим весом она закрывается. Тот, кто находится за ней, явно не ожидал такого, потому что сквозь свой крик я слышу хруст пальцев между дверью и косяком и приглушенный поток ругательств.

Наконец я встаю с колен на ноги, пока тот, кто находится за дверью, снова толкает ее с той стороны и высвобождает прищемленные пальцы. Черт возьми, нет. Я изо всех сил нажимаю спиной на дверь и – слава богу – слышу такой приятный щелчок запирающегося замка.

– Убирайтесь, пока я не вызвала полицию! – ору я.

Ответа нет, но моя спина сотрясается под тяжелыми ударами с той стороны. Телефон лежит на кровати, мне до него не дотянуться. Если мне удастся выиграть время, я смогу схватить его, надеть «Конверсы» и вылезти из окна. Но мне надо заговорить ему зубы.

– Вам лучше убраться отсюда и приложить к пальцам лед! – Надеюсь, он не может расслышать дрожи в моем голосе. Я бросаюсь к окну, молясь о том, чтобы замок выдержал, пока этот тип трясет дверную ручку. Слышится грохот, более громкий, чем прежде. Затем в дверь врезается что-то твердое.