Наталья Александрова - Тьма над Петроградом
Седоки, выбравшись из пролетки, подошли к домику.
Домик этот выглядел как-то угрюмо и неприветливо.
Мари настороженно огляделась по сторонам и условным стуком постучала в окно.
Тут же в окне приподнялась дерюга, используемая вместо занавески, из-за нее выглянула мрачная физиономия, оглядела гостей и снова скрылась. Прошло еще несколько минут, прежде чем с ужасным скрежетом отворилась входная дверь. На пороге появился сгорбленный старик в валенках и отороченной мехом безрукавке.
– Кто такие будете? – проворчал старик, заново оглядывая приезжих.
– К Петру Спиридоновичу, – сухо ответила Мари. – Долго нас будешь на улице держать?
– А это уж сколько надо, столько и подержу! – ответил старик нелюбезно. – Допустим, это я Петр Спиридонович. А вот кто вы такие, мне ничуть не известно!
– Мы от Марфы Никитичны! – ответила Мари.
– Ну, коли от Марфы, так заходите! – Старик посторонился, но теплоты в его голосе не прибавилось.
Гости прошли в сени, заваленные всевозможным хламом, начиная от сломанного санного полоза и заканчивая гнутой самоварной трубой, проследовали через «чистую комнату», которая, впрочем, не отличалась чистотой, но зато была жарко натоплена. В этой комнате хозяин остановился, зыркнул на занавешенные окна и только потом отодвинул в сторону посудный шкафчик. За этим шкафчиком обнаружилась небольшая дверка, ведущая еще в одну комнатку.
В этой-то комнатке приезжих встретили их старые знакомые – Серж и Луиджи.
– Долго же вы добирались! – проговорил Серж после обычных приветствий.
– Хорошо, что вообще добрались! – ответила Мари, опускаясь на стул. – Борис в Энске попал в ЧК!
– Как это случилось? – спросил Серж, посерьезнев. – В облаву угодил? Не донес ли кто? Не просочилась ли к красным информация о нашей миссии?
– Нет, – постарался успокоить его Борис. – Просто не повезло. На вокзале в Энске столкнулся со старым знакомым.
– Кто таков?
– Большой человек у большевиков. Начальник энского ГПУ Сергей Черкиз. Он меня в девятнадцатом году едва не расстрелял, чудом удалось сбежать. Хотя, в общем, это чудо – вот оно, рядом с вами. – И Борис кивнул на скромно потупившегося Саенко.
– А сейчас что – снова чудо? Не много ли чудес для одного человека? Вы прямо какой-то Николай-чудотворец!
– Сейчас никакого чуда не было. Черкиз сам организовал мой побег.
– Сам?! – с недоверием переспросил Серж. – А вы говорите – не было чуда! Чтобы начальник ГПУ организовал побег арестованного!
– Это было в его собственных интересах… – И Борис рассказал о своем разговоре с Черкизом.
– Впрочем, – добавил он в конце, – он мне ловушку подготовил. Поставил на выходе своего человека, который должен был меня пристрелить… при попытке к бегству. Ну тут уж мне и в самом деле повезло – моя пуля другому человеку досталась, уголовнику, который за мной увязался.
– Я, конечно, извиняюсь, – подал голос Саенко, – мы люди темные, в Питере раньше бывать не доводилось, так не знаю, как здесь у вас положено: кормят людей, которые с дороги приехавши, или без этого обходятся?
– И правда, – вступила Мари, – мы голодны, в дороге намучились, а ты тут сразу со своими подозрениями…
Они с Сержем обменялись только им понятными взглядами, очевидно, Мари сообщила ему, что Борису верить можно. Или следует пока подождать и понаблюдать, как он поведет себя дальше. Борису внезапно стало на все наплевать – верят ему или не верят.
– Петр Спиридонович! – Серж выглянул в горницу. – Петр Спиридонович, найдется у вас что-нибудь гостей наших покормить?
Старик накрыл стол вместо скатерти двумя газетами, бросил деревянные ложки и вытащил из укромного места закутанный в старую мешковину горшок.
В горшке оказалась каша – распаренная дробленка. Старик достал из шкафчика большую пыльную бутыль с зеленоватым конопляным маслом и, близоруко сощурившись, скупо полил кашу. Потом выложил на стол две ржавого цвета чахлые селедки и сказал, усмехнувшись недобро:
– Кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады! Хлеба нету, уж не обессудьте!
Саенко после такой речи крякнул и достал из своих запасов черные сухари и сахар в чистом полотняном мешочке.
– Ох и скудно живешь, дед, – укоризненно сказал он, – чего у тебя в доме много, так это газет.
– Это уж конечно! – подтвердил старик. – Я сторожем в типографии служу, которые газеты бракованные – все мои! А что еда скверная – так раньше еще хуже было.
– Ну, положим, раньше-то лучше было, – процедил Борис.
