У. Уилер - Зеркало Елены Троянской
Ситуацию несколько разъяснил управляющий имением: Он сообщил Суону, что получил от его светлости подробнейшие письменные указания об обеспечении всех служащих выходным пособием. Джексону причиталась довольно приличная сумма, которая позволила бы ему не торопиться с поисками нового места по крайней мере пару лет при скромном образе жизни. Сам управляющий видел лорда лишь утром, а затем уехал в город, и вернулся около восьми. У него были дела в левом крыле, где располагались в основном гостевые апартаменты, и около девяти или начала десятого часа управляющий был уже в своих комнатах во флигеле. Разбудили его слуги.
Поговорив с другими служащими дома, Суон не добавил ничего более существенного к этим рассказам. Все опрошенные отмечали, что вечером его светлость был бодр и чувствовал себя прекрасно. Он весьма радушно встретил гостя и казался очень довольным его визитом.
Итак, зная всё это, Суон вошёл в палату Гая Флитгейла и пожал ему локоть: Обе ладони пациента, лежавшие на тлеющих бумагах Карниваля, были обожжены и перевязаны бинтами.
— Я, честно говоря, уже не надеялся выйти оттуда живым, — прошептал раненый, слабо улыбаясь.
— Пожалуй, вы обязаны своим спасением мисс Иве, — скромно оправдался Суон.
Чтобы не терять времени, Суон отложил рассказ о спасательной экспедиции. Он не стал расспрашивать Гая о том времени, когда их разговоры с Карнивалем происходили при свидетелях, и сразу обратил Флитгейла к тому моменту, когда Джексон оставил их в кабинете.
* * *— Наша встреча на спиритическом сеансе была редкой удачей. Да, пожалуй, я должен ещё раз извиниться перед вами за моё отсутствие в «Микадо». Я не мог быть там. Но моё предложение о сотрудничестве остаётся в силе, тем более что оно уже началось, я полагаю, — произнёс лорд Карниваль.
Разговор происходил уже после обеда, в личном кабинете лорда на третьем этаже. Лорд Карниваль смотрел на Флитгейла испытующе, взгляд этот был малоприятным, и Гай с трудом преодолел желание уже теперь откланяться под любым предлогом. Но страстное любопытство исследователя было сильнее. Он должен был дойти до конца.
— Теперь я могу показать вам то, ради чего, собственно, я вас и пригласил.
Карниваль подошёл к своему столу, обошёл кресло с высокой спинкой и поднёс руку к небольшой картине на стене. Доска бесшумно повернулась, Карниваль вынул из тайника свои сокровища и благоговейно водрузил их на письменный стол, торжественным жестом предложив Флитгейлу подойти поближе. В кабинете повисла тишина.
— Вы понимаете смысл этих предметов, Флитгейл? — спросил, наконец, лорд, испытующе глядя на гостя.
— Да, вполне, — ответил тот, внимательно разглядывая артефакты.
— Поэтому я и пригласил вас, а не кого-либо другого, — удовлетворённо отметил Карниваль. — Здесь — два. Но у меня ещё есть немного времени, чтобы найти третий. К моему сожалению, пока все мои усилия были тщетны, но я уверен, что вы — тот человек, который способен найти отсутствующее.
Флитгейл, признаться, был в замешательстве. Он, несомненно, понимал общий смысл этих двух предметов, но ему показалось, что Карниваль имел в виду что-то особенное. Это, конечно, были те самые пресловутые «некие предметы», которые составляли главную, если не единственную страсть лорда, но они, казалось бы, совершенно не связывались между собой — ни временем, ни местом своего создания.
— Я могу посмотреть? — Флитгейл протянул руку к скарабею.
Лорд Карниваль усмехнулся, словно одобряя, и сделал приглашающий жест. Он позволил Флитгейлу сесть в своё собственное кресло, сам же остался стоять напротив, опираясь о край столешницы. Скарабей был большим, довольно тяжёлым и очень красивым. Смутное чувство зашевелилось в душе Флитгейла, когда он рассматривал этот амулет. Он был, действительно, очень большим — невероятная редкость; лазурит был ровного насыщенного цвета, эмаль совершенно целая, без единого скола или царапины, такая, будто бы вещь только что вышла из рук мастера, или только что была вынута из захоронения. Форма и работа были безупречны. Иероглифы нанесены ясным, чётким почерком, глубокой гравировкой, и в них легко читалось заклинание египетского погребального обряда, полное возвышенного смирения и уверенности во всесилии вечных богов. Хорошенько рассмотрев амулет и прочтя всю надпись, Флитгейл задумался в неясном колебании, но решил не задавать никаких вопросов, чтобы не раздражать странного хозяина особняка. Гаю всё меньше нравился этот визит. Он уже пожалел о том, что не удосужился оповестить инспектора Суона о том, что отправляется к Карнивалю. Было бы спокойнее. А Карниваль всё же производил впечатление крайне странного.