– Ну, мил человек, – старик засмеялся, показав корешки съеденных зубов, – так это когда было! А в девятнадцатом чего только не ели! Люди с голоду мерли как мухи! Хлеб из лебеды пекли да из мезги! Теперь-то, конечно, господа нэпманы такую торговлю наладили – все есть, только денег нету!
– Петр Спиридонович, вы еды на рынке купите, – сказал Серж, протягивая старику пачку денег, – не шикуйте там, чтобы подозрений не возбуждать, ну да вы и сами знаете…
– Уж как водится… – Старик снова недобро усмехнулся.
Поздно вечером Борис вышел на крыльцо. В доме у старика было жарко натоплено, ему хотелось подышать ночным свежим воздухом. Он обошел дом и увидел во дворе тусклый огонек папиросы. Мари, легонько прислонившись к старому покосившемуся забору, пускала красивые колечки дыма.
И хотя на улице не горел ни один фонарь и окна домика были тщательно завешены – старик боялся посторонних любопытных глаз, – на улице было светло. Усыпанное звездами небо, какое бывает только ранней весной, едва ли не падало на маленький домик, стремясь укрыть его обитателей от всех невзгод в настоящем и будущем. Месяц сиял бледно-голубым светом. Глаза Мари блестели.
– Хорошо! – Борис вдохнул полной грудью холодный, пахнущий антоновскими яблокомами воздух.
– Так бы и полетели туда, в это небо, как хвостатая комета… – насмешливо, но не зло сказала Мари.
– Вы правы. – Борис не обиделся. – Хотелось бы улететь от всего этого безобразия далеко-далеко, начать там новую, счастливую, жизнь, забыть все…
– Я не хочу забывать! – Голос ее хлестнул Бориса, как казацкой нагайкой.
– Вам не надо забывать их, своих близких, родных людей. Пускай они всегда будут с вами. Надо забыть все, что было потом, – твердо ответил Борис, – иначе вы не сможете дальше жить.
– Я живу местью, – она сказала это со страстью, – я должна отомстить за то, что с ними сделали!
– Вы уверены, что мстите тем, кому нужно? – осторожно поинтересовался Борис.
– Это не важно, – отмахнулась Мари, – все они виноваты. На каждом лежит какая-то доля вины.
– В общем, да, – согласился Борис, – но Бог, вернее, черт с ними со всеми! А вы, вы еще больше разрушаете свою душу местью!
Мари отвернулась и загасила папиросу. Небо по-прежнему пыталось накрыть их с головой. Было тихо, ни голоса, ни собачьего лая не доносилось издалека.
– Возможно, вы правы, – сказала Мари после долгого молчания.
Борис приблизился к ней и мягко положил ладонь на ее руку, вцепившуюся в забор. Понемногу из ее руки ушло напряжение, так стояли они долго-долго, смотря на звезды, пока одна не упала. Борис загадал желание – увидеться с сестрой в этом году. Что загадала Мари, осталось тайной.
Они бы не ушли еще долго, но Саенко выглянул из-за угла и бросил сердитым шепотом, что старик сам спать не ложится, пока дверь не заперта, и людям заснуть не дает.
– Сейчас идем! – недовольно буркнул Борис. – Экий ты, Пантелей… такое мгновение нам испортил!
Саенко не ответил, он уже плюхнулся в горнице на лавку, прикрылся шинелью и тихонько посапывал.
Мари как женщине хозяин предоставил лучшее место – кровать в дальней комнате. Судя по спинкам, украшенным бронзовыми виньетками, кровать в свое время была реквизирована в каком-нибудь богатом купеческом доме.
Сам хозяин спал на топчане за печкой, Луиджи довольствовался сундуком, он прекрасно помещался на нем в силу маленького роста.
Для Сержа и Бориса старик бросил на пол матрас, набитый сеном.
– Подвиньтесь, ваше благородие! – Борис ткнул Сержа в бок.
Тот крутанулся на месте и оглядел Бориса совсем не сонными злыми глазами.
– Не зарывайся, – еле слышно сказал он, – не на прогулку мы сюда приехали. В Париже будешь с дамочками гулять и голову им морочить…
– Вы забываетесь! – мгновенно разозлился Борис. – Это вас совершенно не касается!
До Сержа, надо полагать, дошло, как глупо они выглядят – ругаются, лежа на полу, и он замолчал, отвернувшись.
Сено было колкое, серое солдатское одеяло пахло карболкой. Борис немного поворочался и вспомнил, как вчера ночью в поезде горячее тело Мари прильнуло к нему, как он качал ее на руках, она прижималась к нему щекой, и ресницы щекотали его голую грудь.
Серж, будто почувствовав его мысли, рывком дернул на себя одеяло. Но Борис этого не заметил – он крепко спал, и на губах его бродила счастливая улыбка.