— Что же, теперь вы знаете больше, чем кто бы то ни было. Не хотите ли ещё шерри? — Карниваль казался совершенно спокойным, даже отрешённым, словно показав предметы Флитгейлу, он перешёл некий Рубикон.
— Благодарю вас, милорд, я глубоко впечатлён вашей коллекцией. Но время позднее. С вашего позволения я хотел бы отправиться домой.
— Вам нет нужды ехать домой в столь поздний час. Для вас приготовили прекрасную комнату. Завтра утром мы продолжим беседу.
— Прошу великодушно простить меня, ваше гостеприимство ошеломляюще, но, полагаю, мне стоит всё же покинуть вас сейчас. Моя работа…
— Глупости! — нетерпеливо воскликнул Карниваль неожиданно жёстко, почти приказным тоном, не терпящим возражений. — Завтра я пошлю за вашими вещами.
— За моими вещами? — оторопел Гай.
— Послушайте, Флитгейл! Не разочаровывайте меня теперь. Вы уже видели достаточно, чтобы сделать определённые выводы. Вы видели моего секретаря, Джексона? Он — полный болван и неуч, совершенное пустое место, хотя усерден, как дрессированная обезьяна. Я не предлагаю вам место секретаря, я слишком высокого о вас мнения. Пока. Я предлагаю вам место хранителя моих сокровищ. И уверен, что окажу вам честь, предложив найти тот амулет, который завершит мою триаду. Нет смысла сейчас обсуждать ваше вознаграждение за эту работу. Я очень богат, и могу распорядиться своим богатством так, как мне заблагорассудится, поскольку через некоторое время, я надеюсь, мне это всё, — Карниваль повёл рукой, словно показывая весь особняк в целом, — уже не понадобится.
— Я должен подумать.
— Думайте, если вам угодно, хотя думать здесь не о чем. Есть только одно правильное решение. Но думать вы будете здесь.
— Но не можете же вы держать меня здесь силой?! — в возмущении воскликнул Флитгейл, поднимаясь из кресла.
— Я? Я могу всё. Неужели вы ещё не поняли этого? Сядьте. Неужели вы полагаете, что я отпущу вас после того, что вы видели?
Карниваль вдруг разразился страшным, ядовитым смехом, и Гай почувствовал, как жуткий холод побежал по спине. В скупом свете электрической лампочки Карниваль выглядел живым мертвецом — с костями черепа, плотно обтянутыми пергаменной кожей, глубокими кратерами глазниц, узкими губами, обнажавшими в отвратительном хохоте жёлтые, неровные зубы.
— У меня уже есть всё необходимое. Вот это — всё, что мне нужно, Флитгейл, не так ли? Эту чашу держал в руках Кублай-хан! Этот скарабей покоился на груди мумии Рамсеса! Не это ли — власть над людьми и временем? Но третье… считайте, что это моя прихоть, мой каприз. Да-да, милая безделица, для того, чтобы моё существование было особенно приятным! Она ускользает от меня, но я не склонен отступать от задуманного. Я стану неуязвим, я буду недостижим для человеческих законов, и только законы Вечности будут властвовать надо мной! Я буду обладать беспредельной, абсолютной властью!
Эта была внезапная, почти истерическая тирада, особо впечатляющая в антураже мрачного кабинета. Нервное напряжение Карниваля дало о себе знать самым жестоким образом: Он неожиданно стал задыхаться, закашлялся глубоким, лающим кашлем, согнувшись, как подрубленная коряга. Когда же он с трудом выпрямился, на его подбородке была кровь.
— Вы, милорд, не доживёте до этой власти. И вы не сможете удержать меня здесь. Я не принимаю вашего предложения, — сказал Гай, осторожно приподнимаясь со своего места.
Медлить было глупо — это был удачный момент для бегства. Карниваль был не в себе. Он выглядел совершенно безумным: По узким, посиневшим губам текла кровь, лорд вытянул руки вперёд, шатаясь, удерживая себя на ногах с трудом.
— Но и вам не суждено выйти отсюда. Ничтожный человечишка, мальчишка, глупец! Я уже не остановился перед убийством, я не остановлюсь и теперь… — прохрипел он, медленно и угрожающе приближаясь к гостю. В его руке был нож, восточный кинжал с тонким лезвием. «Зарезаны, они все зарезаны, — подумал Флитгейл, — и Зулейка, и Купер…»
Флитгейл резко бросился вперёд, к сокровищам, стоявшим перед ним на столе. Он схватил их, рассчитывая остановить безумие лорда угрозой опасности его святыням. Ему казалось низким вступать в противоборство с больным стариком, даже вооружённым. Но Карниваль захрипел, сперва отпрянул назад, затем кинулся на Флитгейла — и тот увернулся от клинка, сжимая в руках чашу и скарабея. Карниваль тяжело повалился на стол. Кинжал выпал из его руки. Гай готов был ретироваться, пока его страшный противник был безоружен, но лорд внезапно вцепился сухими руками в тяжёлый бронзовый письменный прибор на столе, поднял его и швырнул с неожиданной, нечеловеческой силой.
